Я жду, когда ты вернешься, ведь в этом нет ничего особенного, но ты упрямо продолжаешь пялиться в окно. Неужели там интереснее, чем со мной? Или ты тоже не знаешь, что теперь делать и говорить?

Я знаю лишь, что к нудной химии возвращаться совсем не хочется.

Поднимаюсь — ты и ухом не ведешь — и становлюсь позади тебя. И это тебя не волнует, все так же пялишься в тупое действо за окном.

Пока ты такой молчаливый и отвлеченный, я могу сделать движение к тебе сам, не с твоей подачи. Я могу, осторожничая, проявить себя.

Подхожу чуть ближе и кладу уверенно руки тебе на талию. Ты стоишь, будто и не дышишь, и это позволяет мне сделать что-нибудь еще. Например, встать еще ближе и наклониться так, чтобы мои губы чуть соприкасались с кончиком твоего порозовевшего ушка. Горячий воздух из моих легких? Или просто ты не такой уж крутой?

Ничего не говоришь, замер, внутренне наверняка собрался, может, обдумываешь…

Черт, Драко, ты не поверишь, но до меня только что дошло, что ты гей. Черт, и, без сомнений, я тоже. Может, я должен опечалиться? Расстроиться? Но почему мне так хорошо? Будто эти годы я шел шаг за шагом к простому пониманию? К осознанию.

Не зря я тянулся к тебе, думал о тебе, ждал тебя…

И, видимо, ты все понимал… Спасибо, что не торопил меня. Это важно.

Я голубой. Кто я для общества?..

Пока я думаю, не замечаю, что ты повернул голову и пристально смотришь на мои губы. Но, увидев мой взгляд, ты снова отворачиваешься и делаешь глубокий решающий вдох.

… и хорошо мне, потому что я не один, Драко.

И этот твой вдох, будто принятие решения, не нужен вовсе. Я хочу сделать все сам. Отдай мне чертову ответственность.

Перемещаю плавно руки на твой живот и сцепляю в замок. Никуда ты от меня не денешься. Теперь, когда я понял все.

Ты не дергаешься, не задаешь лишних вопросов, а просто кладешь холодные, ласковые руки поверх моих и сам же сцепляешь их. Будто накладывая печать поверх замка.

Каким же я был идиотом! Все, абсолютно все встало на свои места. И взгляды, и слова. И это непонятное отчуждение между нами порой — это все непринятие правды. Пелена застилала скрытый смысл наших отношений.

Хотел тебя… Как именно хотел? Почему я ни разу не посмотрел за слово «хочу»? Почему я думал, что все просто? Оказалось, что все еще проще.

Усмехаюсь. Как же мне хорошо! И, чтобы скрыть свою радость, утыкаюсь тебе в шею. Ты дергаешься, но только я хочу отойти, подумав, что делаю что-то не то, ты сжимаешь крепче руки и облокачиваешься немного на меня спиной. Мы тесно прижаты друг к другу, и это так естественно, как провожать тебя до дома день ото дня.

Немного поднимаю голову и вижу, что место, где шея плавно перетекает в плечо, усыпано мелкими мурашками. Это так совершенно, меня так и подмывает лизнуть это место. Что я и делаю.

Ты судорожно выдыхаешь, и я еще раз кончиком языка провожу по нежной коже, и еще… и еще… В конце концов я просто начинаю вылизывать твою шею, все, что не закрыто воротом твоей рубашки.

Притягиваешь меня еще ближе, хотя казалось, что это невозможно, и открываешь свою шею, откидывая голову на мое плечо. Мне хочется сделать что-нибудь этакое, приятное для тебя и для меня — слегка прикусываю кожу и немного оттягиваю, на что ты непривычно счастливо посмеиваешься. Я зализываю и получаю шепотом твое «щекотно».

Не знаю зачем, какой-то инстинкт во мне говорит, что твою шею нужно куснуть. Не сильно, но так, чтобы остались следы от зубов. Теперь я слышу себя, слышу свое я, и с наслаждением слушаю его.

Кусаю, зализываю и отстраняюсь — еле заметные следы от зубов и моя слюна. Такая нежная кожа… я же совсем не сильно. Снова возвращаюсь к этому месту, провожу языком и опять зажимаю, кусаю, втягиваю, посасываю…

— Тс-с… не оставляй… не оста… следов… — никогда не слышал такого бархатисто-нежного голоса.

