– Я, понимаете ли, день и ночь, день и ночь… Не жалея своих сил! Все для людей… Все для людей!..

Он приоткрыл ящик стола, посмотрел вглубь и тут же закрыл.

– Все здоровье на этой должности потерял! Как…

Он на секунду задумался, подбирая сравнение.

– Как … Прометей, понимаете ли! Как…

Он снова задумался.

– Рыцарь этот?.. Все забываю…

– Робинзон Крузо? – Подсказал Профессор.

Председатель с сомнением покачал головой.

– Да нет, вроде как бы по-другому звали. Но все равно!..

И председатель изобразил вид скорбный и удрученный.

– А пойдем у них самих спросим! – Предложил Михалыч.

– Пойдем! Мне скрывать нечего!

Председатель встал, предварительно закрыв ящик стола на ключ, затем подергал его для надежности.

Когда вся компания, продравшись сквозь заросли кустарника, вышла к заброшенным участкам, они увидели двух инопланетян. Те сидели на дереве и играли на флейте. О том, что это была флейта, Михалыч понял сразу: по телевизору как-то показывали Растроповича.

Компания остановилась в нерешительности. Инопланетяне продолжали играть, не обращая на них внимания.

– Моцарт, – сказал Дачная амнистия.

– Моцарт? В четверг? – С сомнением покачал головой Профессор.

– Вивальди! – Определил Михалыч. – Времена года.

– Согласен, – кивнул головой Профессор. – Лето.

– Середина июля, – уточнил Михалыч.

– Восемь часов утра, – вставил Дачная амнистия.

– Уже девять, – посмотрел на часы председатель.

Михалыч кашлянул.

– Я извиняюсь, граждане, нам бы насчет денег уточнить.

Инопланетяне перестали играть и захлопали черными большими глазами. Потом один из них показал им неприличный жест.

– Ну, я же говорил, – тут же засуетился радостный председатель. – Вот и консенсус!

– Чего? – Спросил Дачная амнистия, с надеждой запомнить красивое слово.

– Вы нам лапшу не впаривайте, сволочи инопланетные! Интеллигентно, но очень угрожающе заявил Профессор. Он почувствовал, что ускользает его мечта в три фазы и регулируемым углом подачи доски. – Я и сам могу пальцы крутить!

Он поднял с земли палку и с решительным видом двинулся к инопланетянам.

– Может, не стоит этого делать? – Неуверенно, с остатками благоразумия спросил председатель.

Но было уже поздно.

…Бежали они сквозь кусты, не особенно разбирая дороги. Впереди мчался председатель, потерявший, по его словам, все здоровье на этой должности.

Замыкающим бежал Михалыч, подтягивая слетающее трико.

Профессор с Дачной амнистией поддерживали друг друга, спотыкаясь и падая.

Отбежав приличное расстояние, они остановились, переводя дыхание.

– А еще гуманоиды, называется, – Профессор грязно выругался. – Сказали бы по человечески! Зачем же сразу своими флейтами махаться…

– И все по голове! – Поддержал Дачная амнистия, потирая ушибленные места.

Помолчали.

Со свистом, рассекая воздух, пролетела палка.

Профессор пригнулся.

Палка ударилась о дерево и отскочила к их ногам.

Они молча посмотрели на нее.

– Ну, я пошел? – Сказал председатель. – Должность, знаете, обязывает. Дела!

И уверенной походкой зашагал к своему участку. По дороге возмущенно разводил руками и вопрошал куда-то в небо.

– Деньги!.. Какие деньги? Это же надо такое придумать! Совсем люди совесть потеряли!

Голос постепенно затихал. Ему посмотрели вслед, вздохнули и неторопливо стали расходиться по своим делам.

После обеда Михалыч, сожалея о неразумно растраченном времени, решил наверстать упущенное и все-таки окучить картошку.

Он взял тяпку побольше и энергично принялся за работу.

Но солнце уже стояло в зените, голову напекло, он потерял сознание и упал прямо в борозду.

Когда пришел в себя, снова взял в руки инструмент.

К сожалению, солнце продолжало стоять высоко, и он опять потерял сознание.

Однако Михалыч был не из тех, кто отступает после первых трудностей.

