Я чувствовал его дыхание низом живота, бёдрами и всей длиной напряжённой плоти. И это дыхание, тревожившее кожу, было не менее эффективным, чем его пальцы, губы или язык. Вцепившись в софу, я изо всех сил сохранял неподвижность, хотя безумно хотелось послать всё к чёрту и податься навстречу его губам, рту, рывком заполнить и достичь желанного освобождения. Но я терпел. Я привык терпеть. Боль и наслаждение чем-то похожи, ведь так? Вот и сейчас я терпел, испытывая наслаждение и убеждая себя, что это боль.

Лу Хань упрямо продолжал сводить меня с ума. Сжимал пальцами у основания набухшего ствола, обводил языком головку и гладил свободной рукой живот. Настойчиво, чувственно, с железной уверенностью в том, что рано или поздно, но терпение мне изменит. Чуть отстранившись, лизнул головку, потёрся щекой и спустился ниже, чтобы добраться губами и языком до яичек. Именно на этом меня не стало. Разумное и мыслящее существо? Простите, никого нет дома.

Закусив губу и запрокинув голову, я зажмурился. Мышцы напряглись ещё сильнее, чем до этого, хотя куда уж больше-то? Мне казалось, что я стал вибрирующей струной. Нет, даже леской. Тонкой леской, которая могла лопнуть в любой миг, не выдержав груза невыносимого удовольствия.

Вновь оказавшись в плену жаркого влажного рта, я непроизвольно качнул бёдрами, словно стремясь стать с Лу Ханем единым целым. Просто сил не осталось терпеть и сдерживаться. Его ладони на моём теле только подстёгивали возбуждение.

Потом леска всё-таки лопнула. Меня выгнуло, все мышцы разом будто бы дёрнуло изнутри. Я даже остро ощутил внутренность рта Лу Ханя, походившую в тот миг в моём воображении на шёлк и бархат. Одно мгновение безумия сменилось небытием, окутав меня непривычной и сладкой слабостью. Я уже почти забыл это ощущение и радовался, что смог вспомнить.

Пока я разбирался в ощущениях и приходил в себя, Лу Хань спокойно занялся тем, чем ему и полагалось заниматься ― массажем. Кажется, он даже довольно мурлыкал себе под нос какую-то песенку, хотя я бы не поручился, что это было на самом деле.

Когда он закончил сеанс, я почувствовал себя так, словно родился заново. Даже странно, что мышцы не болели и не ныли, а звенели от желания перевернуть мир, можно и парочку миров. И моё чутьё подсказывало, что сегодня я буду танцевать сутки без перерывов и сна.

Как ни обидно, но Бэкхён оказался прав ― лучшим лекарством оказался всё-таки секс. Но я не обольщался. Лу Хань сделал это сегодня, только вряд ли он станет делать это всегда. А ещё я не понимал его: неужели он сделал это только для того, чтобы выполнить свою работу? Примерил ситуацию на себя и пришёл к выводу, что я на его месте не стал бы делать ничего подобного. И дело не только в том, что я не умел, но и в том, что мне было бы неловко. Но это полбеды. Я вообще не мог представить подобную ситуацию с моим участием.

Слова Лу Ханя прошли мимо моего сознания. Я даже не помнил, как оказался в душе, как смывал пот с тела, вытирался и одевался. И, толкнув дверь, встретился с Лу Ханем. Не представляю, что отражалось на моём лице, он же сохранял спокойствие и невозмутимость.

― Как самочувствие, господин Ким? ― Официальное обращение прозвучало нелепо после того, как губы, произнёсшие его, побывали не только на моём животе, но и познали вкус моей спермы.

Я молчал, потому что не представлял, что и как ответить, не знал, какие слова могут обидеть Лу Ханя, а какие ― выразить искреннюю благодарность. И, чёрт возьми, я не испытывал уверенности, что поступил правильно, позволив ему всё это провернуть. Быть может, он гей. Ладно, ничего страшного. Но я сам? Кто тогда я? И хочу ли я его?

Я не знал ответов на эти вопросы. И вообще сейчас не мог думать связно и логично. Даже просто ответить на вопрос о самочувствии… Глухой ступор. Физически мне было хорошо как никогда, но в мыслях царила сумятица, и я больше всего боялся, что Лу Хань это поймёт. Я быстро соображаю ― на сцене, за пределами сцены мне требуется время для адаптации. И сейчас я точно не готов отвечать на вопросы и принимать решения.