Отрываю свой присосавшийся рот от твоей шеи со смешным пробочным звуком. Черт, я никогда не был счастливее. Мне хочется то ли смеяться, то ли сетовать, что столько времени потеряно… А вот от тебя уходить однозначно не хочется.

Пока я улыбаюсь, как дурачок, ты отрываешь руку от нашего замка и прикасаешься к моей щеке. И все, что я успеваю увидеть — это твои теплые, наполненные чистой, ласковой водой глаза. Они не серые, не бесцветные — они небесные, водные, сияющие. Ты прикасаешься своими губами к моим, и я закрываю глаза, чтобы утонуть в этом счастье.

Это невинно, совсем по-детски, но в паху отчего-то начинает ныть. Кажется, это голод. У меня просыпается аппетит, и этого поцелуя становится недостаточно.

Я приоткрываю рот и пропускаю твой язык, что до этого легонько лизнул мою нижнюю губу. Ты проходишься кончиком по небу, и мой язык соприкасается с твоим. Ты еще вечность хозяйничаешь в моем рту, а потом отстраняешься, и мне приходится открыть глаза.

— Сделай так же…

Вот сейчас я понимаю любую сказанную за столько лет тобой фразу. Возобновляю наш поцелуй и проникаю своим языком в твой рот как можно аккуратнее, но выходит все равно вероломно. Так мокро, мягко, я понемногу перестаю ощущать этот мир. Пропадают звуки, пол из-под ног, мозг… только ты есть в моих руках. И я лишь ощущаю, как хорошо бывает с тобой. А ты… ты просто наслаждаешься.

— Дубина! Проваливай или неси нормально! — мы одновременно вздрагиваем, и с очередным смешным звуком наши губы перестают ласкать друг друга.

— Блять! — немного нервозно, со злостью прикрываешь шторкой окно, лишь бы не видеть того мужика, что портит нашу идиллию.

Я хихикаю и снова утыкаюсь носом в твою шею. Мне как-то наплевать на мужика, гораздо важнее то, что сейчас здесь между нами. Мной и тобой, Драко.

Ты продолжаешь смотреть на штору, будто видя на ней марсианские символы, а я провожу рукой по твоему животу вверх. И, начиная с самой верхней пуговицы, очень медленно я расстегиваю твою рубашку. Движение пальцев, одна… ниже, движение, вторая… ниже… и так до конца, периодически ощущая, как звонко и гулко бьется твое сердце, отдаваясь ударами в моем.

Когда полы твоей школьной рубашки расходятся, ты резко поворачиваешься и, обнимая за плечи, целуешь, нападая, покусывая. Мне так нравится, я с упоением следую твоей игре, поддаюсь, нападаю, я забываю этот мир. Все не так, как я знал и думал.

Меня будто окатывает водой, когда ты немного отодвигаешься, и я понимаю, что уже лежу на кровати под тобой.

Ты нависаешь надо мной, а глаза будто под мутной пленкой, и только я хочу спросить у тебя, что же дальше, как твоя рука ложится на мой член. И все, что я могу, это сипло выдохнуть сквозь зубы и задрать голову, лишь бы не видеть выражение твоего лица. Так выглядит похоть, Драко. Ты выглядишь, как похоть, сильно концентрированная.

Я начинаю сильно стонать, когда твоя рука принимается за поглаживания, и волей-неволей я смотрю на твое лицо. Я не знаю, чего мне хочется больше — кончить, глядя на тебя, или попросить тебя прекратить, потому что это слишком грязно, слишком… и твоя мама в доме. Драко, как мы можем делать это, когда твоя мама под боком? Некультурно выходит — ты впускаешь в дом человека, а он в комнате устраивает разврат с твоим сыном. А если она зайдет?

— Драко, ты… дверь… — сил хватает лишь на то, чтобы схватить твою руку и отлепить от своего изнывающего члена.

— Что? — твой взгляд совершенно безумный, и я представляю твои усилия, приложенные всего для одного слова.

— Дверь… закрой чертову дверь… хотя бы, — я хоть и могу сказать больше слов, но после этого чувствую себя еще грязнее. Потому что я соглашаюсь на все, что произойдет в этой комнате за закрытой дверью.

Ты смотришь мне в глаза и, облизывая пересохшие губы, издаешь: «А-а-а, точно», быстро поднимаешься с кровати, и через секунду раздается щелчок замка.

И вот снова мы обнимаемся, а твои пальчики пробегаются уже по моей почти оголенной груди. Когда ты начал расстегивать мою рубашку? Я ничего не соображаю, меня утягивает в водоворот наслаждения повторно.