Мадам Лиотта обвела взглядом остальных, и Гюстав Лапьер уставился в потолок.

– И парня нет? – спросил Полик.

– Нет, – ответила мадам Лиотта.

– Все правильно, – подтвердил Гюстав Лапьер. – Она сама мне так сказала.

Шэрон Пальяр фыркнула.

– Шэрон, уймитесь! – нахмурилась мадам Лиотта.

Верлак раздраженно переглянулся с Поликом, тот заговорил:

– Видимо, от бесед наедине толку будет больше. Начнем прямо сейчас. Сначала мы поговорим с месье Лапьером, а потом – с каждым из вас. Где нам можно расположиться?

– У меня в кабинете, – подала голос мадам Лиотта. – Там уже все готово. Принести вам кофе?

– Да, будьте добры, – в один голос ответили Верлак и Полик.

Они вошли в кабинет мадам Лиотта вместе с Гюставом Лапьером и закрыли дверь. Верлак занял стул хозяйки кабинета, Полик и Гюстав сели напротив него, по другую сторону стола.

– Мне известно, что вчера поздно вечером вы встречались с комиссаром Поликом.

– Да, – кивнул Лапьер.

– Извините, но придется еще раз задать вам те же вопросы, что и вчера, и напомнить о недавних событиях, которые наверняка вас травмировали, и это еще мягко сказано.

Лапьер кивнул, на глаза у него навернулись слезы. Оглядевшись по сторонам, Верлак заметил на видном месте коробку с бумажными платками. Неужели мадам Лиотта поставила ее сюда, готовясь к сегодняшним допросам, или коробка стояла здесь всегда?

– Никогда не видел ничего страшнее. «Травма» – да, не то слово, – подтвердил Лапьер. – Точнее было бы сказать «пытка».

Верлак изумленно уставился на собеседника.

– Там на двери есть звонок? – спросил он.

– Да, – кивнул Лапьер. – Я позвонил, но, конечно, мне никто не ответил. Я уже собирался уходить, когда с работы пришла соседка и впустила меня.

– В какое время это было? – спросил Полик.

– Около половины восьмого. Я ушел из банка в шесть тридцать, как и месье Иакелья, потом зашел выпить пива в бар на другой стороне улицы. Так сказать, для храбрости.

Верлак переглянулся с Поликом, тот кивнул, продолжая делать записи. Убийцу мог впустить и кто-нибудь из соседей. Жаль, что никто из этих соседей ничего не слышал.

– Тот, кто напал на Сюзанну, мог войти таким же образом, как я, или это был кто-то из знакомых Сюзанны, и она сама его впустила, – словно прочитав их мысли, добавил Лапьер. – До меня только сейчас это дошло.

– Верно, – кивнул Верлак. – Расскажите мне о Сюзанне. Вы, по-видимому, хорошо знали ее и относились к ней с уважением.

– Как я уже сказал вчера вечером, – начал Лапьер, коротко взглянув в сторону Полика, – я направлялся к Сюзанне не столько проведать ее – она жаловалась всего лишь на боль в горле, – сколько пригласить ее на ужин. На работе это было бы невозможно. Вы же видели, какая здесь атмосфера… Мадам Лиотта опекает нас, как малых детей, Шэрон в своих вульгарных мини строит из себя примадонну…

Верлак отметил, что короткие юбки Шэрон вызывают у Лапьера явную неприязнь.

Лапьер потянулся через стол, вытащил из коробки бумажный платок и высморкался.

– Чем дольше я работал вместе с Сюзанной, тем больше увлекался ею. В ней есть загадка, она не похожа на других девушек, с которыми я встречался. Она симпатичная, модно одевается, но говорит обычно о вязании и смотрит исторические сериалы – такие нравятся моей маме. Она не такая, как все, понимаете?

Его слушатели дружно кивнули. Оба состояли в отношениях с женщинами, которых Гюстав Лапьер тоже счел бы «не такими, как все» и даже «загадочными». Верлаку представилась Марин, уютно устроившаяся на диване, потягивая односолодовый виски и читая мемуары Жан-Поля Сартра. А Полику – Элен в синем хлопковом рабочем комбинезоне, какие носят фермеры по всему миру, стоящая на коленях на каменистой почве виноградника в поместье Боклер и отщипывающая пробы листьев с лоз, чтобы принести их домой и подвергнуть тщательному ежедневному изучению. «Я осматриваю их в поисках вредителей, – объясняла она мужу. – Если черных пауков больше, все в порядке. Если слишком много рыжих пауков, пора приступать к опрыскиванию».

