Раньше в аптечке была мазь. За зеркалом есть шкафчик, нужно потянуть за край, чтобы открыть его. Но это раньше в зеркальном шкафу была мазь для царапин. Я не знаю, есть ли там сейчас.

Слабая невеселая улыбка заставляет уголок моего рта подергиваться, и я хватаюсь за потрепанный конец своих джинсов. Я даже не могу дать ей что-нибудь для её царапины.

Жалкий.

Ничего не изменилось.

Но она этого не знает. Она ничего не знает за этими стенами. Я откидываюсь назад, отрывая глаза от нее впервые, с тех пор, как меня выпустили.

Она не знает. И ей нужен кто-то, кто ее защитит, чтобы не произошло худшего. Конечно, если этого будет достаточно.

Для нее. Мои зубы скрипят, и костяшки белеют, когда я сжимаю их в кулаки.

Этого должно быть достаточно. Должно быть. Это все, что я могу предложить, и теперь она все изменила.

4 глава

Робин

Моя голова очень болит. Почему так больно? Я пытаюсь подняться в вертикальное положение, но земля такая холодная и твердая. Это так неудобно, а моя голова слишком тяжелая, и я падаю на землю.

Где я?

Я пытаюсь вспомнить, где я была. В моей памяти проскальзывает скрип карусели, медленно двигающейся из-за порывов ветра. Пустые качели качаются вперед и назад. Безлюдная школьная площадка. Я думала, что все сегодня будут здесь. Но она пуста. Первый день лета, а на площадке ни души.

Я помню, как посмотрела вверх, и солнце было далеко, но все еще в небе. Они, что, не знали, что у нас еще есть время поиграть? Я младше большинства детей, мне всего двенадцать, но даже старшие обычно играют со мной.

Я некоторое время сидела на качелях, я это помню. В то время как кровь в моей голове пульсировала все сильнее, я помню, как двигались металлические цепи, качая меня на качелях снова и снова. Я ждала других детей. Я была уверена, что они появятся.

Пришли ли они?

Я прищуриваюсь, пытаясь вспомнить, и поворачиваю голову. Мои ладони прижаты к бетонному полу, а щека касается твердого настила.

Там был мужчина. У него была клюшка для гольфа, и он нуждался в моей помощи. Я помню, каким потерянным он выглядел. Он сказал, что ударил по своему последнему мячу в деревья, и теперь не может достать его из кустов.

Мое сердцебиение учащается, когда я вспоминаю, мое тело замирает.

Я знала, что сказала ему неправду. Я знала, что обернулась и побежала, когда он попытался взять меня за руку. Но он выглядел таким обиженным, когда я пыталась уйти. Он был искренне расстроен, и все, что он сделал, это попросил меня помочь ему.

Тонкие ветки треснули под моими кроссовками, когда я вошла в лес, следуя за ним туда, где, как он думал, приземлился мяч.

Я открываю глаза и не могу дышать.

Он лгал мне. Мои ногти царапают землю, когда я сжимаю их в кулаки и медленно смотрю вверх.

Нет! Мамочка, помоги мне! Из-за слёз бетонные стены кажутся размытыми.

Нет! Этого не может быть. Я притягиваю колени в груди и пытаюсь встать.

Почему у меня так болит голова?

— Ты в порядке? — спрашивает мягкий голос, и я сажусь на пол, опираясь спиной о бетонную холодную стену. Мне требуется время, чтобы вытереть глаза и увидеть его.

Он всего лишь мальчик.

Его колени выпирают, он худой, но его плечи широкие, и его взгляд говорит мне, что он старше меня. Есть еще кое-что.

Печаль и грусть в его глазах. Или, может быть, я просто себе это нафантазировала, потому что, как только мое зрение фокусируется, он смотрит на меня с твердым выражением. Он не двигается с того места, где стоит, прислонившись к стене, на расстоянии нескольких футов от меня.

— Где я? — спрашиваю его быстро. Я не знаю, откуда берутся эти слова. Меня бросает в жар и холод, и я так смущена. — Я хочу уйти.

Он фыркает и качает головой, отталкиваясь от стены, где находился, и делает шаг ко мне. Он выше меня. В этот момент он меня пугает.

— Ты не можешь уйти, — просто говорит он.

