- Никто. Не смеет. Трогать. Меня. - Пугающая жажда крови, заполнившая номер команды Суны была настолько плотной и густой, что, казалось почти затопила собой помещение и не давала двинуться. - Или я убью вас.
В повисшей тишине было отчетливо слышно шуршащее перекатывание песка, сдавленное шипение джоунина и едва уловимый хруст костей. Посчитав, что подобной демонстрации достаточно, джинчурики освободила руку старшей куноичи, после чего скрылась в своей комнате.
- Баки-сенсей, вы как? - Бросился к наставнице сбросивший наваждение Темару.
- Ксооо... Я нормально. Ах... дерьмо, принеси бинты! - Прохрипела Баки, сплевывая кровавую слюну. На её руку было больно даже смотреть: жесткий песок стесал кожу, обнажив мясо и мышцы. Немного успокаивало только то, что кость была цела - ведь при желании, Гаара могла перемолоть руку в мелкий фарш.
"Проклятый демон!" - Негодовала женщина, пока два других её подопечных помогали ей с первой помощью. - "Как ЭТО может быть дочерью Казекаге-сама?!"
Гаара вошла в свою комнату. Оглядев небольшое помещение, она уселась на придвинутой к стене кровати ближе к углу комнаты. Её лицо было беспристрастным, словно это не она минуту назад едва не искалечила своего джоунина-наставника. Почему? Ответ был прост - ей было безразлично. Она не придавала чужой жизни никакой ценности. И если бы Мать потребовала тогда крови, она с радостью утолила бы Её жажду.
Гаара была социопатом. Не сказать, что это была полностью её вина: девушка не всегда была такой. В детстве она была очень доброй девочкой и хотела иметь много друзей. Но эгоистичные и эфемерные "потребности Деревни" были много сильнее маленького и беззащитного ребенка.
Изначально, обстоятельства сложились против Гаары, словно сама судьба вознамерилась её уничтожить. Нестабильная политическая обстановка в стране Ветра и проигранная война сильно поколебали положение Суны. Еще хуже было то, что даймё взял курс на намеренное снижение военной силы Суны, видя в ней угрозы своей власти, и из-за этого отдавая предпочтения шиноби других деревень. Власть Казекаге стала шаткой, а постоянное ослабление деревни только усиливало гомон недовольства.
Казекаге была гордой и властной женщиной. Часть совета могли быть не согласны с её решениями, но Казекаге крепко держала свой титул, силой демонстрируя главенство и права задавать курс Суны. Тем не менее, она не могла полностью уничтожить оппозицию, а из-за череды неудач уже пошли разговоры о необходимости сменить руководство. Казекаге не могла даже допустить мысли о том, чтобы оставить пост правителя, а потому использовала все доступные методы, чтобы удержать власть. Одним из таких методов и стала Гаара. Нельзя сказать, что правитель Суны не любила свою дочь, но она всегда была в первую очередь Казекаге, а уже потом - женщина и мать. Таким уж она была человеком. Не самым лучшим, откровенно говоря. Но мужа своего она любила искренне. И тем больнее было ей, когда едва запечатанный демон убил её мужчину. Потеряв возлюбленного, Казекаге еще больше отдалилась от своих детей. Хоть она и раньше не была образцовой матерью, но после потери супруга её сердце словно окаменело. И если своих старших детей она все еще видела в качестве возможных преемников и способов упрочить власть, то Гаара для нее была провалом во всех смыслах. Убитая горем женщина просто не могла ничего с собой поделать, но винила собственную дочь в убийстве единственного человека, которого она по-настоящему любила. Более того, Гаара была так же бесполезна в качестве инструмента: запечатанный в ней демон часто прорывался наружу, делая "живое оружие" совершенно неконтролируемым.
Так, от Гаары отказалась собственная мать еще до того, как та научилась хотя бы ползать. Многочисленные нянечки были от нее в ужасе из-за периодически происходящих несчастных случаев. Другие дети боялись её и не хотели играть. Вокруг девочки всегда была зона отчуждения. Единственный, кто оставался рядом с маленькой джинчурики была сестра её отца - Яшима. Она была единственной привязанностью Гаары, и она же была той последней каплей, что осушила сердце джинчурики. Тогда она в последний раз испытала боль, выбив на своем лбу символ "Ай" - "Любовь", как символ и напоминание себе о том, что она никогда не была и не будет любима кем-либо. С того момента Гаара окончательно замкнулась в себе, уничтожив те крохи доброты и надежды, что еще оставались в ней.
Мать Гаары, видя в нестабильном джинчурики угрозу для Деревни и ее жителей, приказала Яшиме устроить покушение на свою племянницу. Яшима подчинилась, и это закончилось тем, что Гаара, сама того не желая, смертельно ранила свою тетю, которая, перед смертью призналась в том, что всегда винила Гаару в смерти своего брата.
