Краем глаза Клыкастый заметил, что Шустрый начал еле заметной тенью двигаться по крышам, перепрыгивая с одной на другую, ни на шаг от него не отставая, и при этом продолжая метать - откуда только берутся! - один за другим ножи. Он не давал ему даже шанса для манёвра, смертоносное железо пролетало совсем рядом с головой, над ухом, возле ноги, несколько раз распоров штанину...

Если бы он только знал, что за всем этим действом наблюдал вечно хранящий покой Дороги страж, который думал про себя: "Ловко. Вот только пацан не видит, что ножи каждый раз как будто специально мимо пролетают. Причём так медленно... А ведь у Шустрого вторая кличка есть: "Мастер ножей". И каким бы умелым и ловким ни был пацан, от одного он, возможно, и увернулся бы, от двух - ну, наверное. Но не от всех!". Всё это казалось стражу очень весёлым и занятным, и он не вмешивался, тем более что Шустрый лично его о том попросил.

А Клыкастый тем временем пересёк границу Подмастерья, несколько раз чуть было не попав под спрятанные в стенках ловушки. Но каждый раз в последнее мгновение успевал их обойти, кое-как умудряясь пропускать мимо градом ниспадающие на него ножи. Он был весь красный, взмокший, но не останавливался - нельзя останавливаться, когда любое промедление могло оказаться смертельно опасным, а в том, что Шустрый действительно мог его убить, мальчик почему-то не сомневался.

- Маменькин сынок! - продолжил рявкать, не прекращая метать оружия, Шустрый. - У тебя молоко на губах не обсохло, а он удумал мага грабить! Не дорос ещё, щенок! Скажи спасибо, что до сих пор не прибили, ну да дело поправимое!..

Упоминание о матери вдруг ударило в голову так, что всё вокруг поплыло, исказилось... Но это не помешало горцу - наоборот, неожиданно всё стало восприниматься не как отдельные колышки, или лески с верёвками - нет, всё теперь вдруг стало единым целым, соединённым, имеющим какую-то только ему понятную связь. Всё, что раньше мелькало перед глазами, теперь медленно проплывало мимо, ударившая в голову ненависть вдруг стала подспорьем, позволившим Клыкастому перемахнуть через невидимую, казалось бы, леску, спрятанную так лихо, что можно было заметить её лишь зная о её существовании. И потому спрятанные в яме, готовые вырваться на волю дротики, с угрюмым немым укором остались в своих нишах.

Клыкастый больше не слышал Шустрого. Он слышал лишь какой-то далёкий и не больно важный шум. Мальчик слышал лишь скрип кольев, по которым он пробирался вперёд, скрежет натянутых верёвок, которых он касался одними носками сапог, уходя в сторону от свистящих громче флейты ножей - вот что он слышал отчётливо и громко.

Он не кусок дерьма! Он не грязь под ногами! И. Как. Он. Смеет. Говорить. О. Его. Матери!!!

Клыкастый не заметил, как последние слова ворвались в его сознание уже когда ноги ощутили под собой земную твердь. И он остановился, вдруг поняв, что больше нет свиста ножей, нет скрипа дерева... Ничего нет. Лишь чья-то знакомая рука легла на плечо, а затем перед взором покрытых красной пеленой глаз возникло улыбающееся лицо Шустрого, а в уши проник его успокаивающий, совсем не такой, каким он его слышал только что, голос:

- Поздравляю, Мастер. Завтра выйдем на дело. А пока отдыхай. Ты заслужил.

Затем он ушёл. Исчез во мраке переулка. А Клыкастый, тяжело дыша, медленно обернулся. И увидел за спиной, во всю длину, от начала до конца, только что пройденную им Дорогу Невзгод...

Бывший раб бежал сквозь чащу, не разбирая дороги, опьянённый неожиданно свалившейся на его голову свободой. В бойне, устроенной гостеприимно принятыми в караван Храмовниками, вряд ли кто сумел уцелеть. По крайней мере, из магов и вольных наёмников. Уж его-то господину точно снесли голову сразу, не предупредив. А его, трясущегося от страха и зачем-то прикрывающего лицо руками, которые не спасли бы от остро заточенной стали, отпустили, просто-напросто пройдя мимо и бросив по пути: "Беги". Вот он и побежал...