Тем более, картошка создавала внизу кое-какую тень.

Прошелся с тяпкой несколько метров и снова упал.

Пришел в себя и стал работать.

Потом упал.

И так – с неумолимой периодичностью.

Соседи, которые возводили забор, бросили свое занятие и стали наблюдать за циклическим процессом.

– Странный метод агротехники, – сказал один из них. – Но что-то в этом есть.

– Слышь, сосед! – Прокричала супруга. – А ты не пробовал, когда уже внизу, одновременно и пропалывать?

Михалыч запустил в них тяпкой, и радостные лица скрылись за недостроенным забором.

День сегодня явно не заладился.

Тогда он решил заняться баней. Тем более, накануне поставил электрическую печь и все ждал удобного случая, чтобы опробовать.

Печь, повторяю, была электрическая. Кто в теме, сразу поймет несравненные преимущества. Для нее не нужны дрова и сопровождающие их вечные проблемы с пилкой, колкой, сажей и грязью. Все чисто и просто. Включил, нагрел – и мойся, сколько хочешь. Так, во всяком случае, утверждал поставщик. И так писалось в инструкции. Сначала на казахском, потом на узбекском и потом на русском языке мелким шрифтом. Со множеством грамматических о орфографических ошибок. Были, конечно, сомнения, выдержат ли пакетники, но общительный и словоохотливый продавец заверил, что можно подключать хоть атомную электростанцию: выдержит любая проводка!

Не выдержала. Причем, в самый неподходящий момент.

А именно когда Михалыч начал поддавать пару и уже стал хлестать себя веником.

Где-то сухо щелкнуло и в бане погасло освещение. Печка, испустив протяжный писк, начала остывать со скоростью наступающего ледникового периода.

Михалыч чертыхнулся и выглянул в оконце.

До столба, где находился счетчик с предохранителями, было недалеко: метров пятьдесят. И проблем не было их снова включить.

Но это для одетого человека. А когда уже начал париться, не одеваться же снова?

Немного пособиравшись с мыслями, Михалыч взял простыню, закутался в нее, как римский патриций, и, крадучись, вышел из помещения.

Осторожно перепрыгивая между кустами смородины, он уже почти подбежал к столбу, как сзади услышал шум работающего перфоратора.

Проклятые соседи после обеда снова принялись за работу.

С ловкостью вьетнамского партизана Михалыч бросился в кусты и притаился.

Надо подождать, когда перейдут на другую сторону, решил он.

Но соседи продолжали топтаться на одном месте.

А тут еще эти проклятые муравьи… Пользуясь его беспомощностью, они решили взять реванш за те инсинуации с хлорофосом, которые Михалыч устроил им на прошлой неделе.

«Ну, собаки, всех выведу!» – путая видовую принадлежность, прошипел он про себя.

Куда-то спешила по своим делам божья коровка. Но увидела голого человека в простыне, остановилась и замерла от удивления.

На микроскопической черной мордочке явственно можно было увидеть сначала недоумение, потом восторг.

Михалыч согнул палец и щелчком запустил божью коровку на околоземную орбиту.

На проводах захохотали ласточки.

А потом прилетели комары. Странно, днем же их обычно не бывает! Видимо, сообщил кто-то из местных.

Лежать стало невмоготу. Он уже собрался встать и изобразить типа: «Привет! Вот и я! Хэллоуин!..» или что-то в этом роде, как соседи, наконец, перешли на другое место.

Михалыч осторожно встал и только собрался подбежать к столбу, как сзади раздался грохот падающего профлиста.

Михалыч с коротким визгом снова юркнул в свое убежище.

Пока соседи между собой выясняли, кто из них «раззява», Михалыч решил поменять дислокацию и перебрался за сливу. Ствол дерева был довольно толстый и позволял стоять незамеченным.

Если бы не острые сучки!

В результате чего простынь и порвалась.

Подняв разорванный лоскут, он покрутил его в руках с мыслью, куда бы засунуть.

Сзади раздались аплодисменты, крики восторга и советы по его применению.

Михалыч резко обернулся. Он совсем забыл про дачу на смежном участке. И про то, что хозяева во второй половине дня обычно собирались на мансарде пить чай.