С того момента её жизнь превратилась в Ад. Регулярные покушения не давали девочке ни на секунду расслабиться и стали почти обыденностью. Гаара относилась к окружению параноидально и убивала бездумно по сиюминутному подозрению. Никому и никогда не было позволено касаться её, а рискнувших она незамедлительно калечила или убивала, и по той же причине она никогда не знала тепла человеческого прикосновения. После нескольких удачных попыток отравления она почти перестала питаться, чем доводила себя до истощения. Она нашла выход в отбирании еды, которую уже кто-то попробовал. Очень часто её жертвой становились старшие родственники, а именно - Канкуко, из-за чего та была до смерти запугана своей младшей сестрой. Гаара не доверяла и презирала всех вокруг. Каждый для нее был врагом, каждого она была готова незамедлительно убить. Гаару преследовали кошмары. Она редко могла вспомнить о чем были те сны, но сохраненных ощущений было достаточно, чтобы желать испытывать это как можно реже. Бессонница стала её вечной спутницей.
Чем дальше - тем больше Гаара превращалась в психопата. Из-за несовершенства запечатывания, Однохвостый имел достаточно власти над своим джинчурики, чтобы чувствовать себя вполне комфортно. Хитрый демон обманул покинутую всеми и изолированную от общения девушку, из-за чего, в конечном итоге, Гаара перестала считать Казекаге своей матерью. В том смысле, что теперь она даже не признавала их кровного - биологического родства: Гаара искренне верила в то, что её НАСТОЯЩАЯ мать - Однохвостый. И потому она была послушна ему, без раздумий убивая всякий раз, когда ее "Мать" того требовала. И со временем Гаара стала смутно ощущать некое удовольствие в этом. Раздавить врага, напитать песок его кровью, усладить свой слух его криками и хрустом дробимых костей! Это словно наполняло Гаару вкусом к жизни, который она никогда не испытывала. Потому очень скоро все окружающие для джинчурики стали лишь презренными существами, живущими лишь до тех пор, пока она это им позволяет. Но убивать подобных букашек было скучно, это не горячило её кровь. Но сильные противники - дело другое. Они могли какое-то время сопротивляться, пытаться бежать или даже попробовать убить ее! С такими жертвами было интересно играться, а их отчаяние и ужас смерти в самом конце заставляло Гаару дрожать, испытывая почти сексуальное удовольствие. Более того, именно в такие моменты ее Мать была наиболее довольна, что еще сильнее упрочивало жизненные ориентиры юной Сабаку.
Гааре были неинтересны люди. Какой толк в интересе к мелким букашкам, что умрут по мановению её руки? И тем более было удивительно, что она вдруг заинтересовалась кем-то, кого до того не собиралась раздавить в "Песчаной гробнице". Тот мальчишка вынырнул из-за поворота внезапно и тут же налетел всем телом на автоматическую защиту джинчурики Однохвостого. Обычно, Гаара бы просто отшвырнула внезапный раздражитель подальше, попутно сломав тому пару костей, или вовсе перемолов песком, но, к собственному удивлению, не сделала этого. Что-то заставило её отринуть привычную меланхолию, и это "что-то" было в том парне. Девушка нахмурилась, пытаясь понять, почему она вообще обратила внимание на кого-то столь незначительного: ведь тот совсем не испускал "чувства силы", а потому в его убийстве не было никакого удовольствия и, следовательно, внимания он не стоил. Но все же... Гаара что-то почувствовала в нем. Не враждебное, не будоражащее... Это было просто Странным. Это Странное Чувство она еще никогда не ощущала за свою жизнь, она не могла его как-то идентифицировать. И, как на зло, Мать спала, а потому Гаара не могла спросить у нее совета. И не только ощущения - казалось, тот мальчишка был сосредоточением странностей. Было понятно, что он боялся Гаару. Она привыкла к этому и прекрасно чувствовала чужой страх, направленный на нее. Это было привычно. Это было естественно. Это было правильно. Но в этот раз все было не так: вкус страха исчез, сменившись чем-то, что джинчурики не могла понять. Это не было первым случаем, когда кто-то не боялся ее: как минимум каждая вторая её жертва испытывала чувство превосходства и снисходительности перед ней. Был так же привкус гордости, самоуверенности, злобы, ярости... Гаара прекрасно определяла эти эмоции и, как правило, в конце концов, все они сменялись на такой сладкий первобытный ужас и чувство безысходности. Тут же... Гаара просто терялась, будучи совершенно сбитой с толку. Новое чувство по отношению к ней, которого она ни разу не чувствовала за всю свою жизнь.
