В музыке улиц мощёных и стен неприступных, и башен,
Труб дымоходов домов, бань горячих и песен под вечер.
Славе искусства булгарских наездников равных не много!
Девушки были прекрасны, как капли росы на бутоне,
Славились дел золотых мастера и литья кружевного,
Сталь, зеркала и ковры, и огромные сильные кони...
В снах страшных видел Батый, как сто тысяч батыров булгарских -
Всадников грозных в тяжёлой броне, вместе с русской пехотой
Строятся к битве, и половцы с ними гарцуют казацки,
Бой начинают стрелки с половецкой коварной охотой.
Вот их косой уж союзных киргизов, канглов скосило!
Стали изматывать тут и монгольских стрелков превосходных.
Тем, вместо сильной атаки булгар, нужно тратить все силы,
Быстро теряя людей, отправлять в тыл подранков не годных...
С гулом несётся тяжёлая волжская конница лавой,
В центре монгольского войска пробив много брешей,
Их окружить не дают половецкие лучники справа,
Слева стена ощетинилась русских князей с ратью пешей.
Вот уж царевичи стали сражаться и падать на землю,
Стрелы всё гуще врагов, их наскоки всё чаще и злее,
Вот уж нукёры у ставки Бату пали все, долгу внемля,
Вот и он сам иссечён, обезглавлен, и без мавзолея...
"Нет, не бывать! - даже крикнул средь ночи Батый, просыпаясь, -
Пусть будут по одному эти наши враги перебиты!"
Жутко все пять половчанок-наложниц его испугались,
Спешно прикрыв наготу, поспешили скорей из кибитки.
Сонный пришёл Субедей, будто дед разворчавшись на внука.
"Надо бераты писать, деньги слать, больше льстивейших знаков, -
Хан бахатуру сказал, - был пророческий сон, словно мука!
Нужно расстроить союзы Руси и Булгар и кипчаков!"
"Бредишь, Бату, - Субедей хмуро гаркнул и сел рядом грузно, -
Завтра Урал станут волнами переходить повсеместно
Сто тысяч воинов наших и сто тысяч наших союзных.
Их же союза и не было! Ты перепил, если честно!"
Правда, в тот год князь Владимиро-Суздальский был на подъёме,
Брат его только что сел княжить в Киеве, граде великом.
В Новгороде княжил сильный племянник, но не паремьёю.
Силы большие собрать бы смогли с этих мест перед лихом.
Князь Новгородский карел занимался крещением бойко,
Несколько опередив в этом шведов, и был в том удачен,
Был то за них, то за храбрых жемайтов, сражался пристойко,
Папой Григорием был крестоносный поход к ним назначен.
Сам князь Владимиро-Суздальский с эрзей боролся проклятой
За Обран ош - Нижний Новгород, что захватил годом раньше
За Украиной Залесской марийцев крестил раз в десятый,
А на буртасов рязанцев он слал на Воронеж и дальше...
После молитвы, к полудню, Урал перешли все отряды -
Начался славный поход на Булгарию всех чингизидов.
С ними монголы и половцы их, и казахи все кряду,
Следом обозы припасов, осадных машин разных видов.
Кто бы тогда описал, как земля загудела ужасно,
Пыль поднялась до небес и река потекла конной рати?
Кто бы сказал, чем закончится эта война громогласно,
В мире божественных дел, для кого и чего это ради?
Левым крылом шёл Бури двадцать тысяч монголов имея,
Справа был Орду-Ичен, также с ним два отборных тумена,
Первым царевич Шибан шёл, туменом бытыров владея,
С главными силами шел Бату-хан, на коне неизменно.
Так же, как раньше в других временах и походах военных,
Всюду разъезды разъехались их широко, как облава.
Дела им не было до грабежей, до еды и до пленных,
Дело их было разведать, где главное воинство встало.
Всюду гонцы от отрядов носились сайгаков скорее,
Шли будто порознь все, только как пальцы руки собирались.
Как раньше в Индии, Цзинь и Си Ся, Бирме или Корее,
В бой не вступая по мелочи, в сердце страны прорывались.