И только сейчас, преодолев самое меньшее лигу, бывший раб вдруг осознал: всё, кончено! Он свободен! Благородные господа спасли его! Все невзгоды, страдания и боль - всё это там, за спиной, в прошлом! А впереди - свободная жизнь! Быть может, он построит домик у речки - сам, уж руки у него растут откуда нужно. Обзаведётся семьёй - бывшая жена стала рабыней у другого господина, так это ничего, найдёт другую, красивее и моложе! А там и дети, несколько мальчишек, ну, и девчонкой можно разбавить, ничего страшного! Будет красавице-матери помогать в вязании, да и по дому хлопотать... А мальчишек он будет учить рыбной ловле, на охоту будут вместе ходит, обучит то уж их уму-разуму. А когда подрастут, тоже жён себе найдут, таких же красивых, как и их мать, и построят дома рядом с его домом, как и их дети... И будут потом спрашивать проезжающие господа, с восторгом взирая на раскинувшуюся у речки деревушку: "Это ж откуда такое великолепие тут взялось, когда подобного отродясь в этих местах не видели?". И будут им рассказывать о том, кто первым пришёл в эти места и начал отсюда свой славный род, и будут охать и ахать проезжие, и рассказывать о том в больших городах и, может, даже в Столице! И разве вспомнит кто-нибудь о том, что тот, кто первым пришёл в эти славные земли, был когда-то рабом?

Все эти мысли пролетели в голове за считанные секунды.

И неожиданно прервались метнувшейся откуда-то слева тенью. В последнее мгновение своей жизни бывший раб успел испугаться и удручённо подумать о том, что совсем позабыл: он ведь в Чародейском Лесу...

Тень громко рявкнула и с размаху откусила человеку голову с доброй частью грудины, прижав лапой мёртвое тело, словно оно ещё могло убежать. Затем с удовольствием чавкнула, смакуя неожиданно встреченное лакомство.

"Вкуснятина..."

Существо, облизав испачканные кровью губы, бережно взвалило добычу на плечо и поковыляло куда-то в одному ему известном направлении. Неспешно и безбоязненно: охота прошла успешно, дома будет пир...

Это подземелье не было создано природой. По крайней мере, той природой, которая верховенствовала на Континенте. Да и, пожалуй, ни одна природа во всех мирах и всех вселенных не смогла бы создать подобный подземный лабиринт. Это сделал НЕКТО, причём некто небывалых размеров и небывалой силы. Откуда пришёл этот некто? Разве кто даст ответ... Но тем, кто волею судьбы попал в это место, приходилось лишь надеяться, что он давно либо сгинул, либо покинул заполненный мраком лабиринт. Но надежда была призрачной: разве станет тот, кто сам выстроил себе уютное жилище, вдруг покидать его по собственной воле? А если и покинул, то не было ли на то причин более страшных, чем сам создатель подземелья?..

- Ай! - Агнесс споткнулась и полетела на землю, оборвав своё и так успевшее настрадаться платье.

Вран, шедший позади неё, вздохнул и остановился. Но не стал помогать. Лишь буркнул:

- В который раз валишься. Под ноги смотри...

- Да как тут что-то увидишь! - огрызнулась женщина, всё-таки поднимаясь и отряхиваясь. - Тьма же непроглядная! Я дальше носа не вижу!

- Как не видишь? - удивился горец. - Вот же, всё видно прекрасно! Вот камень, за который ты зацепилась, вот корни выступают на потолке...

- Что?! - подал голос шедший впереди и также вынужденно остановившийся Кот. - Друг мой, а скажи, что ты ещё имеешь возможность видеть?

Вран чуть опешил от неожиданного вопроса. Но он успел привыкнуть к тому, что Кот ничего не говорит и не спрашивает просто так, и если ему надо, значит, это действительно важно. Поэтому, подумав и поводя головой, чуть щурясь, Вран начал перечислять:

- Камни вижу. Много камней. Из пола и из стен выпирают... Ну, корни, опять же. Большие корни, толстые. Они на потолке друг с другом переплетаются, Агнесс о них не один раз головой удариться успела. Ещё пучки трав... Или мха. Крохотные такие, от потолка к земле расходятся, а у самой земли исчезают.