– Продолжайте, – попросил Верлак, откидываясь на спинку вращающегося кресла мадам Лиотта.

– Ну, вот я и пошел к Сюзанне, чтобы пригласить ее, – это все. Но вы, наверное, об этом уже знаете – от полицейского, который расспрашивал меня вчера ночью…

– Это был прокурор Руссель? – уточнил Полик.

– Да, он самый. Он спросил, как я узнал, где живет Сюзанна. Я мог бы посмотреть ее адрес здесь, в банке, но на прошлой неделе как-то вечером я провожал ее домой. Просто было любопытно.

Его слушатели переглянулись. Верлак поднял брови, Полик сделал еще одну запись.

– Вчера вечером вы нашли ее – и что потом? – спросил Верлак.

– Я ничего не трогал, – торопливо ответил Лапьер. – Я видел достаточно детективных сериалов, поэтому знаю, что трогать ничего нельзя, и вдобавок я понял, как сильно пострадала Сюзанна. Я вытащил из кармана мобильник и сразу же набрал «скорую». Выглядела она ужасно.

Гюстав Лапьер обхватил себя обеими руками, скорчился и начал всхлипывать. Полик переглянулся с Верлаком, судья запустил пальцы обеих рук в густые черные волосы, но промолчал.

Камиль Иакелья хотя и не всхлипывал, но выглядел таким же подавленным, как Гюстав Лапьер. Веки у главы отделения банка припухли, глаза то и дело наливались слезами, и он, садясь напротив Верлака, первым делом придвинул поближе к себе коробку с бумажными платками мадам Лиотта.

– Мне очень жаль, что вы познакомились со мной и моим маленьким, но чрезвычайно эффективным штатом подчиненных при таких плачевных обстоятельствах, – негромко произнес он.

– Мне тоже, – сказал Верлак. – Мадемуазель Монмори, по-видимому, – тихая и скромная молодая женщина.

Иакелья кивнул:

– Именно. Во время своего первого собеседования здесь со мной она говорила так тихо, что пришлось попросить ее говорить погромче. Но я сразу понял, что она умница.

– Вам известно что-нибудь о ее личной жизни? – спросил Верлак.

– Не больше, чем смог рассказать вам Гюстав. Я знаю, что ее родители и остальные близкие родственники живут в Эксе. Мне следовало узнать о ней больше, и эта мысль гложет меня, понимаете? Особенно теперь.

– Понимаю, – согласился Верлак. – В последнее время она не казалась чем-то обеспокоенной? Не такой, как обычно?

Иакелья с удивленным видом покачал головой:

– Нет… нет. Я, конечно, не настолько наблюдателен и сожалею об этом, но она казалась прежней тихой Сюзанной. Увы, мне, как руководителю, чаще приходится иметь дело с подчиненными, у которых возникают проблемы или которые открыто выражают недовольство. А молчаливые и старательные просто терпят, ведь так?

Полик и Верлак улыбнулись.

– А в тот день, когда она ушла пораньше? – уточнил Верлак. – Все было как всегда?

– Да, она вела себя как обычно, – подтвердил Иакелья. – В течение рабочего дня все мы слышали, как она постепенно хрипнет и теряет голос. Мадам Лиотта заподозрила у нее синусит, всполошилась и отослала домой около четырех.

Верлак задумался: если Сюзанна лишилась голоса, значит, вряд ли могла позвать на помощь. Группа полицейских сегодня занималась опросом жильцов трехэтажного жилого дома, где находилась и квартира мадемуазель Монмори. Может, кто-то из соседей, ни о чем не подозревая, впустил человека, который напал на нее?

– В какое время покинули банк все остальные? – продолжал расспросы Верлак.

– Мы прекращаем прием клиентов в шесть вечера и обычно успеваем навести здесь порядок – я имею в виду финансовые дела, а не поддержание чистоты – к половине седьмого. Я ушел в шесть тридцать, вместе с Гюставом. Остальные – раньше, чем мы, между шестью и половиной седьмого.

– Благодарю, – отозвался Верлак. – На этом все.

– Не могли бы вы держать нас в курсе? – спросил Иакелья, и его глаза снова увлажнились. – Мадам Лиотта сегодня утром звонила в больницу, но с нами даже говорить не захотели.