— Все девушки мира будут твоими. Теперь, когда ты бессмертен и чертовски красив.

Рафаэль делает один шаг вперед. Саймон хочет шепнуть: “Боже”. Вместо этого с губ срывается странный полувдох, так похожий на стон наслаждения.

“Я красив?”, - думает Саймон, а во рту пересыхает, и он все бы отдал за самый маленький глоток человеческой крови. Потому что диета из свиной и бычьей порядком измотала.

— Не только девушки, - шепчет вампир.

Холодные пальцы поправляют воротничок, будто случайно задевая кожу. Они обжигают, как солнечный свет, оставляя на шее невидимые пятна, что продолжают гореть даже когда вампир убирает руку.

— Солнце село. Ты должен идти, а то опоздаешь на церемонию. Поверь, это зрелище ты не захотел бы пропустить.

Ему не нужно дышать, но грудь вздымается по-привычке, и в голове шумит так, будто кровь закипает и взрываются вены. Саймон выглядит удивленным и… разочарованным?

Рафаэль усмехается краешком рта.

— Мы бессмертны, мы можем позволить себе не спешить. Я буду здесь, когда ты придешь.

Шагая через порог, Саймон думает, что Рафаэль будет единственным, кто останется, когда состарятся и умрут все друзья. А Рафаэль не изменится ни на йоту. И будет таким же ослепительно красивым.

========== Эпизод 11 (Рафаэль/Саймон) ==========

Комментарий к Эпизод 11 (Рафаэль/Саймон)

Рафаэль/Саймон

https://pp.vk.me/c629112/v629112352/f8c9/ANiPx_pGjvc.jpg

— Ей нужна помощь. Я прошу тебя… Рафаэль.

Кларисса Моргенштерн, ну конечно. Рафаэль не ревнует. Он живет слишком давно, а Саймон слишком недавно обрел бессмертие, чтобы понять - смертные не имеют значения. Смертные - как мотыльки-однодневки, прекрасные в своей недолговечности, прекрасные даже когда летят на огонь, зная, что жизнь их оборвется через половину мгновения.

Прекрасные и бесполезные.

Саймон добавляет, молит почти:

— Я сделаю все, что захочешь.

О да, ты сделаешь. Все, что попрошу и многое другое. Ты станешь игрушкой, утехой, забавой, хотя мог бы стать бессмертным принцем. Тем, кто сядет на трон по правую руку от короля.

— Ты останешься здесь, в отеле “Дюморт”.

У Саймона в глазах тысячи вопросов и такая безнадежность, что хоть сейчас - на улицу под смертельное солнце. Но он просто сжимает кулаки и коротко кивает, засовывая руки в карманы.

— Только отдай им Камиллу. Я согласен на все.

— Не пойдет, - усмешка Рафаэля хищная и холодная, он осматривает Льюиса медленно и лениво, как призовую лошадь на скачках. Он знает, слышит, как у парня волоски на руках шевелятся от этого взгляда. - Они поговорят с ней здесь, в подземельях. В моем присутствии. Это все, что я могу обещать.

Хоть какой-то шанс, думает Саймон, чувствуя одновременно странный жар и озноб. И, если бы он не был таким окончательно мертвым, это не казалось бы иррационально-неправильным, но теперь…

— Спасибо хотя бы за это.

— Я делаю это не для тебя.

Рафаэль передергивает плечами, словно ему жмет новый пиджак. Этот мальчишка не поймет. Не сегодня, не в ближайшие годы. Рафаэль Сантьяго делает инвестиции лишь в выгодные проекты. И Саймон Льюис - определенно нечто интересное. Манящее. Желанное.

— Ты хочешь, чтобы я делал что-то особенное для тебя? Был кем-то вроде личного помощника?

О, да.

Рафаэль не отвечает, он лишь раздвигает губы в улыбке такой красивой и яркой, что у Саймона мгновенно пересыхает во рту, и хочется крови. Много горячей, живой, свежей крови, что плещется в венах людей…

А потом один большой шаг. Притирает Льюиса к стене, не прекращая улыбаться. Он пахнет тропическим морем, и Саймон зачем-то думает, соленая ли его кожа на вкус или отдает сладкими персиками…

— Рафаэль.

Он не целует. Просто чуть наклоняет голову, касаясь губ губами. Саймон выдыхает громко и рвано, хватает ртом воздух, который ему уже давно не нужен, и лишь раскрывает губы, позволяя Сантьяго углубить поцелуй. Его язык влажный и сладкий, умелый. Такой умелый, что подгибаются коленки. Саймона целовали и раньше. Но это. Это как смерть.

