Хань тосковал с начала постановки минут десять или двенадцать, глупо пялился на сцену, не понимал, что вообще происходит, и мечтал куда-нибудь сдёрнуть. А потом… потом он забыл об этом, когда увидел тот танец.

Нет, не так. Не танец, а Танец.

Причём впечатлил Ханя именно танец, само действо, ибо сидел он довольно далеко от сцены, не имел при себе театрального бинокля и не мог различить в деталях танцовщика. Но это и не требовалось. Хань не подозревал, что человеческое тело может быть настолько выразительным, однако движения и позы оказались столь же красноречивыми, как мимика или слова.

Во время короткого перерыва Хань подслушал беседу нескольких критиков в холле и выяснил, что того приметного танцовщика называют Каем, он очень талантлив и обладает редким сочетанием способностей. Во время беседы упоминали о распространённых недостатках танцовщиков. Например, безупречная, отточенная техника и прекрасная пластика, но полное отсутствие артистичности и выразительности. Или же ситуация могла быть обратной ― с минусом в технике. И Хань узнал, что у танцовщиков, не обладающих артистичностью, нет ни одного шанса попасть в ведущие солисты или, если речь о женщинах, в примы. Артистичность и выразительность ― обязательные условия для того, чтобы стать звездой.

Если вернуться к Каю, то как раз в его случае критики были поражены тонкой игрой и выразительностью. Более того, они выделяли в мастерстве Кая некий редкий сплав французской и русских школ, сыпали терминами, но Хань в этом ничего не понимал, поэтому уже подслушивал дальше «пнём с глазами». Коль говорить начистоту, то в балете Хань различал ровно три явления: балерина, трико и пуанты.

― Удивительно сильный актёрский темперамент, ― восторгался критик явно китайского происхождения. ― Особо следует отметить выразительность ладоней и мимику. Если вы обратили внимание…

― Да-да, он использует средства пантомимы, ― тут же согласился кто-то с китайцем.

― Говорят, после выступления в Пекине композитор Чжан планирует написать балет специально для Кая…

― Это пока лишь слухи, но они могут оказаться правдивыми. Особенно если руководитель балета сделает официальное заявление и сообщит, что Кай будет ведущим танцовщиком.

― Разве он сейчас не ведущий?

― Был ведущим в труппе «Гран Опера» во Франции. В Корее он пока выступает как один из солистов труппы.

― Как странно…

― Ходят слухи, что господин Ли считает Кая недостаточно техничным для того, чтобы быть ведущим танцовщиком. Хотя… характер у Кая… гм… Характер, в общем. Скорее всего, просто никак с господином Ли не найдут общий язык, но это дело времени. Кай талантлив, а господин Ли никогда не был глупцом.

Хань досидел до конца постановки, жадно впитывая в себя те эпизоды, где фигурировал Кай, и после выбрался в холл вместе с прочими зрителями, а там уже проходило нечто вроде небольшой пресс-конференции по поводу премьеры для телевизионщиков. И Хань впервые смог увидеть Кая не то чтобы близко, но довольно детально ― на большом мониторе.

Строгий костюм, удивительно смуглая кожа и волна откинутых со лба тёмных волос, тяжёлый пронзительный взгляд и резкие черты лица. Если на его танцы можно было смотреть вечно, упиваясь их красотой и выразительностью, то сам по себе Кай в остальное время казался, скорее уж, неприятным и отталкивающим, отстранённым и холодным. Более того, понаблюдав за неловкими порой движениями Кая во время короткого интервью, Хань даже поставил ему диагноз «зажатый», потому что вне сцены ничто в Кае не напоминало о свободе движений, грации, выразительности и изяществе. С трудом верилось, что этот человек способен не то что потрясающе, а вообще хоть как-то танцевать.

Позднее Хань обратился к местному администратору с просьбой побеседовать с Каем и узнать, сможет ли тот дать интервью для субботнего издания. Администратор вскоре сообщила, что интервью Хань получит, но уже не сегодня. Зато он может прийти завтра или послезавтра на дневные занятия и репетиции, например. Хань записал адрес, забрал в гардеробе свою одежду и вышел на парадное крыльцо, на ходу пытаясь застегнуть куртку и повязать шарф. Он задержался возле колонн, а когда безразличным взглядом скользнул по ступеням и тротуару, замер на месте.

