Хань вернулся в просторную комнату с диваном, сел рядом с Чонином и аккуратно стал снимать с него рубашку.
― Одеяло у тебя где лежит?
― Убирайся к чёрту.
― Как только, так сразу. Надо дать тебе лекарство и, пожалуй, компресс сделать.
― Ничего мне не надо.
― Тогда звоню в больницу, потому что ты болен и тебя надо лечить. Это где-то неделя…
― Сколько? ― Чонин оттолкнул его руки и сам стянул с себя рубашку. Хань зорко следил за каждым движением и проверял кожу на запястьях и сгибах локтей. Чисто. Значит, точно не наркотики. Деньги уходят на что-то иное.
― Неделя. Если будешь хорошо себя вести, я поставлю тебя на ноги за два-три дня. Вот и выбирай.
― С какой радости тебе со мной возиться?
― Мне так хочется. Хобби у меня такое.
“Потому что я маньяк. Латентный. Наверное. И у меня сдвиг по имени “Чонин”, вот так. И потому что я тебя получу ― никуда не денешься”.
Хань вздохнул и постучал пальцем по пряжке, намекнув, что брюки надо снять тоже.
― Так как? В больничку едем? Или ты потерпишь меня?
Чонин молча расстегнул брюки, снял их и указал куда-то влево.
― Одеяло в шкафу. В соседней комнате.
Хань сходил к шкафу, достал одеяло и закутал в него Чонина с ног до головы.
― Сейчас принесу лекарства и горячий чай. В сон клонит?
Чонин не пожелал ответить на вопрос, так что Хань пожал плечами и отправился за чаем. Заодно он сам принял несколько таблеток ― для профилактики. Простуда в этом году отличалась свирепостью и протекала в довольно тяжёлой форме. Помимо обычных симптомов она могла сопровождаться общей слабостью и тошнотой, многие падали в обмороки прямо на улице. Чонин в обморок не падал, на тошноту не жаловался, но слабость явно ощущал. Что забавно, Хань ни разу не слышал, чтобы он кашлял или чихал, хотя такое тоже могло быть.
Хань заставил Чонина выпить часть таблеток и сунул ему в руки чашку с чаем. Едва тот сделал первый глоток, как зашипел, словно большой разъярённый кот.
― Что это за мерзость?
― Просто пей, не задавай вопросов. Иногда лучше знать меньше. У тебя красивое имя ― Чонин. Почему Кай?
― Слушай, я тебя не звал и ни о чём не просил, так какого чёрта ты ко мне лезешь со своими вопросами? Я тебе благодарен за помощь, но это не значит, что ты вправе лезть ко мне в душу, ясно?
― И не пытался. Просто хочу помочь и веду светскую беседу. Или ты имеешь что-то против светских бесед?
― Имею.
Чонин раздражённо отставил чашку, одолев только две трети горького настоя, закрутился в одеяло и демонстративно отвернулся носом к спинке дивана.
― Я позвоню Чанёлю и предупрежу, что ты не сможешь выходить дня два.
― Смогу.
― Не сможешь. Или хочешь свалиться на сцене на глазах у публики?
― Не свалюсь, не волнуйся.
― Свалишься. Хватит уже строить из себя неуязвимого героя.
― Тебя послать фигурально или нецензурно?
― Опасаюсь, что это будет звучать одинаково.
― Правильно опасаешься, ― подумав, согласился Чонин. ― Ладно. Ты можешь стоять у меня над душой столько, сколько влезет. Но стой тихо. И не попадайся мне на глаза. Идёт?
― А ты будешь паинькой? Если будешь, то я превращусь в невидимку.
Чонин хмыкнул.
― Я забыл, что это такое. Но ты можешь не лезть на стенку, я не выйду на работу, пока не буду чувствовать себя хорошо. Доволен? Но ради тебя я не собираюсь менять собственные привычки в своём же доме. Мой дом ― мои правила.
― А ты деспот, оказывается.
― Ничего подобного. Я привык жить один и не терплю, когда кто-то пытается влезть в мою уютную вселенную и устроить там бардак. От тебя пока больше шума, чем пользы. Делай выводы. Думаю, рассчитать пределы моего терпения ты сможешь без труда, как и вероятность того, что я вышвырну тебя за дверь.
― Всё понял. Теперь просто поспи, ладно? Грабить тебя я не буду, всё равно тут красть нечего…
― Заткнись! ― с неожиданной злостью рыкнул Чонин, натянул одеяло на голову и затих.
Хань осторожно поднялся и убрёл в другую комнату, растерянно размышляя на ходу, что это вообще было. Чонин в последние несколько часов напоминал ему одну из “умных” мин в джунглях Камбоджи ― никогда не угадаешь, когда под ногой щёлкнет и что станет причиной взрыва. Между прочим, последствия от взрыва наверняка будут столь же плачевными: голова улетит в Японию, а ноги вернутся в Китай, всё остальное выпадет в виде осадков в Корее.
