Может быть, это и заблуждение известного социолога, но, думается, это — великое заблуждение. Над ним стоит (простите за повтор) задуматься.

(Цитата приведена мною по книге “Политические деятели России. 1917” под редакцией очень близкого мне историка академика Павла Васильевича Волобуева, ныне покойного, и других моих добрых соратников по книге “Урок дает история” — докторов наук В.П. Данилова, В.В. Журавлева, А.П. Ненарокова…).

Я часто удивляюсь: почему не только политики еще сталинской выделки, но и те, кто Иосифа Виссарионовича, как говорится, в оригинале не читал, а только в разного рода изложениях и толкованиях, панически боятся раскрыть томик прежде гонимого социолога, мыслителя, полистать якобы “вражескую” газету или журнал? Ленин, к примеру, всегда начинал рабочий день с чтения не только “Правды”, но и не очень-то приятных для вождя большевистской партии изданий (тогда, к счастью, не было телекатастрофических новостей, способных вышибить мозги даже у самого гениального человека).

… Что стоит за суждениями наших оппонентов? Иное понимание исторических событий, которого незачем бояться. Нам недостает смелости отказаться от стереотипов линейного мышления, от трясучей боязни всего, что, по представлениям партноменклатурщиков среднего звена, отклоняется от линии партии, ими усердно испрямляемой, даже когда это прямой путь в тупик.

Хочу, кстати, популярно — по В.С. Высоцкому: для невежд — пояснить, что, если мне не нравится бесчеловечность нынешней “реформы”, это еще не значит, что я закоренелый ретроград и только и мечтаю о “возвращении старых времен”, о “восшествии на престол” Брежнева, Черненко и даже Горбачева. А значит, и того режима, который в памяти людской связывается с их именами. Ведь что именно связывается?

Я уже приводил ленинскую мысль о “недостатке культурности у того слоя, который управляет…”За десятилетия слой этот не только не восполнил недостаток культурности — он сделал его, этот недостаток, краеугольным камнем своей выживаемости и торжествующей поступи к вершинам власти. Вечный порок возвели в достоинство. Сделали его даже принципом партийности творчества, искусства.

Приведу рассуждение Гелия Коржева, народного художника СССР, из его выступления на VII всесоюзном съезде своих коллег по искусству:

“…над реализмом всегда нависал призрак неправды. Некрасивая дама требовала придать своим чертам сходство с богиней красоты, жалкий властитель заказывал изображение триумфа своей мудрости, а сластолюбивый кардинал требовал для себя высокого духовного экстаза в соседстве с самим богом. И бедные художники брались за кисти и, как могли, мастерством прикрывали ложь.

Уж если чему и досталось в период застоя, то это реализму. Долгое время, неся бремя единственного и государственного направления, он дряхлел(см. П. Сорокина. — А.И.) под грузом несвойственных ему поручений. Что-то нужно было воспеть, что-то отразить, что-то отметить. И всегда что-то мы не успевали отразить, не так и не тем голосом воспевали, что-то очень существенное ускользало из-под кисти.

Много было забот у реализма, кроме одной: говорить правду, говорить честным голосом правду. Вот этого-то и никто не требовал”.

Что тут скажешь? Обойдусь комментарием, который сделал тогда, выписывая горькие, но правдивые мысли из газетной публикации: Мудёр старик!

В одной из глав этой моей книги вы найдете похожие рассуждения Эдварда Грига, норвежского композитора, всемирно и навечно известного, о поразительном невежестве власть имущих.Его невозможно заподозрить ни в симпатии, ни в антипатии к российским большевикам — Григ просто не ведал об их существовании, он просто страдал от непонимания творческого начала в человеке — неважно кем: королями, императорами, знатью или заурядным письмоводителем, цензором, инквизитором….Этот пример исторического характера говорит лишь о том, что пресловутые большевики и застойщики-перестройщики,давно утратившие такие черты настоящего большевизма как готовность к самопожертвованию, не выпрыгнули откуда-то, будто чёрт из табакерки, — они несут в себе генетическую преемственность, вечную традицию противостояния Правде как творческому осмыслению жизни.