Кая он узнал сразу же, несмотря на спадавшую теперь на глаза длинную чёлку. Напротив Кая стоял взволнованный парень, чуть старше и чуть выше, хотя они оба отличались внушительным ростом. Этот парень что-то горячо говорил, размахивал руками и пытался время от времени натянуть шапку на забавно торчащие в стороны уши. Видимо, от холода у него замёрзли руки, поэтому Кай поймал его ладони, осторожно потёр и оплёл своими пальцами. Унявшись, взволнованный парень заговорил спокойнее, но даже не попытался спрятать счастье, которым его лицо светилось всё то время, что Кай согревал его руки собственными.

Хань видел, как они вместе сели в подъехавшее такси. И смотрел, как они обнимались, а, быть может, даже целовались ― с такого расстояния и с высокой позиции Ханя трудно было разобрать в точности.

Хань проводил отъехавшее такси печальным взглядом и поднял воротник куртки повыше. У него тоже замёрзли руки, но согреть их было некому. И какого чёрта он так расстроился? Подумаешь, обнимались, грели руки или даже целовались. Его это не касалось ― у него свой парень есть.

Чёрт.

И что только Кай нашёл в том нескладном и ушастом парне? Подумаешь, ярко улыбается и счастьем светится. Не он один так умеет. А некоторые вот даже намного симпатичнее. Не лучше ли найти кого покрасивее? Хотя… это личное дело Кая всё-таки. Если его устраивает тот ушастый, то…

Хань сунул руки в карманы куртки и медленно стал спускаться по ступеням. Ему уже одинаково сильно хотелось и не хотелось брать у Кая интервью.

Хань замер перед дверью Минсока спустя полчаса и сглотнул. Вообще-то он домой собирался. К себе. Но ноги принесли его к Минсоку. Пришлось позвонить дважды, после чего дверь распахнулась.

― Хань?

― Я, наверное, сейчас уйду, ― честно признался Хань.

― Тебе не нужно уходить, ты вполне можешь переночевать здесь.

Он помотал головой и затянул шарф на шее потуже.

― Мне нужно кое-что. Если ты не сможешь мне это дать, я лучше пойду.

Минсок прекрасно его понял ― разговор об этом уже заходил, но в прошлый раз Минсок отказался. В этот раз ― схватил Ханя за руку и втащил в квартиру.

― * ―

Вариации

― * ―

Хань чистил зубы в ванной и внимательно изучал в зеркале собственное лицо. Пытался оценить своё состояние и эмоции после насыщенной ночи. С одной стороны, он давно уже не делал ничего подобного. С другой стороны, убедился в том, что действительно хотел этого, и ему этого не хватало.

Вроде всё хорошо. На первый взгляд.

Но ещё был Минсок. И Минсок явно не испытывал восторга от внезапной смены ролей и резко навалившейся ответственности. Он ни слова не сказал по поводу, ничем Ханя не упрекнул, но напряжение отчётливо ощущалось. Хань никогда не был дураком, наоборот, он всегда довольно точно чувствовал людей и чутко улавливал их настроения. И он знал наверняка, что Минсоку намного больше нравится получать, чем отдавать. Если бы Хань не хотел того же, всё было бы прекрасно. Но время многое меняло в людях. Будь Ханю и Минсоку по двадцать, всё могло бы сложиться иначе. Но они оба уже давно миновали тот горячий возраст, когда эксперименты воспринимались с бурной радостью.

Хань умылся, провёл кончиком пальца по подбородку, оценив гладкость матовой кожи, и выудил из кармана брюк карточку с адресом. Презентабельный квартал, хоть и не в центре. Если Хань правильно помнил, там как раз располагались частные дома, довольно большие и минимум в три-четыре этажа. Удобнее всего добираться на автобусе или на такси.

Вспомнилась подсмотренная накануне сцена. Интересно, на что похожи отношения Кая и того ушастого парня? И есть ли у них проблемы в личной жизни? Вряд ли, наверное. Если учесть, каким счастьем светилось лицо ушастого. Быть может, эти двое только начали встречаться, поэтому… поэтому сейчас у них самый яркий эпизод в жизни. Начало отношений ― это всегда сказочно прекрасно. По крайней мере, так было у Ханя.