Хань бесшумно ходил по комнатам и всюду совал свой любопытный нос, пытаясь найти ответы на незаданные вопросы. Чонин зарабатывал больше, чем кто-либо ещё, но почему же он жил в такой дыре? У него даже запасов еды никаких, да и видно, что он почти ничего не готовил. Скорее всего, он просто не умел готовить вовсе, поскольку все продукты, которые нашёл Хань, можно было либо сразу есть, либо требовалось запихать в микроволновку. Хуже того, Хань отметил, что Чонин ел мало ― ясно, почему такой худой и жилистый.
Облазив жильё Чонина, Хань так ничего подозрительного и не отыскал, подсказок, впрочем, тоже. Подумав немного, он засобирался: решил сбегать за продуктами и приготовить Чонину нормальной горячей еды, ибо кормить больного сухими пайками или полуфабрикатами ― последнее дело.
Хань возвращался с покупками, когда вновь столкнулся с соседкой Чонина. Оставив пакеты на крыльце, он помог ей перетащить кадку с выкопанным кустом на её половину дома.
― А я думала, ты уже ушёл.
― Нет, тётушка. Я присмотрю за Чонином пока.
― Правда? ― искренне удивилась соседка. ― И он согласен? Обычно он всегда один и не любит, когда к нему ходят в гости.
― Ну… Я думал, может, друзья-студенты… ― забросил первый пробный камень Хань.
― Какие друзья? Ему пришлось бросить учёбу ещё год назад, и ни разу никто из его однокурсников не пришёл. Они и раньше не приходили. Да и чего им приходить? Денег у него нет, да и во всякие тёмные делишки он никогда не впутывался. Было раз, конечно, но давно, ему лет пятнадцать было. Насилу уговорили отпустить из полиции. Мать взяла с него слово, что такого больше не будет. И он слово не нарушил. А так-то… он всё время танцевал. Кто бы стал с ним дружить, если он то танцует, то волком смотрит?
― Тётушка, а почему же он бросил учёбу? Он ведь в танцевальном…
― Потому что. На учёбу тоже деньги нужны, на дом, на семью, а у них долг огромный, который надо выплачивать. Отец и мать уже немолоды, здоровье не то… Эх, ― соседка махнула рукой и попыталась повернуть кадку в другую сторону. Хань помог ей и безразличным тоном поинтересовался:
― А что за долг-то? Отец в казино много играл, что ли?
― Ну что ты! Нет, там какие-то махинации незаконные были в компании, потом компанию прикрыли, всё наружу вылезло, стали разбираться и разделили долг между всеми, кто был указан в бумагах. Где-то справедливо, где-то нет. Вот так и вышло. И ничего уже не докажешь, так суд решил. Несколько раз пытались опротестовать решение, проводили повторные слушанья, но всё напрасно. Так вот всё и осталось.
― И большой долг?
― Сынок, я не знаю, сколько именно, знаю лишь, что очень много. Было бы мало, Чонин учился бы дальше. Он танцует очень красиво, ― грустно улыбнулась соседка. ― Молчаливый, но хороший. Всегда поможет, если попросить. Жаль мальчишку, на работе пропадает всё время, иногда и дома не ночует. Нельзя так. Теперь вот приболел. Как он?
― Через пару дней будет в порядке, я позабочусь.
Соседка нагрузила Ханя фруктами и салатами, только после этого он смог вернуться к Чонину. Затащил всё накупленное в дом и взялся за готовку, разумеется, перепачкался с головы до ног, поскольку кулинария никогда не числилась среди его талантов. Пришлось полазить по вещам Чонина и взять без спроса футболку попроще, с брюками возникла заминка, но Хань нарыл-таки спортивные и просторные, в которые смог влезть, правда, пришлось подвернуть штанины. Свою одежду он запихнул в старенькую стиральную машину и после повесил в ванной сушиться.
Оглядев себя, Хань невесело усмехнулся ― вот и поменялся местами с Сэхуном. Если раньше Сэхун сходил с ума по Чонину, то теперь этим же занимался Хань. Только Хань не зелёный юнец и привык добиваться своего так или иначе. Вспомнилось не ко времени, как он пять лет боролся с собственной природой ― и ведь успешно. Пока не появился Чонин. И всё пошло прахом в течение одной секунды. Первый лишь взгляд на Чонина: мгновенно выхватить резкие черты, глаза с тлеющим в глубине опасным огоньком, красивый рисунок чувственных губ, дерзкий подбородок, длинные ноги, волшебную грацию, сплетённую с силой, огонь и лёд в одном человеке ― и всё, пропал без права возврата. Так не бывает, так не могло быть, но случилось ― вопреки всему. И Хань забыл об обещании, что дал самому себе пять лет назад, ― никогда не думать о мужчинах и быть всегда одиноким, потому что женщины его просто не возбуждали. Совсем. Любые женщины, самые разные. Его тело никогда на них не реагировало, чего нельзя было сказать о мужчинах.
