― У тебя всегда такой вид, словно ты пытаешься в одиночку решить судьбу целого мира?

Джеджун промолчал и даже не попытался отстраниться, понял уже, что бесполезно. Фиано молчание явно не устраивало, поэтому он бесцеремонно развернул пленника лицом к себе и кончиками пальцев тронул подбородок, заставив поднять голову. Сведённые на переносице брови Ветра настроения никому не улучшали.

Джеджун упрямо продолжил хранить молчание.

― Ты умеешь улыбаться? ― тихо спросил Юнхо. ― Иногда. По большим праздникам хотя бы.

Праздников у Джеджуна не было. И поводов для улыбок ― тоже. И это совершенно не касалось Фиано, тем более ― Юнхо. Они оба прекрасно знали, что их связь ― это временная прихоть, всё остальное ― невозможно. Джеджун собирался использовать это себе на пользу, а Ветер знал изначально, что чужой пленник ― игрушка для него. К чему делать хорошую мину при плохой игре? Пусть будет всё, что угодно, главное, чтобы Юнхо заплатил в итоге цену, которую заплатить пообещал.

― Ладно, а говорить ты умеешь?

― Умею, ― едва слышно бросил Джеджун и отвернулся.

― Тогда почему всё время молчишь?

― Ты меня сюда притащил не для разговоров, ― мрачно напомнил он и принялся разглядывать узор на перегородке слева.

― Откуда тебе знать?

― Потому что почти всё время мы точно не разговорами занимаемся. И меня это устраивает.

Джеджун рассеянно отметил, что молчание подзатянулось. Он медленно повернул голову и взглянул на Юнхо только затем, чтобы вздрогнуть и невольно сделать шаг назад, уперевшись спиной в стекло, за которым ветер уже не просто выл, а рычал с едва сдерживаемой яростью. С точно такой же яростью, что тлела во взоре Юнхо.

Ярость постепенно рассеялась. Словно с помощью всё того же ветра, что порывом подхватил её и разметал, не оставив и следа. И Джеджуну даже показалось, что во взгляде Юнхо он различил грусть. А может, и нет. Не представилось возможности убедиться, поскольку Фиано занял его поцелуем. Это он точно умел ― все мысли до единой из головы вышибало. Тем лучше. Думать Джеджуну не хотелось, он и так постоянно и много думал. Наверное, он только и делал, что думал, время от времени отвлекаясь на Юнхо. Цинично переформулировал “мысли-Юнхо” в нечто нецензурное и едва удержался от улыбки. Не то чтобы он жалел себя, но картина не радовала, честно говоря.

Накидка Юнхо перекочевала на пол, следом спланировал халат, а сверху на это безобразие свалился Джеджун. Лишившись символического прикрытия в виде тонкой ткани, он задрожал отчётливее.

― Ты всегда так мёрзнешь? ― пробормотал Фиано и провёл губами по коже под подбородком. Джеджун запрокинул невольно голову и устремил взгляд на перевёрнутую линию горизонта: море и небо за стеклом поменялись местами, и пейзаж стал новым.

― Здесь просто холодно, ― отозвался он.

― Почему холодно? ― с искренним удивлением вопросил Юнхо, оставив в покое его шею. ― Тепло же.

― Холодно.

― Температура та же. Во всех домах температура одинаковая ― стандартная система отопления.

― Всё равно холодно, ― упрямо повторил Джеджун. Хоть какая система отопления, но он действительно мёрз в доме Ветра.

― Не понимаю, ― вздохнул Юнхо. ― Как можно чувствовать себя нормально у Чанмина и мёрзнуть тут при такой же температуре?

― Там есть стены. И ветер не воет.

― Тут тоже стены. И ветер не в доме воет.

― Нет тут стен ― окна одни, всё же видно. А как ветер воет, хорошо слышно.

― Тебе занавески подарить?

Джеджун вздрогнул от неожиданности. Это Юнхо шутить научился? Или всегда умел, но не признавался раньше? Хотя откуда ему знать, это их первый долгий разговор за всё время. Но дарить занавески ни к чему ― Джеджун тут не задержится. Впрочем, от занавесок он действительно не отказался бы. Всяко лучше смотреть на тканевые узоры, чем на один и тот же пейзаж из окна.

― Не нужно.

― Хочешь погонять на аэромодулях?

― Нет.

― Хоть что-нибудь хочешь?

― Нет. Только то, что ты мне должен.

