Новое фото. Остановка автобуса. Асфальт чисто убран. У дорожного бордюра – замерзшие лужицы льда. Женщина-насекомое валяется, как тюк, на асфальте у остановки, голова обращена к проезжей части. Крылья из пленки широко распахнуты ветром, и видно голое тело. Полные груди, темный лобок.

Рядом – фотографии прижизненные. На них Мария Гальперина – тоже женщина лет сорока, темная шатенка – снята в полный рост, в резиновых сапогах, с садовой лопатой в руках. Улыбается. На другом снимке тоже улыбается – на диване с пультом в руках. На третьем она же – тоже на диване, а рядом мальчики лет по шестнадцать – близнецы.

– Ее сыновья, – пояснила Мухина. – Саломея Шульц и Евгения Бахрушина были обе не замужем, работали. А это замужняя женщина, домохозяйка. Не работала ни дня нигде. Ее муж – совладелец фирмы стройматериалов, бизнесмен. Она поехала к матери в Дубну и не вернулась домой, и в Дубне ее не оказалось. Это случилось девятого марта – сразу после праздника. Муж всполошился, когда она не приехала вечером. Сообщил в полицию. Мы сразу начали поиски. А двенадцатого марта ее тело было брошено на автобусной остановке напротив магазина стройматериалов, которым ее муж владеет. Это на окраине города, в Новых домах. Недалеко от этого места, там же, в Новых домах, на следующей остановке, мы сегодня нашли тело Натальи Демьяновой.

Катя смотрела на женщин ЭРЕБа. Какими они были при жизни. И что с ними сделал убийца.

– Шульц молодая, – сказала она. – Все остальные намного старше.

– Библиотекарше Бахрушиной тридцать семь было. Это она просто так выглядит на фото. Марии Гальпериной сорок три, Наталье Демьяновой – сорок пять… Баба ягодка опять.

Мухина устало опустилась на стул. Катя оглядывала доску, переходила от снимка к снимку.

– Три темноволосые, лишь Наталья Демьянова блондинка.

– У нее по жизни тоже темные волосы. Она покрасилась пару недель назад. Мы проверили в салоне красоты.

– Сменила имидж, – кивнула Катя. – Ради булочника своего. Или чего-то испугалась?

– Вряд ли она о чем-то таком помышляла, хотя сейчас весь город настороже. Но… нет, не думаю, что она сменила цвет волос с перепугу. Просто хотела выглядеть моложе. Я ведь тоже крашусь. – Мухина провела ладонью по волосам. – К полтиннику мы все – платиновые блондинки.

– Все они были задушены?

– У всех причина смерти – механическая асфиксия.

– А шейные позвонки?

– Как я и сказала, им ломали два шейных позвонка, что влекло паралич, и в таком беспомощном состоянии они находились от трех до четырех дней… где-то. В это время с ними проводились, так сказать, манипуляции… Их душили – каждый раз разным способом и не до конца, не до смерти. Использовались жгут, веревка, проволока и руки… Их душили руками тоже. Никаких следов ДНК ни на телах, ни на костюмах, в которые убийца их переодевал, мы не нашли. Все всегда было тщательно обработано либо автомобильным лаком, либо…

– Чем? – спросила Катя.

– Аэрозолью от насекомых. От мух, – начальница ОВД смотрела на доску с фотографиями. – Наверху снимки тела Марии Гальпериной, той, что пропала и была убита в марте.

Катя глянула на верхние снимки, и сердце ее ушло в пятки.

Это были крупные планы, сделанные экспертами: голова женщины уже после того, как с нее сняли жуткий мешок, имитирующий голову насекомого.

Но голова Марии Гальпериной пугала и своим обычным видом – создавалось впечатление, что она почти оторвана от тела. На одном снимке она завалилась, опрокинулась назад так, что темные волосы почти касались спины, укрытой пластиком.

– Когда она лежала на остановке с задранными ногами, все выглядело, как и у двух предыдущих жертв, – пояснила Мухина. – Когда же мы стали тело осматривать, передвигать, переворачивать, обнаружилось, что у нее шея сломана в пяти местах.

Катя ощутила, что у нее темнеет в глазах.

Она отошла от доски и тоже села на стул.

