Женщина подняла взгляд на вошедшего ребенка:

-Корсакова, чего тебе?

Кира молча подошла к обшарпанному столу и посмотрела на женщину:

- Можно мне выйти во двор к другим детям?

- Ты сама знаешь ответ, иначе была бы уже на улице.

- Мне ничего не болит, я уже совсем здорова, можно мне, пожалуйста, выйти на улицу? - еще раз спросила девочка, на этот раз посмотрев воспитательнице прямо в глаза.

Девочка и сама не знала, откуда в ней появилась эта дерзость не только придти сюда, но вот так повторять свою просьбу дважды. И из-за одной такой попытки воспитательница могла выйти из себя и запросто запереть ее в чулане на пол дня, вне зависимости от того, простужена Кира была или нет.

-Тут не ты решаешь, насколько кто болен. Выйди,- бросила женщина и опять уткнулась в разложенный на столе кроссворд. Ее одутловатое лицо чуть покраснело, и было видно, что разговор ей досаждает.

Но Кира отчего-то не могла оторвать ноги от поцарапанного паркета. Не может она вернуться обратно в спальню, не может! Только не после того, как набралась храбрости прийти сюда и уже озвучила свою просьбу.

-Но ведь это несправедливо! Меня не пускают только потому, что отдали мою летнюю обувь Арбатовой, а не потому, что простуда не прошла!

Кира и сама не знала, как эти слова вырвались у нее изо рта. Женщина тоже посмотрела на нее с удивлением. Обычно этот ребенок был настолько сам в себе, что и слова было не вытянуть. По лицу девочки никогда не возможно было понять тут ли она вообще.

Однако удивление воспитательницы длилось недолго, постепенно сменяясь разгоравшейся яростью.

- Ты похоже забыла, каково это сидеть в темноте голодной весь день? - прошипела женщина, покрываясь красными пятнами.

- Прекрасно помню,- ответила Кира, сжимая руки в кулаки. Желание отстоять свою правоту было настолько сильным, что девочке казалось, что даже, если поток рухнет, она не сдвинется с места. Она спокойно смотрела в глаза встающей из-за стола воспитательницы, и на лице ее не дрогнул ни единый мускул.

"Мне нужно выйти отсюда, нужно! Я задыхаюсь, как вы можете этого не видеть?"- лихорадочно проносилось у нее в голове,- "Я могу надеть чужую обувь или идти босиком, мне все равно. Только, пожалуйста, выпустите меня."

На мгновение ей показалось, что женщина ударит ее по лицу: столько ярости было в ее взгляде. Однако воспитательница замерла, а потом и вовсе опустилась обратно на свой стул. Ее лицо постепенно приобрело свой обычный цвет, краснота ушла, а взгляд стал немного сонным. Она как будто забыла, что тут вообще происходит.

-Ну, раз ты больше не можешь сидеть взаперти, то можешь одеть чужую обувь и выйти во двор,-проговорила женщина, и Кира от удивления чуть не вскрикнула. Женщина говорила ее, Кириными словами, словами, которые сама Кира вслух не произносила. Воспитательница что, читает ее мысли?

Девочку замерла, не в силах пошевелиться.

-Чего ты застыла, Корсакова? - переспросила женщина немного удивленно.

И тут до Киры дошло, что женщина тут ни при чем. Это все сама Кира, она так отчаянно хотела донести до воспитательницы свои эмоции, свое желание выйти на солнце, что каким-то образом женщина не по своей воле стала хотеть того же самого.

Все еще опасаясь, что это злая шутка, девочка сдавленно переспросила:

-Можете мне выписать пропуск?

Женщина размашисто махнула ручкой по клочку бумаги и протянула Кире.

Девочка выхватила листок и бегом вылетела из кабинета. В крови было столько адреналина, что, казалось, ступни не касаются пола, так быстро она бежала.

Тот первый раз Кира запомнила, как нечто необъяснимое, волшебное, какое-то свое особенное везение. Чего нельзя было сказать о более поздних воспоминаниях.

Чем старше она становилась, тем более болезненными последствиями оборачивались подобные эксперименты. Сначала, изменяя чужие эмоции, Кира просто как будто уставала и не могла потом пару часов что-то делать, затем ее мучила головная боль, а в старших классах и вовсе начали преследовать видения, из-за чего приемные родители пригрозили сдать ее в психушку.

- Пожалуйста,- попросила Марта, хватая подругу за руку и тем самым возвращая ее к реальности.

Кира закусила губу, а затем кивнула. Если Марте кажется, что другого выхода нет, то она попытается.

- Один человек или несколько?- спросила девушка.

-Один, тот что, в светлом пиджаке,- быстро ответила Марта, на этот раз не оборачиваясь.

-Тогда позови его сюда, а сама возвращайся. Мне будет легче сосредоточиться, когда рядом не будет мельтешить народ.

Подруга кивнула и чуть заплетающейся рваной походкой вернулась к столику и что-то прошептала сидящему на краю мужчине.

Кира сжала переносицу пальцами. Желудок скрутило волной боли, и она вспомнила, что давно ничего не ела. В висках пульсировала кровь, словно барабанными палочками отбивая ритм звучащей музыки. Она была не в лучшей своей форме.

-Как тебя зовут, милая? Марта так и не назвала твоего имени,- раздалось у нее над ухом, и девушка обернулась.

Тот самый мужчина, который обнимал подругу за столом. Абсолютно незапоминающаяся внешность, дорогие часы, пьяная замедленная речь. Последнее может стать проблемой. Алкоголь меняет сознание человека, делает восприятие другим. И Кира не была уверена, на руку ей это или нет.

- Отойдем? - произнесла она, кивая в сторону выхода.

Мужчина, казалось, не расстроился, что его вопрос проигнорировали, он лишь кивнул и улыбнулся. На этот раз улыбка вышла еще более неприятной, и Кира поспешно отвернулась и направилась в указанную сторону. Ей нельзя сейчас чувствовать отвращение или неприязнь, это помешает настроиться на нужную волну. Они спустились на подземную парковку, но вместо того, что пойти к машине, мужчина остановился за первой же колонной, было видно, что его съедает нетерпение.