Солнце показалось над лесом, и Степан засмотрелся. Он что-то такое ощущал, чего не мог передать словами. Живя в городском ритме, он уже и забыл, как выразить восторг и смиренное восхищение красотой мира, которая когда-то охватывала Пастера в его лабораториях. И как в эти минуты суетные мысли отступали прочь, словно в храме всего мира, главном и общем для всех.

Тут Степан нащупал в кармане что-то круглое и достал старинные часы, неизвестно откуда взявшиеся. Латунь блеснула на солнце, и внезапно он вспомнил все. И обед с сестрой, и разговор в подворотне. Он машинально похлопал по карманам, хотя проверял их уже раз десять. И вдруг нащупал бумажник и телефон, который тут же завибрировал, и неизвестный кусок плотной бумаги. Степан отключил телефон – сейчас не до него – и достал бумагу. Это оказался билет на самолет из Ростова в Москву на сегодняшнюю дату. Он помедлил, повертел его в руках, потом скатал в трубочку и забросил в кусты.

– Окей, сестренка, будем считать это конференция, – Степан развернулся и стал догонять своих новых знакомых, которые уже потянулись к автобусу.

В Москве тоже наступило утро. Светофоры на Садовом переключились в дневной режим, отдельные машины на дороге постепенно образовали обычный плотный поток.

Первая экскурсионная группа вошла во двор музея.

– Это вечный вопрос, ответ на который никак не могут найти ни люди по отдельности, ни человечество в целом. То нас качнет в мистицизм настолько, что даже самые значительные решения в светских делах принимают с картами Таро, астрологией и гаданием. А разговоры с умершими родственниками становятся более популярны, чем телефонная связь. Потом вдруг – раз, и бога нет. И действительно, для целого поколения, и даже не одного, бога не существовало. Разве что кто-то вспомнит о нем перед лицом болезни или крайней опасности и пойдет в ветхую церковь со свечкой. Человечество хочет, но до конца не может поверить в существование бога. Но и отвернуться от идеи всевышнего тоже не в состоянии. Поэтому даже если в результате чудовищного эксперимента вырвать у человека веру и память о ней, зияющая пустота затянется и заполнится бытовым шаманизмом и суеверием. Конечно, и тогда, и сейчас, и потом будут существовать люди, способные жить без руки поводыря, воображаемого или реального. Но их процент невелик и примерно одинаков во все времена, – увлеченный экскурсовод обращался к аудитории, онемевшей от его воодушевления.

Девушки перестали смотреть в телефоны, а мужчины на девушек. Кот тоже подошел поближе.

– Эта мысль и была сформулирована и гениально раскрыта в романе, который принес автору всемирную, но увы, посмертную славу. Однако осознание своей правоты и миссии у писателя были так сильны, что, как мы можем надеяться, вознаградили его еще при жизни. Жизни гения признанного, но не признаваемого. Убеждения вели его навстречу судьбе не менее твердо, чем иных религиозная вера.

Экскурсовод замолчал. Повисла тишина сродни театральной, которая усиливает впечатление от каждого сказанного слова. Всем вдруг показалось, что даже в начале дня в этом дворе сумерки до конца не рассеялись, а притаились по углам. В конце концов у кого-то тренькнул телефон, и наваждение рассеялось.

– А теперь зайдем в сам музей и дом писателя.

И гид-теолог, расстриженный монах, стал подниматься по лестнице, увлекая за собой экскурсантов. Сам-то он в этом споре сделал ставкой всю свою жизнь, сначала посвятив ее служению, а потом забрав назад против всех правил. Сейчас он хотел бы посвятить ее только одному человеку – Елене Павловне, прекрасной женщине и своему другу, которая работала в этом музее. Но храбрости сделать эту ставку еще раз как будто больше не осталось.

А экскурсанты, все как один, старались дотронуться до бронзового Коровьева и Бегемота, прижимающего к себе вечный примус. И загадывали желания.

Утром Таня еще только просыпалась, когда Антон пришел с работы. Вопреки опасениям Таниной мамы Антон не оказался законченным лоботрясом. Его поиски самореализации увенчались местом креативного директора одного из московских ночных клубов. Правда, теперь он приходил домой как раз к тому времени, когда Таня завтракала и собиралась на работу. Они вместе ели тосты, болтали, после чего Антон шел отсыпаться, а Таня в издательство.

