Вы представляете, чтобы депутат, а теперь и губернатор, и член Госсовета РФ интернационалист Роман Абрамович “сдал” ставшего неугодным верховной власти бывшего депутата РФ Бориса Абрамовича? Нет? Я — тоже. Он лучше купит аглицкий футбольный клуб, набьет его мировыми футбольными звездами и, подобно О. Бендеру, прогремит на всю планету. Возможно, чтобы отомстить нам, русским,за чудного лесковского мастера Левшу, сумевшего со товарищами подковать в Туле аглицкую блоху. Приглашенного англичанами посмотреть Европу и остаться там, но скончавшего дни свои в российской нищете и беспамятстве, в “желтом доме”. А возможно — чтобы, в случае крайней нужды, поселиться на богоизбранном британском архипелаге, поближе к БАБу, недавнему народному избраннику от одной из неблагополучных российских окраин, поверившей, что под крылом олигарха народонаселению округа заживется весело, вольготно на Руси. В отличие от царя Николая II беглый олигарх сходу получил в Альбионе политическое убежище.

Перечитывая из любопытства книгу Бориса Федорова, недавнего предводителя депутатской группы “Либерально-демократический союз 12 декабря”, вывесившего было перед нашим домом на Ленинском проспекте большой экстраординарный плакат: 50 000 000 жертв коллективизации и репрессий никогда не проголосуют за коммунистов, я обнаружил в хитроумнойисповеди бывшего сотрудника ЦК КПСС, идейного антикоммуниста, характерное признание. Оказывается, когда в декабре 1994 года Борис Георгиевич попал в Госдуму и возглавил, как “наиболее известный человек”, вышеозначенную группу, он обнаружил в ней “много…индивидуалистов, циничных карьеристов и случайных людей. Большинство жаждало поездок за границу, денег, “завязок” в Москве, должностей”. “Достаточно сказать, что в группе некоторое время состоял депутат-предприниматель Скорочкин, который вскоре перешел к “жириновцам” и через год был убит”.

Конечно, как каждый автобиограф, Борис Федоров изрядно лукавит и ставит себя в неловкое положение. Ведь если ты “самый известный человек”, прошедший, после ЦК КПСС, гайдаровско-чубайсовско-черномырдинскую школу, то не мог же не знать, на какой лжи и крови были замешаны “демократические” выборы 93-го. Не мог не знать и о том, что ситуацией не замедлили воспользоваться лжецы и кровопийцы, разного рода Чичиковы и Ноздревы, Расстегаевы и Лопахины, Тяпкины-Ляпкины и Угрюм-Бурчеевы…А к какой чистой категории депутатов Борис Георгиевич относит себя?

Этот же вопрос стоит задать и многим другим политикам. Они что, никогда не открывали ни одной книги классиков мировой художественной литературы, где пагубность сращивания политики и денег исследована до мельчайших подробностей? Достаточно (повторю за Б. Федоровым) назвать имена Диккенса, Бальзака, Сноу (“Коридоры власти”), Гоголя, Достоевского, Льва Толстого, Драйзера…

Они, политики, разве и до сих пор воспринимают как ненаучную фантастику беспощадные фильмы Стэнли Крамера, Анджея Вайды, Бергмана, Феллини, Копполы, которыеотнюдь не разделяли “аморальных”, помнению яковлевского пошибалибералов, коммунистических идей?

Специально не называю советских кинорежиссеров: они могут быть предвзятым читателем заподозрены в совковом, ущербном мировосприятии — как лилипуты и гуингмы (лошади) у Джонатана Свифта, живущие или жившие по ненормальным законамбытия.

Меж тем человек живет в предлагаемых ему временем, историей и жизнью обстоятельствах. Это превосходнопонимал великий режиссер Константин Сергеевич Станиславский. Может быть, отсюда и родиласьего гениальная система работы с актерами. К несчастью, политикам, в отличие от актеров, не повезло: они не проходят школу Станиславского, в лучшем случае — раннего Мейерхольда, и то заочно, а часто и понаслышке, по наивности путают Михоэлса и Мехлиса ( последний, кстати, числился одно время редактором “Правды”, притом не без вреда для газеты).

