– Павел Дмитриевич попросил меня найти колье. Мне необходимо с ней поговорить
Дронов махнул рукой:
– В этом абсолютно нет никакой надобности, Ваша Светлость. Мои дознаватели с ней работают, и скоро она скажет, куда задевала эти бусики
– Колье… – поправил Воротынский.
– Без разницы, Владимир Александрович
– И всё же, я должен с ней поговорить
Участковый пристав сел и сделал пару затяжек из прямой трубки:
– Дело госпожи Иду уже решённое. Говорить не о чем
– Идо. Её фамилия Идо
– Всё равно. Она воровка. А для воров закон един
– Григорий Алексеевич, я вынужден настаивать
Дронов вздохнул и вынул изо рта трубку:
– Что Вам в театре не сидится?
– Но это уже точно не Ваше дело
– Ладно, идёмте-с – Дронов встал из-за стола и вместе с князем вышел в коридор.
Они прошли в холодный, тёмный полуподвал, в котором находилось четыре большие камеры. В одной из них, вместе с громко храпящим пьянчужкой и двумя неприятной наружности господами, в рваных лохмотьях, грязных и волосатых, лежала на деревянной скамье служанка Луизы Евгеньевны. На щеке у неё был синяк, лицо отёкшее, чуть ниже губы – ссадина. Платье было порвано. От её вида Воротынскому сделалось не по себе:
– Её били?! – с ужасом, отвращением и ненавистью спросил он у Дронова.
– Откуда же мне знать? Дознание не я провожу – ответил тот, отпирая дверь камеры – Подъём!
Люси открыла глаза, и медленно приподнялась, придерживая одной рукой порванное платье. Затем, прихрамывая, вышла из камеры и встала перед Дроновым. Это была молодая девушка, лет двадцати, смуглая, черноволосая француженка, такая же, как и её хозяйка, только в сотни раз невиннее и милее, с детским лицом и глубокими, чёрными глазами. Вид у неё был до того измученный и утомлённый, что лицо не выражало никаких эмоций.
– Звери… – бросил Владимир Александрович и, взяв девушку за плечо, отвёл от Дронова – Распорядитесь выделить нам комнату и принесите туда чаю
– А икорки Вам не дать? – спросил Дронов, запирая камеру.
Владимир Александрович был возмущён поведением полицейского, и терпение его уже было на пределе:
– Ваши остроты, Григорий Алексеевич, в данный момент совершенно не уместны. Я подам жалобу в канцелярию Его Императорского Величества, по поводу чудовищного содержания задержанных. А сейчас выполняйте мои требования, если не хотите служить ночным сторожем камчатских сопок!
Слова князя несколько урезонили участкового пристава. После этого, он уже ничего не говорил, а проводил Воротынского и Люси Идо в кабинет околоточного надзирателя, коего попросили посидеть в коридоре, а буквально через пять-шесть минут Владимиру Александровичу принесли чашку свежезаваренного чая и вазочку с сушками.
– Благодарю, теперь оставьте нас наедине – сказал Воротынский, садясь на место околоточного надзирателя, городовому низшего оклада, приносившему чай.
Напротив князя, дрожа, и глядя стеклянными глазами в пустоту, сидела Люси Идо. Владимир Александрович взял свою чашку и поставил её перед девушкой:
– Пейте, пожалуйста, согревайтесь
– Благодарю – полушёпотом ответила Люси и, обхватив обеими руками фарфоровую чашку, сделала несколько маленьких глоточков.
– Говорите по-русски? – осторожно начал князь.
– Да…
Акцент был совсем неявным. Люси немного картавила. Князь улыбнулся и попытался заглянуть в её глаза:
– Как Вы себя чувствуете?
– Хорошо – отвечала девушка, не выпуская чашки из рук.
– Вас ведь зовут Люси Идо?
– Да
– Очень приятно. Я – Владимир Александрович. Могу ли я задать Вам несколько вопросов? – после короткой паузы, медленно и осторожно поинтересовался Воротынский.
– Задавайте… – ответила Люси, сделав ещё несколько глотков.
– Скажите, Люси, Вы помните тот вечер, когда у Вашей хозяйки пропало колье?
– Помню…
Владимир Александрович опёрся о стол локтем:
– А можете сказать, где Вы находились в течение этого вечера? Вы поднимались наверх?