Он чуть отступил, освобождая мне путь к выходу.

― Буду ждать вас через день. В это же время, если вам удобно.

― Спасибо. Мастер Лу. ― Ответы у меня получались на зависть лаконичные и отрывистые.

― Хань.

Я как раз сделал шаг к двери и едва не споткнулся. Его явно позабавило изумление в моих глазах, он мягко улыбнулся и пояснил:

― Мне так удобнее, если вы будете называть меня просто по имени. Когда я слышу в свой адрес “мастер”, мне хочется оглянуться и проверить, не стоит ли за моей спиной мастер Чун.

Я оторопело кивнул и всё-таки поспешил убраться подальше, пока Хань ещё что-нибудь не отмочил. Мне и так хватило впечатлений на сегодня. Я даже промчался мимо стойки, позабыв о традиционном шоколадном коктейле. И забыл попрощаться с Чанёлем.

Новых сообщений от S не приходило. Жаль, ведь я уже привык получать дозу забавности ежедневно.

========== - 4 - ==========

- 4 -

Сначала я решил отменить следующий сеанс массажа, набрал номер Ханя, даже нажал кнопку вызова, но через миг вызов отменил. Это походило на бегство ― вот что пришло мне в голову. И это совершенно не в моём характере. Если убежать один раз, то там и второй, третий, десятый, пока однажды бегство не станет привычкой. Когда-то я это уже проходил и знал, что бороться с этим трудно. Мне бы не хотелось снова заниматься чем-то подобным, поэтому бегство отпадало сразу же.

Я прогнал пару раз несколько кусков танца без музыки, кое-что исправил и вернулся к мыслям о Лу Хане. Хане. Пожалуй, самым умным стал бы откровенный разговор с ним. Просто прийти на сеанс и с самого начала спросить, чем он руководствовался. Если это просто работа, и ему так нравится, то ладно. Достаточно будет воспринимать это как часть сеанса и не рассчитывать на что-то большее.

“Рассчитывать на что-то большее”, да? Я криво улыбнулся собственному отражению в зеркале и чуть сдвинул левую ступню, добившись лучшей устойчивости. То, что я вообще допускал подобную мысль ― о большем, говорило явно не в мою пользу. Но я никогда не пытался умалить красоту Ханя, оспорить или сделать вид, что её не существует. Хуже того, я порой представлял себя им, словно был им на самом деле или играл его роль, влезал в его шкуру. Интересно, что бы на это сказал психолог? Или меня отправили бы сразу к психиатру?

Поворот в замедлении, лёгкий наклон, шаг влево и медленно подтянуть правую ногу в испанском стиле. Сюда бы ещё шальной взгляд, но это позже, пока такой подвиг не в моих силах.

Так вот, если Хань сделал это только из профессионального интереса и пренебрежения моралью, что ж, я это приму и с этим смирюсь. Но что, если Бэкхён прав? Мало ли, в жизни всякое случается ― даже бред Бэкхёна порой сбывается. Что, если я в самом деле нравлюсь Ханю?

Ответа я не знал. Настолько не знал, что забыл о танце и просто остановился. Мне и так непросто с людьми во всех отношениях, что уж о симпатии говорить. Показывать эмоции на сцене легко, но в реальности это превращалось для меня в невыполнимую задачу. На сцене эмоции порождали музыка и танец, и эти эмоции принадлежали к конкретному временному отрезку. Я мог бы поклясться головой, что больше никогда в жизни не испытаю именно такого букета эмоций, поэтому не существовало ни одной причины, чтобы скрывать их от людей. Эти эмоции на самом деле принадлежали не мне, а тому образу, что я создавал в момент своего появления на сцене. Часть меня, но не весь я. Лишь одна из миллиона граней. И именно поэтому я никогда не испытывал боязни сцены, потому что недостаточно увидеть часть меня и узнать меня настоящего. Во мне таких кусочков из граней и образов гораздо больше, чем будет выходов на сцену, которые я смогу совершить за всю свою жизнь. Собрать их воедино и сложить мозаикой истинный портрет не сможет никто и никогда.

Хотя мне порой хотелось, чтобы у кого-нибудь получилось меня разгадать. На секунду всего лишь и очень редко, но такое желание иногда появлялось. И оно меня пугало.