— А если я хочу повторить? — Хань уткнулся носом в шею Чонина и шкодливо провёл губами по влажной коже под ухом. Блаженно прикрыл глаза, различив судорожный вдох в ответ на столь невинное прикосновение.

— Должно быть, я сплю и вижу сон…

— Ты не спишь. Честно говоря, я не хочу выпускать тебя из постели до понедельника. Совсем.

— В честь чего такой праздник? — с тихим смешком уточнил Чонин, обнял Ханя ещё крепче и согрел невесомым поцелуем висок.

— Просто так. Хочется. Наверное, накопилось. А ты против?

— Ну что ты… Я только за. Но ты уверен, что… С тобой точно всё будет в порядке?

— В полном, — отозвался Хань, вновь запустив пальцы в густые волосы Чонина. — И я всё ещё хочу тебя.

◄●►

Всё, что нужно было подписать, Хань подписал в понедельник. И в вечер понедельника он сел на поезд, идущий в Париж. Понадобилось проехать в поезде десять минут, чтобы сто раз подумать о Чонине. Хань не попрощался с ним, даже не предупредил. Чонин понятия не имел, что больше не увидит Ханя уже никогда. Но так было лучше. Для них обоих.

Хань предполагал, что Чонин узнает о его отъезде в конце этой недели либо в начале следующей. Скорее всего, Чонин обидится, а обида без особого труда убьёт его любовь к Ханю. Со временем, конечно, сразу убить такую любовь не выйдет — это трудно.

Хань закинул ногу на ногу, пристроил руки на колене и сплёл пальцы. На запястье темнел след, оставленный накануне губами Чонина. Ну вот… Хань не сомневался в чувствах Чонина, но всё равно оставил его. Потому что надо играть по правилам. Чтобы после никому не было больно. И самому Ханю — в том числе.

— Позвольте?..

Хань вскинул голову и немного озадаченно осмотрел представительного высокого незнакомца с тяжёлой сумкой в руках. Потом сообразил, что незнакомец желает закинуть сумку наверх — на багажную полку.

Хань поднялся с сиденья и отступил в сторонку. Незнакомец ловко забросил сумку вверх, жестом предложил Ханю вновь занять место у окна, а сам сел напротив.

— Крис Ву, — представился он с лёгким акцентом. Складывалось впечатление, что он гораздо чаще говорил по-английски, чем по-французски или по-китайски. — Вы живёте в Париже?

— Нет, там живут мои родители. А вы?

— Тоже нет, — скупо улыбнулся Крис. — В Париже мне нужно оформить документы, потом я вылетаю в Канаду. Буду преподавать в Монреале, в академии искусств.

Хань задумчиво разглядывал лицо Криса. Этот человек был полной противоположностью Чонина — контраст ошеломляющий. Если у Чонина черты отличались резкостью и неправильностью, то лицо Криса могло претендовать на определение «классическое». А ещё Крис мог похвастать светлой и чистой кожей, волосами каштанового оттенка и необъяснимой притягательностью. И если руки Чонина казались Ханю грубоватыми и крупными, то к рукам Криса он будто бы прикипел взглядом. Никогда и ни у кого Хань прежде не видел таких рук. И дело не только в ухоженности и чистоте, но ещё и в чуткости, изысканности и утончённости. И руки Криса выглядели именно так, именно чуткими — прежде всего.

— Что вы сказали? — спохватился Хань и с усилием отвлёкся от любования руками Криса. Ему снова стало больно, потому что он опять думал о Чонине. Хотелось выскочить из поезда хоть бы на полном ходу и вернуться в Марсель, найти Чонина и просто попытаться рассказать всё то, что рассказать получится, объяснить хоть одну десятую прожитой Ханем жизни и…

— Вы кажетесь расстроенным. Наверное, это меня не касается, но…

— У вас есть при себе презерватив? — спросил Хань напрямик и с отчаянной решимостью. Знал, что непременно пожалеет об этом после, только всё равно спросил. Как будто это был всего лишь сон, а не чёртова реальность. И всё это не с ним сейчас происходило, а с кем-то другим, кем он мог быть. А мог и не быть…

— Простите? — Крис неподражаемо вскинул бровь одновременно с лёгким изумлением и недоверием.

