Лично я сегодня – за стены. Стены хранят в себе память о минувших веках. «Память о минувших веках…» – звучит банально и пошло. Но именно это они хранят: именно память, а не крупу, орехи или изюм.
......................................
Всем известно, что у студентов есть свои радости, совершенно недоступные простым смертным. Достаточно посмотреть на этих баловней судьбы и островного Фонда образования, лениво развалившихся на траве напротив входа в красно-бесконечное здание, которое жители Остова высокопарно нарекли Храмом Науки, и любое сердце тотчас переполнится завистью. Тут есть чему завидовать: далеко не каждый имеет право возводить свое безделье в ранг созерцания и медитации. Как Сократ некогда возлежал на шумной пирушке с полной чашей вина, снисходительно наблюдая за буйством непрактичных сограждан, так и студент с бутылкой пива и сигаретой в зубах лениво и равнодушно взирает на обывателей, зная, что в масштабах Вселенной все их хлопоты только бесполезная суета. Студент масштабно мыслит, и это первое, что отличает его от прочих. Затем идет бутылка самого дешевого пива. Следом – сигареты, чем дешевле, тем лучше. Если простой человечишка курит дешевые сигареты, то это плохо: моветон, но если курит студент… О, он прекрасен со своими дешевыми сигаретами, бунтуя против буржуазной идеологии и изливая презрение на представителей власти. Студенту можно все: пить, как лошадь, дымить, как паровоз и – главное – при этом не скрывать своих чувств. Если ему хочется послать кого-нибудь на…, то он встает и громко говорит: «Иди на…!» – будь то хоть сам британский премьер-министр. Студенты постоянно ходят куда-нибудь в знак протеста, чаще всего в пивную или на стадион. Ходить на лекции у них считается неприличным: на это есть «ботаны», которых все презирают, по крайней мере, до начала «допсы».
В общем, жизнь: лежишь себе на лужайке, пьешь пиво, куришь гадкие сигареты и бренчишь на гитаре, пока презренные ботаны сидят на лекциях. Наверное, здорово: мне, к сожалению, не довелось… Дело в том, что Остров загубил мою молодость. И уж вот этого я никогда ему не прощу! Из-за него я так и не стала современной девчонкой. Несмотря на длинную юбку с разрезом сбоку, черное пальто и короткую стрижку… Несмотря ни на что! Я не курила сигарет ни дорогих, ни дешевых, не прыгала с парашютом, не ходила на рейв и за все пять лет моей студенческой жизни ни разу не напилась до бесчувствия. Меня не забирали в милицию за нарушение общественного порядка и не несли домой после буйства на рок-концерте пьяную и помятую, но отчаянно кричащую: «Смерть врагам!» или «Ленин с нами forever!» Я не занималась любовью на крыше девятиэтажного дома и не собирала подписи в защиту многодетного кенгуру. Увы, [3] ничего подобного не было.
А что же было? Честно сказать, не помню. Точнее, помню какие-то обрывки, фрагменты, осколки, которые трудно теперь связать, составить, склеить, хоть как-то объединить в подобие целого… Боюсь, что Остров заразил меня своей амнезией, и все хорошее и плохое, что случилось тогда со мной (должно же было за все те годы со мной хоть что-то случиться), оказалось забытым и погребенным под пеплом моей злосчастной любви.
......................................
