В Белых Шахтах он всю свою жизнь слышал неизменные правила. Одиночки умирают первыми. Кровные узы и многочисленный род дают силу. Сильный всегда прав. Если слабый не уступает сильному, он умирает. Сильный может заботиться о слабых, но не обязан это делать. Если тебе недостает силы, чтобы справиться с угрозой, убегай и прячься. Выживает тот, кто бегает быстрее и хорошо прячется. Тот, кто быстро ест, голодным не останется. Слабый может выжить, если предложит сильному за защиту что-то, что сильного заинтересует.

Признаться, Кёнсу всегда был паршивым бегуном, ел медленно, в охотники не сгодился, зато прятался хорошо. И выходило так, что в путь он отправился один, однако не погиб, вопреки всему, а дошел до крупного селения. Ну и последнее правило в его случае вроде бы сработало, когда он заручился защитой сильного. Хотя тут были свои особенности, в которых Кёнсу мало что понимал. С другой стороны, Кай явно же одиночка, но почему-то погибать не собирался. Конечно, у него вон целый дирижабль, и Кёнсу на этом дирижабле чувствовал себя в полной безопасности, ибо кому хватит силы сдернуть дирижабль с небес? Но если подумать, что Каю дирижабль вряд ли достался в наследство… Непонятно.

Все, что Кёнсу втолковывали с рождения, разбивалось вдребезги при столкновении с нынешней реальностью. Он ворочался, стараясь не разбудить Фаня, и не мог уснуть из-за одолевавших его мыслей.

Первые дни на дирижабле в компании Кая тянулись мучительно долго и довольно однообразно. Кёнсу почти все время сидел на носу гондолы в ворохе плотных тканей, протыкал сложенные вместе куски заточенной отверткой, а затем стягивал тонким ремешком. Время от времени они собирали топливо, охотились на кроликов, натыкались на ягоды и грибы, а потом вновь плыли над землей.

Когда же на шестой день Кай бесшумно подошел и сел рядом, Кёнсу даже не вздрогнул — попривык. Фань привык к Каю и того быстрее, что значительно Кёнсу успокоило, потому что детское чутье было сродни звериному. Рядом с ненадежным и плохим человеком Фань вряд ли блистал бы расслабленностью и игривостью. А иногда Фань даже засыпал почти на руках у Кая, стало быть, по-детски доверял и совсем не опасался.

Кай развернул на палубе карту и нахмурился.

— Завтра пересечем реку. Вот тут. Дальше бурь можно не опасаться — так далеко они не заходят. Но опасаться придется другого. Тут земли обитаемы. И твари есть, и грабители. Дикие. Надо будет тратить время на наблюдение, чтобы при спуске за топливом в засаду не угодить. Примерно в двух днях пути к югу будет озеро — единственное безопасное место, где можно спуститься и отдохнуть день и ночь. Там островок есть. Они туда не ходят. Не смотри так — я понятия не имею, почему. Просто не ходят. Проверено.

— Почему ты мне это говоришь? Разве не боишься, что я могу оставить тебя на земле и улететь?

— Не боюсь — управлять дирижаблем ты все равно не умеешь, ветер не читаешь и без меня далеко не улетишь, да и дороги не знаешь дальше. А говорю на тот случай, что если вдруг случится что, чтобы ты с мальчиком хоть знал, куда бежать и почему. На том островке хоть помощи дождаться сможете. Торговцы или скороходы всегда там останавливаются. Если доберетесь, конечно. — Кай потянулся, расправил широкие плечи и вздохнул. — С ветром нам не везет пока, потому идем небыстро, но как до озера доберемся, ветер переменится.

На следующий день Кёнсу и впрямь увидал реку, о которой говорил Кай. Она широкой лентой стелилась по бурой земле. На южном береге поначалу были такие же чахлые травы, холмы и запустение, как на северном, но постепенно все менялось, пока Кёнсу не зажмурился от обилия сочного зеленого цвета. Столько зелени за раз он никогда не видел. К вечеру зелень все чаще стали раскалывать серые массивы каменистых насыпей. Кёнсу вырос в горах, но пока это были не горы, а лишь намек на них. И обретенного за последние дни опыта Кёнсу вполне хватило, чтобы забеспокоиться. Горы — это высоко, а раз высоко, то дирижабль уже не безусловное спасение.

Кёнсу достал собственную карту и попытался найти нужную реку, чтобы проверить свои предположения.