Великий Гегель, размышляя об основах мира, о сущности бытия, пришел к выводу о существовании “абсолютной идеи”, которая явилась “до появления природы и человека” и определила законы развития мира и бытия. Его поправил Ф. Энгельс: “Ошибка заключается в том, что законы эти он (Гегель — А.И.) не выводит из природы и истории, а навязывает последним свыше, как законы мышления”.“Отсюда — цитирую Энгельса, — и вытекает вся вымученная и часто ужасная конструкция: мир — хочет ли он того или нет — должен сообразоваться с логической системой, которая сама является лишь продуктом определенной ступени развития человеческого мышления. Если мы перевернем это отношение, то все принимает очень простой вид, и диалектические законы... немедленно становятся простыми и ясными, как день”.

Энгельсу оказалось под силу, хотя и не без издержек, перевернуть “это отношение”. Мы же, как водится, чего-то недовернули и пытались взять из всех богатств, накопленных и выработанных человечеством, только то, что было под силу понять и осмыслить нам, людям отнюдь не богатырской духовной силы. Принялись гнуть человека и человечество даже не под логическую, философскую, а под идеологическую систему, да еще порядком искореженную. Под аппарат, назначенный “тащить и не пущать”.

Это имело огромные практические следствия.

Поясню на примере весьма трагическом — Чернобыльской катастрофы.

Из газетного интервью 1989 года (А и Ф, № 28):

“… В чем парадокс? Когда трудно, когда речь идет о судьбе страны, умным, инициативным людям позволяют проявить себя. Но как только обстановка нормализуется, они становятся неугодны.

Почему? Да потому, что независимы, имеют свое мнение, одним словом, ими трудно помыкать. Я (руководитель центра информации в Чернобыле А. Коваленко. — А.И.) был свидетелем, как инструктор обкома учил доктора наук Игнатенко (с октября 1986 года — генеральный директор объединения “Комбинат”. — А.И.) методам повышения безопасности реактора”.

Не стану комментировать, а лишь процитирую дальше газетное интервью, которое мне представляется правдивым:

“…одна из причин критического положения в стране (1989-й год — А.И.)состоит в том, что у нас решения принимают одни, а отвечают другие”.

“При нашей системе управления и принятия решений АЭС и не могла быть безопасной. Поэтому главный вывод таков: взорвалась не станция, а наша административно-бюрократическая система”.

“… самое удивительное, что отвечает за все Совмин, а решения принимают в ЦК, но при этом практически никакой ответственности за них не несут”.

Прерву цитирование. Не о том ли говорил и последний глава Совмина Союза ССР Николай Иванович Рыжков на одном из совещаний вЦК КПСС? Его выступление, полностью опубликованное в “Правде”, было, по моему восприятию, криком не “плачущего большевика”,каким с ядовитым сарказмом представили гонимого волчьей стаей вольных рыночников советского премьера, а призывом: пора опомниться! Что же мы делаем? Куда ведем страну? Почему правительство превращают в мальчиков для битья, не давая ему реальной власти?

Так и вижу за всеми известными и неизвестными антиправительственными вылазками охотничью повадку одного партийного идеолога….

Я спрашивал пост-фактум Николая Ивановича, возглавлявшего общественный редсовет “Правды”: что вы, член Политбюро, предпринимали, чтобы не допустить такого-то решения? Как оно вообще разрабатывалось и принималось?

— Сейчас уже не всё помню. Заседания Политбюро отнимали почти целый день, а у председателя Совмина, как вы понимаете, множество неотложных дел. Обычно, когда вопрос не касался лично меня, я просматривал текущие документы.

Вообще-то атмосфера на заседаниях ПБ была вполне демократичной. Можно было высказываться, возражать. Но большей частью вопросы, а значит и ответы на них были проработаны заранее. И все же, когда дело касалось сложных проблем, подготовленные аппаратом документы возвращались на доработку….