Я была студенткой истфака. Николай учился на философском. Когда мы познакомились, он был уже аспирантом и писал какую-то ерунду об оккультных истоках картезианского дуализма. Я, тогда второкурсница, смотрела на него, раскрыв рот. Впрочем, я и сейчас смотрю на Николая с неподдельным восторгом, жалко, что вижу редко… но речь сейчас не о том. Речь сейчас о Николае, который… Провалиться мне сквозь землю на этом месте, если его действительно зовут Николай! Он такой Николай, как я Елизавета Английская. Однако настоящее имя этого человека я не открою. Думаете, боюсь? Остров маленький: пойдут разговоры, насмешки, сплетни и т.д., и т.п. Конечно, в этом есть доля правды. Остров действительно небольшой, все его жители знакомы друг с другом и, как им кажется, осведомлены обо всем: кто с кем спит, кто пьет портвейн, а кто – водку, кто перед сном читает Шеллинга, кто курит по утрам «Беломор», кто косо смотрит на соседей, кто ест овсянку на завтрак, кто кому сколько должен и кто кого когда подсидел. Смотрю на них, и хочется открыть свои карты. Из одного злорадства: уж очень многие раскрыли бы рты и усомнились в своей способности видеть сквозь стены и читать заветные мысли (этой способностью островитяне чрезвычайно гордятся), узнав, что мой герой – Николай. Никто, или почти никто, не считает Николая героем. Всем почему-то кажется, что герой должен обязательно ходить в блестящих доспехах, обладать красивой лошадью (на худой конец – BMW), иметь стабильный доход и совершать подвиги во имя дамы своего сердца с раннего утра до полуночи. По моему же мнению, герой – это тот, о ком можно сказать хотя бы два слова, но таких, чтоб сразу стало понятно: за что из миллиардов, населяющих Землю, был избран только этот – один.
Мой герой навеки обречен на инкогнито. Никто и ничто на свете не заставит меня сорвать с него маску. Без малейшего преувеличения скажу, что, даже если б меня подвергли жестоким пыткам, я б и тогда не выдала ни звука из его имени. Причем не из дешевого героизма, а просто потому, что я не знаю его. Да, я его не знаю, представьте. Однако это сущие пустяки, по сравнению с огорчительным фактом, что оно (собственное имя его) неизвестно самому Николаю, который его забыл или, что вероятнее, и не знал никогда. Для нас, материковых людей, подобное положение, мягко говоря, непонятно и, грубо выражаясь, смешно. На Острове к таким вещам относятся проще – многие люди здесь обходятся без имен, причем некоторые осознанно: они боятся сглаза и приворота. Островитяне суеверны, как ни одно другое земное племя, и предпочитают откликаться на «Эй-как-тебя-там!», чем стать жертвой козней злобной колдуньи. [4]
Николай… Я провела с ним около года. Спросите, как я называла его? Почти всегда никак или «ты», даже в самые ответственные моменты. А что мне было делать? Не называть же «котик» и «пупсик» будущего кандидата философских наук, великого специалиста по онтологии, гносеологии, аксеологии и прочим неизлечимым болезням, первопроходца в дебрях картезианского дуализма и переводчика Делеза на древнегреческий? Мысленно я звала его Николаем. Почему? Во-первых, я люблю это имя: мне очень нравятся мужские имена с буквой «л». Во-вторых, я знала одного Николая, и он производил хорошее впечатление. К тому же имя героическое, ведь Николай в переводе означает «победитель народов». В общем, я звала его «Николай». Он же называл меня «Вера». Впрочем, меня так все называют.
......................................
Впервые оказавшись на Острове, человек обычно приходит в недоумение. Все смущает и изумляет его: крохотные площади, улицы, прямые как стрелы, старые покосившиеся дома, древние изогнутые клены и липы, морские чайки [5], рельсы и лабиринт проводов. Наверное, при жизни знаменитого Архитектора, все это было красиво… но после наводнения положение заметно ухудшилось и, честно сказать, не исправилось до сих пор… Местные власти все обсуждают проект о красоте и благоустройстве жилых домов и глобальном озеленении островных территорий. Но, как это частенько происходит на Острове, проект никак не может быть утвержден: то главные министры пребывают в длительном отпуске, то в министерстве нет горячей воды, то не хватает средств на желтую краску, то красной слишком много, то государственный трамвай запутался в проводах. И все вокруг ветшает, ветшает…
Однако островным домам плевать на проекты: они ведут совершенно автономную жизнь, с тех пор как набрались довольно странных идей о своей исключительной духовной свободе, об особом колорите развалин и философии жизни помойных ящиков. В общем, это чрезвычайно эмансипированные дома. Идейные дома. Дома с уклоном и поворотом. Если б вы только слышали их тщеславную болтовню!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
