Прошла пара месяцев. И в область приехал «сам». Поселился в санатории недалеко от города. И стал оттуда наезжать на работу. Набирать себе команду.

Неожиданно для всех в ней оказалась и Марина Сорокаумова – депутат, продвинутый издательской группой Дубравина. Пришлась, видно, по душе бывшая комсомольская деваха. Бойкая, речистая, сердцем чистая.

В этот самый период Дубравин, занятый «Русским вопросом», решил, что неплохо было бы встретиться и поручкаться с Рюриковым.

Встреча состоялась. И оказалось, что у них похожие взгляды, привычки, видение обстановки. И вообще, они люди, что называется, одной крови.

Дубравин рассказал свою историю появления в этих краях. Устройство местной жизни. Посетовал на то, что «по большому счету не с кем поговорить».

Свела их не только взаимная симпатия, но и идея, которая давно бродила у обоих в голове. Она была проста, как колумбово яйцо. И заключалась в том, что для спасения русских нужно произвести их отрезвление.

И вот теперь в столице идея обрела окончательную форму. Власть в лице губернатора Рюрикова, церковь, представленная игуменом Фотием, и медиа с Дубравиным во главе – решили попробовать изменить отношение народа к пьянке.

А для этого к народу надо с чем-то выйти.

В сельском клубе не протолкнуться. Заняты все места. Мужики в тяжелых куртках и сапогах. Мнут в руках шапки. Краснолицые – то ли от мороза, то ли от принятых «на грудь» двухсот граммов. Сидят, перешептываются. Похохатывают.

Женщины неопределенного возраста. В тяжелых пальто и куртках. Лица усталые, угасшие.

Молодняк – в первых рядах. Юные цветущие девчонки с румянцем во всю щеку. Неловкие парни, неоперившиеся, холостые – жмутся по углам.

И пока глава района, хитроглазый Чигиков, представляет его, Дубравин думает о том, чем можно пронять народ. Аудитория трудная. Деревня – одно слово.

Наконец Чигиков торжественно провозглашает:

– Президент организации «Трезвое дело» Александр Дубравин! – и садится на свое место.

Дубравин прилаживает черный микрофон поудобнее. И без долгих околичностей, что называется, берет быка за рога.

– Я сам из деревни! – размеренно, но с такой силой и чувством говорит он, что зал, до этого шелестевший, сразу притихает. Видят, что этот – свой. – И из семьи, где пили. Брат мой Иван, здоровенный мужик двухметрового роста, умер в возрасте пятидесяти четырех лет! Угорел от водки. Брат умер. Пусть земля ему будет пухом! – Он помолчал. – Но что я обнаружил, когда приехал его хоронить? Я обнаружил племянников, его сыновей, которые пошли по той же стежке-дорожке. На следующий день после похорон увидел: племянник Серега сидит с молодыми дружками на том же самом месте под гаражами, на котором начинал свои посиделки Иван! И там же распивает. Значит, история повторяется? Значит, все идет по кругу? Так вот, я оставил всё и потому пришел к вам, чтобы мы все вместе наконец прервали этот порочный круг.

Дубравин сделал паузу и продолжил:

– Что говорить о людях пьющих, тех, кто уже втянулся в это дело? Бог им судья! Они уже свою судьбу определили. Я сегодня говорю о молодежи, о тех, кто только вступает в жизнь. Вот их мы должны спасти, оградить от водки, научить жить в трезвости. А иначе так и будем вымирать! Вы посмотрите, что творится с мужиками! Когда я оканчивал школу, нас в выпускном классе было двадцать восемь человек. А сейчас осталось только двенадцать. Остальные уже умерли. От чего? Да понятное дело – от чего. От пьянки! Так давайте же вместе остановим эту эпидемию, этот мор! Мы – северная страна. Такая же, как Финляндия, Норвегия, Швеция. И вы думаете, они не пьют? Пьют. И еще как! Но там давно поняли, что так дело не пойдет. И приняли соответствующие ограничительные меры. И поверьте – не зря! Если у нас средняя продолжительность жизни мужика пятьдесят девять лет, то у них – семьдесят три. И это не предел. Поэтому и нам надо сделать так, чтобы молодежь нашла себе другие занятия. А не сидела, как их деды и отцы, пропивая свою жизнь, под гаражами!

