Слова Барона тронули откровенностью. Он не хотел ее в чем-то обвинить или обидеть, он говорил ровно то, что было на самом деле. И несмотря на то что в письме было больше неприятных и плохих слов, Лиза невольно чувствовала симпатию к этому человеку.
Второе письмо было от Арсена. Короткое, всего на одну печатную страницу. И она уловила общий смысл, окинув его взглядом, пытаясь разобрать подпись – глаза уже застлало влагой. Несмотря ни на что, читать письмо от человека, которого больше никогда не увидишь, довольно тяжело. Тем более такое письмо.
«Любимая, привет!
Я не напишу ни единого слова, которое бы осудило тебя. Пожалуйста, прости меня за все, что я тебе причинил. Прости, Лиза!
Я ни на что не надеюсь и ни о чем не прошу тебя. Я хочу освободить тебя.
Будь счастлива, моя любимая! Люби нашего сына! В нем есть только самое лучшее от нас обоих. Я очень люблю тебя и очень люблю нашего сына!
Пожалуйста, открой свое сердце другому мужчине, не будь одинокой. Ты заслуживаешь счастья. Ты заслуживаешь быть любимой. Мне без разницы, кто будет этот мужчина, неважно какой национальности, каким способом он зарабатывает на жизнь и сколько зарабатывает, какого он телосложения, какое у него образование, есть у него татуировки или нет… Мне безразлично это все. Главное, чтобы у нас с ним было общее: пусть он любит тебя так же сильно, как и я.
Будь счастлива, любимая.
Люблю тебя, Арсен».
Возможно, позже. Возможно, не сейчас. Это письмо нужно было прочесть не сейчас, ему стоило написать это позже. Сейчас она прочла и еще раз удостоверилась, что ненавидит Арсена. Он, видите ли, ее простил, отпустил и пожелал мужчину хорошего! Эта гнида, которая разрушила ее жизнь, погубила всю ее семью… Он желает ей быть счастливой! Он!
Лиза порвала оба письма на маленькие кусочки и смыла в унитаз.
Ледяной водой умыла лицо. Никитка ни при чем. Она должна сделать так, чтобы малыш никогда не узнал про тот кошмар, в котором родился. Он не должен ничего знать. Она навсегда сотрет из своей памяти этих людей, их любовь и ненависть. Сожжет все мосты и больше никогда не вспомнит Арсена и его родных. «Это они во всем виноваты!» – твердила себе Лиза. Но сердце упорно саднило обратное: виновата ты.
Барон заплатил огромные деньги, откупившись от своих грехов. Но ее грех останется с ней навечно. Ей некому заплатить за то, чтобы снять с себя вину.
Ника
Каких сил мне стоил этот визит в «Красные холмы»! Я не нашла одежду и пришлось бежать в торговый центр, слава богу, от моего дома он недалеко. Платье 56-го размера нашлось только черное, но, на удивление, оно неплохо на мне сидело. Я купила его и помчалась домой. Дома привела себя в порядок, вспомнив, где валяется косметичка. В шкафу обнаружились черные туфли, идеально подошедшие под платье, и в конце концов около семи часов я выехала со двора.
Пробок в центр, слава богу, не было. За сорок минут я добралась.
В холле отеля меня встретил Джо, мы обнялись, он сказал, что Брэдли совсем плох и совершенно отказывается спускаться.
– А Вася уже здесь? – поинтересовалась я.
Джо кивнул.
– И что Брэдли? Тебе совсем никак не удалось стащить его сюда? За яйца пробовал?
Джо беспомощно посмотрел на меня. Я решила, что Джо уже сделал одно чудо – притащил Брэдли в Москву, поселил в отеле. Теперь осталось самое малое – заставить его спуститься вниз.
– Дай мне ключ от вашего номера, – велела я.
Как должен выглядеть идеальный мужчина? Внешность в данном случае не обсуждается совершенно. Неважно, плешив он или с пышной шевелюрой, толст или атлетически сложен (или добился идеальной фигуры сам, нарцисс чертов), размер также не имеет значения. Важно, чтобы мужчина был в себе уверен. Уверен в своей сексуальности, в своем положении. Все, что он делает, должно строго соответствовать его внутреннему ГОСТу, его стандарту, его принципам и законам. Вот этот мужчина – идеальный.
То, что я увидела в номере, мужчиной назвать язык не поворачивался. Это тряпка, расплывшаяся на полу, рыдающая, в позе эмбриона. Глухой вой брошенной девы. Скрещенные туфли, подтянутые к подбородку колени, рукава пиджака вместо носового платка. Омерзительное зрелище.