Ладонь Рафаэля на затылке твердая и горячая, вторая - на плече, прожигает сквозь плотную куртку и рубашку. Саймон думает… Нет, думать не получается. Пока язык вампира сплетается с его языком, он распадается на атомы, и мысли о Клэри, ее маме, проблемах Клэйва - все это уходит куда-то назад, а сам Саймон Льюис расщепляется в пыль, когда пальцы Рафаэля расстегивают пуговку, другую, чтобы скользнуть внутрь, провести по гладкой бледной коже, заставив задыхаться того, кому не нужно дышать.

— Что, если я откажусь?! - Саймон разрывает поцелуй и чуть отстраняется. Так, что Рафаэль все еще слишком близко. Слишком … желанно?

“Я глава клана вампиров. Я беру все, что хочу, а сейчас я хочу тебя”, - он читает это и многое другое в темных, пленительных глазах Сантьяго. Глазах, что засасывают, будто трясина. А кожа горит.

“Господь Всемогущий”, - хотел бы сказать Саймон, но это имя он - проклятый отныне и вовеки веков, не смеет, не может произнести. И язык щиплет, как от порции яда.

— Но ты не откажешься, так ведь?

Рафаэль живет слишком долго и читает по глазам, как в открытой книге. Расстегнет еще несколько пуговок, поможет стянуть холодную кожаную куртку, бросит на пол, не глядя.

“Я не продаюсь”, - мог бы сказать Саймон.

“Но я и не покупаю”, - мог бы возразить ему Рафаэль.

Ты - тот, кого я хочу.

Губы бессмертного на его коже холодные и ненасытные, он чуть прикусывает и тут же зализывает заживающие ранки языком. И Саймон дрожит - не от холода, которого вампиры не ощущают, от возбуждения и странного животного томления, растекающегося под бледной кожей.

Рафаэль скидывает пиджак и футболку, а потом помогает Льюису справиться с пряжкой ремня. Саймон не влюблен и не очарован, но он плавится жидким золотом от каждого касания, и стоны срываются с губ в такт движениям пальцев и языка.

*

— Вы можете говорить с Камиллой здесь, - Рафаэль выходит к сумеречным охотникам, на ходу натягивая пиджак. На губах блуждает какая-то сытая улыбка, а глаза горят черным, обжигающим пламенем.

Клэри и Иззи переглядываются, пожимая плечами. Хоть что-то. Саймон прячет взгляд, поднимая воротник куртки.

— Саймон, все хорошо?

В голосе Клэри тревога мешается с нетерпением, и он думает, что всегда был для нее кем-то вроде надоедливого младшего брата, которого некому спихнуть на руки. Она беспокоится, но не он занимает все ее мысли. Ему холодно, и вампир натягивает рукава на пальцы, пытаясь не замечать, как горит - просто пылает, кожа в тех местах, где его касался Рафаэль. У него губы опухли от поцелуев, и он глаз не может поднять, чтобы не встретится с вожаком взглядом, потому что там все сразу - насмешка, похоть, желание. А еще что-то, напоминающее нежность.

“Ты теперь мой”, - выдохнул Сантьяго чуть раньше, кончая.

— Вампиры не отдадут вам Камиллу, но вы сможете поговорить. Вас проводят.

— Ты не идешь?

“Ты теперь мой”

— У вампиров свои дела, дорогуша, - Рафаэль опускает руку ему на плечо, и Саймон ненавидит свое тело за то, как оно реагирует на эти касания.

“Я теперь твой”

========== Эпизод 12. ==========

Комментарий к Эпизод 12.

Магнус/Алек

https://pp.vk.me/c628831/v628831352/45369/v1WLQ4cgclo.jpg

— Алекса-а-андр, вот это сюрприз, - ошарашенно тянет маг и улыбается как-то безумно, в его кошачьих глазах разгорается азарт, а еще он быстро облизывает губы, от чего его визави лучится самодовольством и смотрит так нахально и собственнически, что нефилиму, наблюдающему эту сцену со стороны, так сильно хочется пустить стрелу ему прямо меж глаз, что подушечки пальцев нестерпимо зудят.

Он уже почти тянется к колчану, проявляющемуся за спиной, как радуга в небе после дождя. А этот… Нет, язык не повернется назвать его Алеком Лайтвудом, хотя лицо у них - одно на двоих, как под копирку. Будто в зеркало смотришься. Хотя зеркало какое-то кривое, с изъяном. Потому что он, Алек, никогда не пялился (даже на Магнуса Бейна) так похотливо, никогда не скользил по своей шее длинными пальцами, будто собирался раздеться здесь и сейчас и немедленно отдаться бессмертному магу, даже не потрудившись найти укрытие.