— Презервативы есть? И ещё… Вы с парнями трахаетесь или только с девушками? Если что, туалет как раз освободился. Вон там.

Хань опять молил кого-то там на небесах о боли, но напрасно. Крис Ву трахался исключительно с девушками, Хань его совершенно не возбуждал в качестве сексуального партнёра, зато заинтересовал своим «неадекватным» поведением. Более того, классическая ситуация «случайные попутчики» в самом деле здорово сближала и способствовала откровенности. Почти всю дорогу до Парижа Хань неторопливо рассказывал сокращённую историю собственной жизни и представлял, что слушает его вовсе не случайный попутчик, а талантливый студент по имени Ким Чонин. Рассказывал, как у него случился бурный роман с собственным учителем музыки в школе, что ему тогда было пятнадцать, как Чонину. Только учителя звали Чжан Исин, а не До Кёнсу. И этот школьный роман ничем не отличался от мексиканского школьного романа Чонина, даже закончился точно так же — неофициальной версией об изнасиловании учителя и переводом Ханя в другую школу, чтобы замять дело окончательно.

Наверное, Ханю следовало сделать некоторые выводы. Сам он так прокололся только раз и сразу всё уяснил для себя. Чонин этим же похвастать не мог, потому что отмочил на Кубе то же самое снова. И приударил за преподавателем уже в колледже. Наука явно не пошла ему впрок. По крайней мере, так сказал Крис после того, как выслушал Ханя.

Когда они прибыли в Париж, взять одно такси на двоих не смогли — им требовалось ехать в разные части города, но Хань нацарапал на салфетке номер телефона своих родителей.

Крис позвонил через неделю и сделал предложение, от которого Хань не смог отказаться. Ещё через неделю Хань — вместе с Крисом, разумеется — покинул Францию, чтобы больше не возвращаться.

Их ждал чуть неприветливый и всегда как будто немного замёрзший в пространстве и во времени Монреаль. И ждала их толпа студентов в академии искусств. Студенты могли жить спокойно, потому что Хань отныне играл только по правилам.

В Монреале всё равно не существовало Ким Чонина, а значит, не существовало ни одной причины, чтобы нарушать правила.

Больше никогда.

◄●►

Спустя годы, которым полагалось излечить

Монреаль, Канада

(Сочельник)

◄●►

Он старался не замечать вывески, не думать и не вспоминать. Как будто это было в его силах. А потом, когда в один из зимних вечеров в дверь их с Крисом квартиры позвонили, Хань уже знал, кого увидит на пороге. Именно этого он и боялся в последние дни.

Именно этого.

— Простите, кажется, я… — Гость осёкся, едва заметил Ханя. Его глаза Ханю нравились по-прежнему — в них он снова видел терпение и твёрдость, спокойствие. Ким Чонин оставался всё тем же уверенным в себе человеком, как и несколько лет назад, когда был студентом, когда Хань увидел его впервые.

Крис легко сложил два и два, аккуратно снял с вешалки тёплое пальто, просочился мимо Чонина и бесшумно закрыл дверь. Хань горестно вздохнул, поскольку совершенно не ощущал себя готовым к беседе.

Не с Чонином.

А Чонин молча стоял у двери и неторопливо разматывал белый шарф, посыпая пол вокруг себя неспешно тающими снежинками. Хань жадно шарил взглядом по его лицу, пытался понять, что за эти годы в нём изменилось, а что осталось прежним. Потом Хань не выдержал — подошёл к Чонину и сам стянул шарф с его шеи, скомкал в руках, не зная, куда его девать и одновременно не решаясь освободить руки.

— Шапка в Монреале — необходимость, носил бы… И ты странно смотришься со светлыми волосами, — тихо сообщил первое, что пришло в голову, Хань.

— Тебе не нравится? — Голос у Чонина остался всё тем же — низким, чуть приглушённым… соблазнительным и похожим на музыку. Он вновь — спустя годы — будил музыку в Хане, заставлял воскреснуть желание сочинять, создавать мелодии, играть… Этот голос сломал внутри Ханя все замки и запоры, стронул лавину воспоминаний, которые смяли его сознание. Почти смяли. Хань отчаянно цеплялся за реальность и продолжал всматриваться в лицо Чонина. Широкая и по-мальчишески озорная улыбка его добила.