Мы с Владленом Терентьевичем ничего этого, конечно, не учли, и наша революционно-демократическая романтика в отношении Партии Правды явно зиждилась на песке.

Но уж лучше помечтать, чем послушно, как оскопленные волы, плестись за никем не управляемой реальностью. Сервантесовский Дон Кихот, тот и с мельницами воевал, а остался в памяти мыслящего человечества, как рыцарь, который “подвигов не совершил, но …погиб, идя на подвиг”.

Наверное, это и впрямь утопия: соединить в одно целое партийную обособленность и дисциплину, практически неизбежную, как говорят, по определению, и демократию, когда не вожди управляют народом, а он диктует вождям нормы и принципы большой политики.

Наивно думать, что самым демократическим голосованием можно решать: что есть Истина, какая дорога действительно ведет к Храму.

Да такой возможности и не предусмотрено партийным уставом, который, как непременно выясняется, для вождей организации — превыше всего, но — не указ.

Вот пример из теперь уже давнего прошлого. На одном из партийных съездов, если не ошибаюсь, на ХVI, был принят устав ВКП (б), в котором самым большим проступком коммуниста (сиречь большевика) считалась неискренность перед своей Контрольной комиссией, которые созданы были “от Москвы до самых до окраин” с весьма благородной целью — не допустить, чтобы члены правящей партии использовали свое положение в личных, тем более корыстных, целях.

А такое случалось, о чем говорилось в политическом отчете ЦК еще на VIII съезде, особенно при переделе “буржуинской” собственности, вплоть до подушек и перин из богатых домов и усадеб свергнутых революцией прежних хозяев жизни. Это, впрочем, описано, и достаточно сочно, в художественной литературе — у Андрея Платонова, Михаила Булгакова, например, и у Михаила Шолохова: помните сцену из “Тихого Дона”, когда взбудораженные конники “воюют” с сундуками в богаческой усадьбе, примеряя на себя панталоны с ажурными кружевами, явно не мужского назначения?..

В начале 20-х затеяли даже дискуссию: совместимы ли партийные устремления с нормами общежитейской морали? В “прениях” приняли участие Н.К. Крупская, А.В. Луначарский, другие видные деятели компартии. А верховным арбитром выступал большевик Арон Сольц, которому кто-то присвоил неформальное звание — “совесть партии”.

У меня, скажу честно, нет ни малейшего желания копаться в биографии этого приснопамятного деятеля. Но я — на всякий случай — пролистал “Биографический словарь” “Политические деятели России. 1917”, где, увы, не нашел ни строки о замечательном борце за превосходство партийной целесообразности над общечеловеческой моралью. В моей домашней библиотеке хранилась, кажется, книжка об этой исторической дискуссии, но как найти ее в тысячах книг? Когда-нибудь, возможно, подвернется под руку…

Ограничусь эпизодом, рассказанным (или придуманным) Юлианом Семеновым -Ляндресом, сыном известного журналиста и редактора “Известий” (главы его “Ненаписанного романа” опубликованы в перестроечное время на страницах “Вечерней Москвы”). Так вот совесть партии Арон Сольц, будучи членом Президиума всесильной организации -Центральной Контрольной Комиссии (на всякий случай пишу все слова ее названия с большой буквы), а заодно и членом Верховного суда, вполне демократически — задолго до Ельцина — ехал на работу, пользуясь общественным транспортом, проще говоря — трамваем. А тот трамвай был битком забит несознательной рабоче-служащей массой, да еще на каждой остановке, как писал Ю. Семенов, в него старались пробиться все новые и новые настырные пролетарии. Тщедушному Арону Сольцу, вполне естественно, места в переполненном трамвае не нашлось. Да еще так случилось, что один неотесанный гражданин долбанул локтем “совесть партии”, отчего та (или тот) так и осталась на тротуаре. Впрочем, вместе с невежливым гражданином, которому А.А. Сольц, член РСДРП с 1898 года, мертвой хваткой вцепился в одежонку и держал его будто Марат или Робеспьер главного врага народа во время Великой французской революции.

Поблизости от остановки дежурил милиционер или красноармеец, к которому Сольц и приволок трамвайного злоумышленника.