По тому, как закивали головами женщины, как опустили глаза мужчины, он понял, что попал в больное место. Все они думают о судьбе своих детей. О том будущем, которое ожидает их. И все они, как и он сам, понимают, что так жить и так пить, как пьют сегодня, нельзя.

Уже несколько месяцев он посвящал свое время и свои силы этому, казалось бы, безнадежному делу – заставить людей задуматься, изменить свои взгляды на пьяные застолья. Сделать то, что пошло прахом в середине восьмидесятых.

Начали с организации. Губернатор собрал форум, на котором присутствовали все, включая полицию, прокуратуру, здравоохранение, образование. В общем, каждой твари по паре. Разработали программу. Дубравина избрали президентом.

И пошло-поехало. Народ оживился. Открыли горячую линию, на которую стали звонить неравнодушные граждане, возмущенные подпольной торговлей паленой водкой. Подтянулись молодые волонтеры. Начали проводить фестивали, конкурсы, концерты на тему трезвого образа жизни. Дубравинские каратисты двинулись по городам и весям показывать деревенской молодежи чудеса восточных единоборств. Другие неравнодушные «большие» люди стали проводить спортивные турниры, устраивать во дворах спортплощадки.

Дубравин знал: можно делать все, что угодно и где угодно, но если об этих делах не пишет пресса, не трещит телевидение, то их как бы и нет вовсе. Поэтому он жестко следил за тем, чтобы любое мероприятие сразу же освещалось на телевидении и в газетах.

Он давно понял, что народ нуждается в примере. И если идея здравая, то ее подхватят. Ведь так уже было. Те идеи, которые он высказывал в телевизионном проекте «Русский вопрос», который вел много лет, все-таки воплотились в дела. Сначала они попали в программу так называемой Партии жизни. А потом перекочевали в тезисы главной партии. И в конце концов их озвучил «преемник».

Так и теперь, на встрече. Идея трезвости молодежи постепенно овладевала сельской массой, собравшейся в клубе. А он продолжал:

– Был я в Норвегии. Изучал их нравы. И очень удивился. Страна – как картинка с туристического буклета. Но имеет некоторые особенности. Нет там, например, придорожного общепита, где вам нальют или продадут спиртное. Алкоголь продается в городе и только в одном специализированном магазине. А цены заоблачные…

В общем, пронял он селян своим рассказом. Долго благодарили. Но уезжал он с той встречи все равно задумчивым. Потому что сколько ни говори халва-халва – слаще не станет. И простые сельские люди популярно объяснили ему, в чем дело.

– Валька-магазинщица, – торопливо толковала ему бабуля с трясущейся головой и слезящимися глазами, – с ранья открывает свою лавку. И наши алкаши к семи уже подтягиваются. Надо бы ей запретить торговать. А никто не может. К кому только не обращались!..

– Ученики идут в школу, по пути берут эти энергетические баночки, – говорила озабоченно сельская учительница. – А этому киоскеру наплевать! Бесстыжая морда!

Дубравин и сам замечал, что при всей его бурной деятельности «пар уходит в свисток». Сотни мероприятий проведены. Встречи, беседы, статьи. Люди вроде бы все понимают. А меняться – ничего не меняется. «Вот опять начальник милиции прислал письмо с приветом. “Десять торговцев оштрафовали на пятьсот рублей. Кого-то пожурили…” Эх, да разве это меры? Шуму много. А дела с гулькин нос. Почему? Да потому, что нет законов, по которым можно было бы серьезно вдарить по водочной мафии. Вон в одной Кабарде двадцать два водочных завода! Да в Осетии. И не остановить этот поток, идущий в Центральную Россию. Нужно, чтобы вся государственная машина озаботилась. Но там желающих прижать бутлегеров нету. И что делать в таком случае? Мы тут пыхтим, стараемся изо всех сил. А толку чуть. Такое ощущение, будто уперлись в стенку», – размышлял Александр.

В офисе на работе он взялся читать отчет любопытной молодежной организации под названием «Папа, не пей!». Но тут на пороге его кабинета появилась помощница. Подтянутая, полногрудая молодая женщина Наина. Работает она с ним еще с тех времен, когда он баллотировался в Думу. Приглянулась тем, что ведет дела четко, аккуратно, собранно.