А сейчас она слушала, не открывая глаз, как Антон играет с малышом. Смотри,       это не простой кролик, – Антон достал с полки винтажную игрушку, подаренную Тане писателем-французом. Его роман был первый книгой, над которой работала Таня. И с тех пор этот сувенир стал для нее чем-то вроде талисмана. Это был кролик в старомодном камзоле с поэтическими тенями вокруг глаз, искусно сделанный французским же мастером.

– Это кролик-диджей. Там-там-бум, сейчас мы ему сделаем диджейский пульт.

Малыш в ответ радостно булькнул и повторил все слова, как мог.

– Только он у нас какой-то скучный. Настоящие диджеи так не выглядят. Мы его сейчас сделаем настоящим клаббером.

Таня перестала улыбаться и открыла глаза: Антон уже достал из кармана флуоресцентный маркер и разрисовывал мордочку и синий фрак кролика. Тут зазвонил телефон, Антон положил игрушку и вышел из комнаты. Малыш добрался до кролика, взял его за ушки, потряс и забросил на середину комнаты. Выбравшись из-под одеяла, Таня подняла свою игрушку: покрытая полосками мордочка кролика напоминала теперь боевую раскраску футбольного болельщика. Она вздохнула, посадила его обратно на полку и направилась в ванную. Новый день наступал, и теплый душ помогал принять этот факт.

Когда она вышла, Антон уже хозяйничал на кухне. Он сварил кофе, поджарил тосты и намазывал их толстым слоем ореховой пасты, сидя с ногами на кухонном диване. Малыш был тут же, сидя на полу, он увлеченно открывал для себя устройство гейзерной кофеварки.

– Как вечер?

– В два часа уже пустой танцпол, представляешь? Слабенький народ пошел.

– Так ведь четверг только, не выходные.

– Нас же как-то хватало на все.

Таня улыбнулась. Антон был младше ее на четыре года, а рассуждал так, будто это ему, а не ей месяц назад исполнилось тридцать четыре.

– Как там ваш будущий бестселлер? – поинтересовался Антон, уплетая третий сэндвич и наблюдая за стремительными перемещениями подруги по комнате.

– Застряли, – помрачнела Таня, – не знаю, что буду говорить сегодня.

– Справитесь, у вас же так здорово получилось с предыдущей книжкой, – ободрил ее Антон и зевнул, – Поиграю с малышом до прихода Галины Петровны – и спать!

Тут же раздался звонок в дверь.

– А мы вас только через два часа ждали! – добродушно удивился Антон, открывая дверь пожилой энергичной женщине.

– Кто рано встает, у того все получается, – сообщила ему дама, раскладывая вокруг сумку, куртку, пакеты и заполняя тем самым всю прихожую.

– До вечера! – Антон перегнулся через плечо няни и поцеловал Таню, которая одновременно пыталась обуться и застегнуть плащ.

От Антона приятно пахло вкусными гренками и табачным дымом, принесенным из клуба. Жаль было так быстро расставаться с ним.

Дел на сегодня было предостаточно, но главное разобраться с версткой. Таня работала в маленьком издательстве, выпускающем «книжки для высоколобых» по выражению самого же директора. И атмосфера в их небольшом коллективе была соответствующая, за исключением некоторых моментов. Сидеть по восемь часов в офисе ни от кого не требовалось: работали на результат. В этом была и прелесть, и сложность. Припарковавшись возле ларька с кофе на вынос, она достала телефон и ежедневник.

– Люда, добрый день! Как дела? Как поживаешь?

– Привет, Танюшечка! Та знаешь, как-то не очень. Наверное, погода влияет – никак проснуться не могу. Уже и кофе выпила, и чай. Это наследственное. У моей мамы тоже…

– Люда, прости, а как там верстка?

– Работаю, но ты же понимаешь, объем большой. А я как подумаю обо всем этом, руки опускаются. Вчера вот с самого утра думала, сяду, буду работать, а тут бывшая свекровь звонит, говорит, Ваню хочет взять на выходные. У меня прямо кровь в голову бросилась. Это после всего-то, что она мне наговорила! Из рук все так и повалилось.