— Откуда у тебя это? — Кай, как всегда, подкрался бесшумно.

— Отцовская. Но она старая. Твоя отличается.

— Мою я делал сам. — С сосредоточенным видом Кай достал карту и положил рядом. Они оба сравнивали карты, потом Кай достал огрызок карандаша и принялся делать пометки на своей карте, как будто тонкими линиями делал набросок поверх с карты Кёнсу. Причем выходило у него очень точно и умело, да и карандаш он держал уверенно. Как человек, который знал и умел с карандашами обращаться. И с видом Кая это умение сочеталось плохо.

— Ты в самом деле на Юге родился? — Перебороть любопытство Кёнсу таки не смог.

— Может быть.

— Ты не помнишь?

— Нет. Я сирота. Сколько помню, всегда был сам по себе.

— Но ты ведь уже был в Ане?

— Был.

— А перепись? Разве тебе не помогли найти родителей?

— Чтобы найти кого-то, надо знать имя. Я свое не знаю, — отрезал Кай, свернул карту и спрятал карандаш.

— У нас учат, что одиночки…

— Я уже слышал. Этому везде учат. Но это неправильно, потому что одиночки все. И каждый сам для себя решает, какое выбрать окружение. Либо не выбирать вовсе. Жизнь проще, чем кажется. И в ней не всегда случается что-то плохое. Но если плохое случается, то все зависит от человека. Он либо замирает на месте и погибает, либо не замирает и побеждает. Руки и ноги у тебя есть, как и голова. Ими можно пользоваться с выгодой. И только от тебя зависит, какой ты человек. Тот, который замирает? Или тот, который действует? Все остальное — глупости и жалкие оправдания.

Под бок к Каю подлез Фань и устремил на него восторженный взгляд. Кай скупо усмехнулся и погладил Фаня по голове большой ладонью.

— Правильно, мотай на ус, малыш. Пригодится.

— Но я даже не охотник, — с тоской пробормотал Кёнсу.

— И что? Решимость жить или умереть играет куда большую роль. Если ты хочешь жить, то сделаешь все, чтобы жить. Даже то, что кажется тебе невозможным.

— Еще я никогда не видел тварей. Слышал. Видел издали. Очень далеко. Что с ними делать вообще?

— Днем они видят хуже. Нюха нет. Днем они больше по звукам ориентируются. Ночью вот они будут и слышать, и видеть. Но они медлительны. Если быстро бегаешь, можно попробовать убежать и спрятаться. Если бегаешь паршиво, то либо забирайся повыше, куда они влезть не смогут, и жди, либо… дерись. Убить их можно, если вырвать им сердце или голову размозжить, ну или срубить.

— А сердце обязательно вырывать? — слабым голосом уточнил Кёнсу.

— Да. Просто пронзить или ранить в грудь недостаточно. Не подохнут. Надо вырвать, еще хорошо бы растоптать. Все не так страшно, как кажется. Они медлительны. Если их несколько, то остальных можно просто толкать, пока с одним разбираешься. Идем.

Кай отвел Кёнсу на корму, откинул шкуру, покопался там, потом достал нечто вроде дротика, только потолще. Длиной выходило с руку Кёнсу — от плеча до кончиков пальцев. На одном конце блестел острый наконечник, на другом было утолщение, как будто бронзовое широкое кольцо.

— Острие втыкаешь в грудь, — объяснил Кай. — Не выдергиваешь. Воткнуть старайся так, чтобы острие вышло из спины, потом поворачиваешь кольцо вот так, вправо…

Сухо щелкнуло, и Кёнсу облизнул враз пересохшие губы, когда острие раскрылось вдруг пятипалой стальной лапой, будто подобие человеческой ладони из металла, но с острыми когтями.

— И тут дергаешь на себя. Прямо так. Сердце так и выдерешь сразу. Да не бойся, у тварей плоть мягче, чем у людей. Силенок тебе хватит. Ты и камнем голову разбить твари сможешь. Кости у них тоже не чета человеческим. Просто не замирай на месте, а действуй. Они медленные и за тобой не поспеют. Даже если их будет десяток, управишься, коль столбом не стоять. Вот от сотни лучше дать деру — измором возьмут. Они медленные, зато не устают.

— Совсем не устают? — Кёнсу осторожно принял оружие, которое Кай предусмотрительно сложил, повернув кольцо в другую сторону.