– Брэдли, ты дебил.
Я подошла к нему, легонько пнула по ноге. Он зарыдал еще громче. Я, скривившись от отвращения, сходила в ванную, налила в стаканчик для зубных щеток воду, вернулась и вылила ему на голову. Брэдли вскочил с ревом:
– Что ты себе позволяешь?!
– Иди умойся, смотреть противно.
Наверное, что-то в моем лице подтвердило, что смотреть на него действительно противно. Брэдли пару секунд испепелял меня взглядом, а потом развернулся и ушел в ванную. Я кинула на пол полотенце, валяющееся на кровати, и вытерла воду.
– Все на месте? – спросил он, вернувшись.
– Да, ждем только тебя, принцессу.
– Прекрати.
– Ты готов?
– Да.
– Тогда идем.
И правда идем, спускаемся на лифте. Я приглаживаю его галстук, он отстраняет мою руку. Я улыбаюсь, а он хмурится. Брэдли был не готов предстать передо мной в виде рыдающей бабы, а я не готова была его таким увидеть. Все-таки я была немного влюблена в него. В его настрой, умение встать и делать. В то, что у него всегда все под контролем. А сейчас увидела, что он самый обычный человек, без сверхспособностей. Мой кумир оказался обычным человеком, с бабскими психозами. Какое разочарование.
– Не ожидала меня увидеть таким, да? – спросил Брэдли тихо.
– Ты угадал, – ответила я. – Совсем не ожидала. Мне всегда казалось, что ты сильный человек.
– А я и есть сильный, – ответил Брэдли. – Просто на меня многое свалилось.
– Брэдли, если ты думаешь, что такое вот соплежуйство может хоть кого-то растрогать, то ты опоздал лет на десять. В шестнадцать это выглядит трогательно, а в твои почти тридцать – ужасно. У слабых мужиков нет шансов на выживание и на продолжение рода, кстати, тоже.
Получай, решила я. Ты хотел быть человеком, который готов сразиться со мной на равных, – на. Видел бы он меня неделю назад – я бы ему такое не сказала. Но неделю назад его рядом не было. Брэдли решил, что его собственное горе в виде развалившейся карьеры драма куда серьезнее, чем моя депрессия, и просто уехал и даже не звонил. И за что я ему должна быть благодарна? Что бросил в трудную минуту из-за своих соплей? Да катись ты к черту со своими соплями теперь, тряпка!
Я была зла. Практически вне себя.
Честно признаться – я вообще не знаю, был ли у Брэдли хоть какой-то шанс после того, как он улетел из Москвы, обещав вернуться, но так и не вернулся. Я отпустила его и плакала – я думала, что, несмотря на «паузу» в наших, так сказать, «отношениях», есть что-то, что не позволит ему просто раствориться во времени. Ему нужно было слетать в Америку, чтобы решить вопросы, в том числе мои. Но до Америки Брэдли не долетел – на первой же пересадке в Амстердаме он остался, спился, скурился, страхался и тому подобное. Джо разыскивал его неделю и постоянно звонил мне, спрашивал – не объявился ли. А потом позвонил и рассказал, что нашел его в каком-то притоне, обкуренного, облеванного и невменяемого. Наверное, Джо не знал, что у нас с Брэдли что-то начиналось, иначе никогда не выдал бы мне брата. Но он не знал, а я ему сообщила это только после того, как все услышала. И тогда Джо заявил, что я поступила неправильно, что я должна была ему рассказать обо всем до того, как он мне неприглядные подробности. Возможно, поэтому Джо считал, что я ему должна. Честно признаться, я тоже так считала.
Но в «Красные холмы» я приехала не потому, что должна Джо, в конце концов, это только его промах. Я хотела увидеть Брэдли и понять – осталось ли за это время, почти год, хоть что-то, что болью отзовется в сердце.
Но нет – мне даже не было его жаль. Только разочарование.
Как будто не было этого года. Мы снова вместе, нет только Димки. И Брэдли, и я, и Васька внимательно слушали то, что говорит Джо, и понимали – это действительно нужно сделать. Этот альбом должен увидеть свет. Димка хотел этого, но у него не получилось. Я уверена, если у него была бы возможность пройти сквозь сумеречную зону и вернуться в этот мир, извлечь скользкими от крови пальцами пулю из сердца и заштопать шершавыми нитками дыру в теле, он бы сделал именно это. А сейчас это должны сделать мы.