– Значит, четыре жертвы за два года, – она удивилась, как хрипло звучит ее голос в этом прокуренном, пропахшем кислым мужским потом кабинете розыска, где сами стены давили, а доска с фотографиями казалась чем-то нереальным, ненастоящим, словно кадром из фильма-кошмара.

– Для города это небывалое явление. Шок. Для нас, полиции, – нечто, с чем мы никогда не сталкивались. За все годы существования базы… Здесь произошло всего несколько убийств, и все на бытовой почве. При моем отце – два и несчастный случай на производстве. И при мне одно убийство – бытовуха пьяная, и то это гастарбайтеры у дачников. И два трупа на реке – утонувшие. И все. И вдруг это. В городе всего две с половиной тысячи жителей. Правда, в летний период население утраивается за счет дачников, но дачные поселки расположены ближе к Дубне. Здесь кругом террасный заповедник, охраняемая природная зона, строительство запрещено. И женщины пропадали не летом, а зимой, весной и осенью. Когда дачников и туристов нет. Когда здесь только местные. Наш город настолько мал, что почти все друг друга знают. Пятьсот человек работают на базе. Половина – научный персонал, другая половина – обслуживающий персонал и охрана. Тысяча человек – это члены семей сотрудников базы. Другая тысяча – это полиция, пожарная часть, администрация, учреждения культуры, мелкий городской бизнес, учителя школ, пенсионеры, городские дурачки… Да-да, у нас высокий процент инвалидности. Дауны, аутисты. Такой процент инвалидности высок и в Дубне, и в Королеве, и в Звездном городке. С этим ничего не поделаешь. Об этом говорить не любят, но мы-то, полиция, знаем.

– Детали убийств свидетельствуют больше об извращенном уме, чем о психической болезни или врожденном отклонении от нормы, – заметила Катя. – Я у вас человек новый. Все то, что вы мне показали, я вряд ли забуду до конца моих дней. Но хотите знать мое мнение – человека со стороны? Который только что все это увидел? Знаете, что первое приходит на ум, когда видишь все эти снимки?

– Интересно было бы послушать. – Мухина сложила руки на груди.

Но по ее лицу Катя видела – нет, она обманывает.

Ей неинтересно, что думает Катя – приезжая выскочка, залетная пташка из гнезда глупой репортерской стаи.

Все, наверное, уже давно говорено-переговорено, все это обсуждалось миллионы раз на оперативках и совещаниях.

Нет ничего нового под солнцем в ЭРЕБе…

И тем не менее из врожденного репортерского упрямства Катя решила попробовать.

– Первое, что приходит на ум, – это ассоциации, связанные с облачением жертв. С «костюмами», – сказала Катя, глядя на фотоснимки на доске. – «Возвращение мухи» – трейлер фильма часто крутят на Фейсбуке, не того, который с Голдблюмом, а раннего, пятьдесят девятого года. Там как раз нечто подобное с костюмом и гримом человека-насекомого. Только там в главной роли мужчина.

Алла Мухина смотрела на Катю.

– Мухи-дрозофилы, – продолжала та. – Каждый школьник знает, что в космосе на МКС проводят опыты с мухами-дрозофилами, их туда постоянно отправляют на грузовых кораблях. Здешняя ваша база напрямую с космосом связана, наверняка и здесь есть мухи-дрозофилы для опытов, а преступник, возможно…

– Вы пытаетесь казаться оригинальной? – перебила ее Алла Мухина. – На базе в виварии для опытов – лишь лабораторные крысы. Привозили и макак-резусов. Но это было давным-давно. А сейчас и крыс нет – две трети проектов законсервировано, нет финансирования исследований. Сотрудники работают кто неполный день, кто на полставки, кто неполную неделю.

– Первое, что приходит на ум, Алла Викторовна, это то, что убийства связаны с вами, – сказала Катя. – С вашей фамилией. Трупы жертв выставлены напоказ в общественных местах – на остановках транспорта. И внешний вид этих инсталляций – это создание образа женщины-мухи, пусть и топорно и кустарно. Но сходство с насекомым данного вида бросается в глаза всем в городе. Вы выезжаете на каждое место преступления. В городе всем отлично известно, кто вы и как ваша фамилия. Ассоциация прямая. Вы исследовали эту версию, конечно же?