– Да. Два раза…
– Зачем? – аккуратно расспрашивал князь.
– В первый раз – открыть каминную заслонку, а второй – по просьбе Луизы Евгеньевны
– По какой просьбе?
– Она попросила меня взять из их с Павлом Дмитриевичем спальни ключ от комнаты с драгоценностями
– А где этот ключ хранился?
Люси потихоньку оживала и взяла из вазочки сушку:
– В ящике туалетного столика
– Луиза Евгеньевна носит с собой только тот ключ, что отпирает шкатулку с колье?
– Да…
– А кроме Вас кто-нибудь поднимался на второй этаж?
Люси задумалась:
– Луиза Евгеньевна водила в комнату с украшениями госпожу Гроссо. А больше, пожалуй, никто туда не поднимался… хотя… нет, постойте… дворецкий ходил туда, точно не знаю зачем, и нянечка, когда проснулся кто-то из детей и начал плакать, ушла и больше не спускалась
– Это было уже после того, как Вы принесли хозяйке ключ?
– Да…
– Вы запирали спальню?
– Нет
– А была ли она заперта до того, как Вы ходили туда за ключом?
– Нет
– Точно?
– Определённо… – Люси взяла чашку и сделала несколько глотков.
– Скажите, Люси, может быть, кто-то из гостей вызвал у Вас подозрение?
– Даже не знаю… мне показался несколько подозрительным брат хозяйки
– Месье Дальмас?
– Да. Он ходил по залу, очень часто глядел на часы и почти не улыбался
– Чрезвычайно любопытно… – Воротынский разгладил бороду – Он не поднимался на второй этаж?
– Не уверена. По-моему нет – Люси допила чай и поставила чашку на блюдце
– Колье было большим?
– Не очень. У Луизы Евгеньевны есть и больше
– Утром Вы заходили в комнату с украшениями хозяйки?
– Да. Она приказала посмотреть, не пропало ли что-нибудь ещё
– И больше ничего не пропало?
– Нет. Я проверила все ящики. Кроме тех, разумеется, которые были заперты
– В них хранятся особо ценные украшения?
– Да…
– А ключи от них?…
– У Луизы Евгеньевны в ключнице
– Она проверяла эти ящики лично?
– При мне – нет
Князь покачал головой:
– Любопытно… скажите, сколько Вы работаете у госпожи Бертлен?
– Один год. Она – моя вторая хозяйка
Владимир Александрович молча кивнул.
Люси мяла в руках оторванный кусочек платья:
– Скажите, Владимир Александрович, что мне грозит?
Воротынский посмотрел в чёрные, испуганные, мокрые глаза девушки и сердце его сжалось:
– Не переживайте, моя дорогая. Я сделаю всё, чтобы Вы вышли отсюда в кратчайшее время
В выражении лица девушки появилась тень надежды:
– Вы верите, что я не крала колье у хозяйки?
– Я понял это, как только Вас увидел, мадемуазель
Люси улыбнулась:
– Спасибо Вам, Владимир Александрович
– Пока не за что
Воротынский встал, откланялся, вышел из кабинета и подозвал к себе стоявшего в углу с чашкой чая Дронова:
– Люси Идо переведёте в отдельную камеру, дадите ей тёплые вещи, накормите хорошенько. Завтра проверю. Только попробуйте на неё замахнуться ещё раз – все на Сахалин поедете. Ясно?
– Предельно ясно, Ваша Светлость. Только я бы на Вашем месте не надеялся. Колье украла Идо. Больше некому…
– Слава Богу, Вы не на моём месте. А свои советы извольте оставить при себе, господин участковый пристав
Глава 4
Когда Воротынский приехал в свой дворец, то первым делом заглянул в большой справочник петербуржских жителей за 1875 год. С указанной в списке гостей графиней Екатериной Ивановной Реверди, князь уже был знаком, так как оная достопочтенная дама, крестница самой Екатерины Великой, снимала квартиру в особняке Воротынского на Гагаринской набережной. Подозрений Екатерина Ивановна вызывать никак не могла, так как передвигалась лишь на коляске, в будущность имения за плечами чуть более восьмидесяти годов от роду, да и болезней на целую энциклопедию. Луиза Евгеньевна де Бертлен была хорошей знакомой дочери Екатерины Реверди, скоропостижно скончавшейся от тифа три года назад, а старушка, в свою очередь, души не чаяла в Луизе.