Вскоре Шибан встретил главное войско булгарское в поле.
Вдоль быстрой Шешмы собрались сто тысяч, и пеших, и конных:
И ополченцев, рабов, но пришедших по собственной воле,
Метких улан, и в броне бахадиров, в боях искушённых.
Соединилось всё войско монголов в том месте, как пальцы.
В ставку царевичей холм обратили и стали ждать знака.
Сам Бату-хан стал молится Сульдэ, плакать с видом страдальца,
"Ясу" к груди прижимая, Чингиза в ночи вызывая из мрака.
Все мусульмане молились с ним вместе, как он попросил их,
И степняки-ариане молились Христу о скорейшей победе.
Несколько пленных убили шаманы, красивых и сильных,
К пикам знамён на холме принеся кровь и плоть страшной снеди.
Вечером поздним, когда солнце село, забрав блики света,
Стал Бату-хан с Бурундаем тумены вести через реку,
Что удалось без помех от булгар, не поверивших в это,
И посвятивших себя буйной трапезе или ночлегу.
Утром же, хан всех булгар быстро войско стал строить.
Тут же монголы рванулись вперёд, стрел в них выпустив тучи.
Сразу царевич Шейбан начал справа булгар беспокоить,
В тыл заходя к ним с туменом бесстрашных батыров могучих.
Сзади булгар вал насыпан был ими весьма протяжённый,
Чтобы свои города ограждать от внезапных вторжений.
Люд подневольный тот вал защищал, плохо вооружённый,
Не подходящий для главных в войне и кровавых сражений.
Сотни Шейбана прошли через них как таран прямо к центру,
Сзади, у ставки напав на охрану булгарского хана.
Храбро сражались булгары, платя непомерную цену,
Падая словно трава под косой бездыханно!
Грохот и звон от оружия, ржание, дикие крики,
Гул от копыт, пыль как дым, освещённая косо лучами...
Легкие силы Бату отошли, нанеся вред великий,
Между рядов богатуров в тяжёлой броне и с мечами.
Поднял тут флаг на холме Субедей, всем сигналы давая.
Справа пошли, обходить строй булгарский, казахи, башкиры...
Главные силы повёл Бурундай прямо в центр, поспешая -
Страшный копейный удар нанесли здесь монголы-батыры!
Может быть где-то в монгольской земле есть какая-то сила?
Может и впрямь мог там бог синеглазый спускаться?
Как объяснить, что их, словно бессмертных, над полем носило,
И даже мёртвый монгол продолжал, как казалось, сражаться?
Всё же есть храбрым предел, и они могут духом поникнуть,
Сколь не могучи и опытны, сколь ни молись, не лавируй!
Смог Бурундай к ставке ханской с отрядом нукёров проникнуть,
И подрубить там шатёр и знамёна огромной секирой.
Из окружения в ставке с трудом хан булгар вышел с боем,
И ускакал от смертельной опасности, еле отбившись.
Вслед бахадирам помчались охотники с радостным воем,
Тут-же расстроилось войско булгар, от потери смутившись.
Будто бы Дарий сбежал от царя Александра в тревоге,
При Гавгамелах в сражении, после прорыва гетайров!
Вечный приём тот - удар по вождю помогал в битвах многим,
Как встретить огнепоклоннику бога святилища-дайры.
Бросилось врозь ополчение в панике конно и пеше,
Стали гонять их по полю башкиры как стадо баранов.
Саблям били и копьями, вскоре всё шире и реже,
Путь расчищая для новых ударов для конницы ханов.
Только враги все бежали уже и стенали в молитве
К валу прижатые, были изрублены в страшном запале,
В бегстве людей потеряв в десять раз больше, нежели в битве.
Гнали несчастных до ночи, пока те во тьме не пропали...
Волки пришли выть на берег покрытый телами убитых,
Птицы слетелись клевать и упится утраченной славой.
После такого уж не было больше сражений открытых,
И разошлось вновь батыево войско повсюду облавой.