Юнхо слегка помрачнел и вернулся к прерванному занятию. Джеджун вновь запрокинул голову и постарался зацепиться взглядом за перевёрнутый горизонт. Постепенно это становилось всё сложнее сделать, и это превратилось в непосильную задачу, когда Юнхо подхватил его ногу и потребовал его всего ― целиком. Горизонт ускользнул почти сразу. И Джеджун мог лишь злиться на себя, потому что забывал в такие моменты обо всём. Словно наваждение какое-то. Вместо горизонта он цеплялся за Юнхо ― руками и губами, вместо того, чтобы просто позволять прикасаться к себе, он хотел прикасаться сам. И ему нравился тот огонь, что опалял сразу обоих, а не одного из. Он и удовольствие испытывал просто потому, что Юнхо был в нём ― тот даже мог не двигаться, вообще ничего не делать ― только быть. Но Юнхо, видимо, хотел чего-то большего и просто “быть” его не устраивало. Тем лучше, Джеджун не собирался возражать, да и не смог бы ― был очень занят.

И когда он, опустошённый и полностью удовлетворённый, упал вновь на меховую накидку и запрокинул голову, то успел застать первое мгновение рассвета. Серый цвет так же медленно сменялся нежно-голубым, как медленно и неторопливо в тело Джеджуна впитывались волны удовольствия и тихого блаженства, недавно сотрясавшие его с неукротимым неистовством. Тяжесть Юнхо казалась совершенно не обременительной, как и тяжёлое дыхание, обжигавшее шею. Джеджун даже умудрился обнять его и легонько провести ладонью по влажной от пота спине. Мыслей таких не было, само вышло. Хотя мыслей не было вовсе, и Джеджуна это полностью устраивало. Он устал думать.

― Тебе нравятся рассветы? ― чуть задыхаясь, спросил внезапно Юнхо.

― Наверное. А тебе?

― Мне нравится любой вид из окон этого дома.

― Он всегда одинаковый.

― Именно поэтому.

Джеджун невольно отвлёкся от созерцания рассвета и посмотрел на главу дома Ветра. Тот тоже наблюдал за сменой красок на небе. Или за чем-то другим?

― Потому, что один и тот же вид? Какой в этом смысл?

― Это единственная вещь, которая остаётся постоянной. Как маяк или якорь. К этому всегда можно вернуться и начать сначала. ― Юнхо слегка нахмурился и мотнул головой. ― Забудь.

Если бы. Джеджун теперь пристально вглядывался в лицо Фиано и пытался “читать между строк”. Жаль, что он не так в этом хорош, как Ючон. Интуиция говорила ему, что он нашёл слабое место Юнхо, но разумом он пока не мог осознать, что именно нашёл и как оно выглядит. У Джунсу слабое место ― предпочтения, у Юнхо ― что-то пока невнятное, но оно есть, у Чанмина… У Чанмина слабых мест нет. Ну или Джеджун пока не нашёл их.

Негусто. И времени всё меньше.

Юнхо поймал его взгляд, тихо хмыкнул и заставил прикрыть глаза с помощью поцелуя.

Холода Джеджун больше не чувствовал.

***

Чанмин мысленно распрощался с отцовской коллекцией причудливых фигурок из цанского синего фарфора. Именно эти фигурки избрали в качестве моделей Джунсу и Чжэбэ. А модели им потребовались, чтобы изобразить в деталях и лицах ход сойма и похвастаться победами и поражениями.

Чанмин и Юнхо выдержали семь первых раундов театральной постановки с синими фигурками в главных ролях. Ещё шесть они как-то пережили, а вот следующие пять обещали их прикончить. Скорее всего, фарфоровые изделия тоже могли скончаться в муках.

― И тут я ловлю эфу…

― Неправда, это была просто случайность, ― возмутился Джунсу.

― Ладно, ― легко согласилась Чжэбэ. ― И тут я ― совершенно случайно ― ловлю эфу на крыло и…

― И он сдувается, ― злорадно продолжил Наследник.

― Нет, это было спустя два захода, и тогда я поймала эфу на нос. И это была твоя эфу.

― Был. Мой. Эфу. Стоп, не было такого!

― Было!

― Не было!

― А вот было!

Чанмин уткнулся лицом в диванную подушку и тихо застонал. Юнхо спокойно сидел в кресле, внимательно смотрел на спорщиков и мужественно стонал про себя. Всё-таки бывший Рыцарь Богини, он и не такое мог выдержать. Быть может.

― Слушай, а давай попробуем одновременно с двумя эфу? ― подбросив вверх фигурку, просияла Чжэбэ. Юнхо с академическим интересом проследил за полётом фарфора к потолку и прикинул, через сколько секунд этот снаряд разлетится осколками о стол или пол.