Мое лицо морщится, и я качаю головой:

— Моя мама...

— Мы застряли здесь! — кричит он мне, гнев в его голосе заставляет меня вздрогнуть. Он смотрит на стену позади меня, его глаза скользят к полу, а затем обратно ко мне. — Мы не можем уйти.

Как только я начинаю протестовать, то слышу громкий грубый лай снаружи. За ним следуют серия еще более злобных лаев, которая беспрерывно продолжается. Это заставляет меня оглядеться вокруг и посмотреть в единственное окно. Оно маленькое и прямоугольное, покрытое грязью, и оно находится высоко на стене. Сквозь него почти не проливается свет. Может быть, перед ним посажен куст. Не уверена, но, по крайней мере, я знаю, что поблизости живут собаки.

— Не пытайся бежать, — говорит мальчик позади меня, и я поворачиваюсь к нему лицом. Угрозы окружают меня, и я сама виновата в этом. Сама виновата. Так глупо! Я обнимаю руками плечи.

— Моя мама...

— Прекрати, — командует мальчик, и я замолкаю, потому что я хорошая девочка. Я всегда была хорошей девочкой, и посмотрите, куда меня это привело.

Некоторое время было тихо, а потом мальчик делает один шаг ко мне. Я не двигаюсь. Я не знаю, что делать или где я, но глубоко внутри знаю, что этот мальчик не собирается причинять мне вред. В нем что-то есть. Что-то сломленное, страшное или даже злое, но чистое.

— Что с нами будет? — я спрашиваю его слабым голосом.

— Он не тронет тебя. Дело не в тебе.

— Что? — я не понимаю. Я ничего не понимаю.

— Он использует тебя, — он смотрит мимо меня, проявляется гнев, он сжимает челюсть. — Суть в том, что он заставляет меня делать то, что он хочет. Он знает, что я не буду... — его голос слабеет, и гнев сменяется на что-то другое. Что-то, чего я не вижу, потому что он отворачивается от меня.

Я тянусь к нему, хватая его за руку, чтобы он не оставлял меня, двигаясь чисто инстинктивно. Прикосновение похоже на искру. Как будто я приложила руку к пламени, но прежде чем я могу понять это, он снова поворачивается ко мне и хмуро смотрит на меня.

— Я не позволю ему причинить тебе боль, как он причинил мне. Ты — это его инструмент против меня.

Он делает еще один шаг ближе ко мне, и это первый раз, когда я действительно смотрю ему в глаза. Глубина почти заставляет меня отскочить назад, но тогда я буду напротив стены. Пойманная в ловушку и загнанная в угол.

Он размыкает губы, чтобы сказать мне что-то, но слова не выходят. Время идет, но единственное, что я слышу это свое сердцебиение, когда он смотрит на меня. Его глаза не отрываются от моих, и я слишком напугана, чтобы отвести взгляд.

— Мне жаль, — говорит он решительно, но затем отворачивается, как если бы его признание было искренним.

По какой-то причине услышанные слова разрушают меня. Слезы текут по моим щекам, и когда я их вытираю, он смотрит на меня с отвращением. Я почти ожидаю, что он скажет мне прекратить, но он этого не делает.

Я изо всех сил стараюсь успокоиться, и каким-то образом у меня это получается. Может быть, потому, что я в действительности не верю ему: я не верю, что это безнадежно. Моя мама найдет меня, и она заставит этого мужчину заплатить за то, что он сделал. И мне, и этому мальчику. Я знаю, что так и будет.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я, чтобы не дать ему оставить меня, когда он поворачивается. Я облизываю губы, пробуя соленые слезы и вытирая щеки. Я не хочу плакать. Я хочу уйти отсюда.

— Дж... — он начинает отвечать мне, но мы оба подпрыгиваем и смотрим на дверь, когда она открывается, заставляя нас замолчать, а меня инстинктивно отступить. Я хватаюсь за руку мальчика, спрятавшись позади него. Я ничего не знаю об этом мужчине, но взгляд, который он на меня бросает, внушает желание бежать, однако у меня нет ни единого шанса. Мальчик хватает меня за запястье другой рукой и тянет ближе к себе, лицом к своей спине. Он отступает, пока я не упираюсь спиной в стену. Он специально держится между мной и мужчиной.