Появился Оу, и, проходя мимо корабля, он, как в замедленной съемке, повернул голову и улыбнулся Ди, будто она единственная девочка во дворе. У Мими возникло острое чувство своей ненужности, словно она стоит за оградой прекрасного сада, откуда ее изгнали. Ей захотелось зашипеть по-кошачьи. Я должна относиться к нему хорошо, — увещевала она себя. — Ди ведь моя подруга, даже если теперь она станет проводить все время с ним.

Мими перевела взгляд на мальчиков, которые роились, как пчелы, вокруг Иэна и Каспера в углу двора. Кикбол — одна из немногих игр, в которые играли и мальчики, и девочки, но существовало неписаное правило, его железно соблюдали. Утренняя перемена — время, когда играли только мальчики, а днем могли участвовать и девочки.

— Готова спорить, Иэн позовет Оу в свою команду, — сказала Мими.

Произнося имя Иэна, она не испытала того наслаждения, которое явно получала Ди, когда произносила имя новенького. Мими с Иэном ходили вместе всего три дня, а Мими уже решила, что с ним нужно порвать. Засосало под ложечкой, когда она вспомнила про свое намерение объясниться с ним после уроков. Он из тех людей, которые не прощают обиды, такие способны годами ждать случая, чтобы отомстить. Она вдруг засомневалась, что у нее хватит духу поговорить с ним. Лучше подождать, пока она надоест ему и он сам ее бросит, только непонятно, как долго потребуется ждать.

Из этой истории с Иэном вышла только одна хорошая вещь. Мими до сих пор помнила то чувство полета, которое заполнило ее, когда она раскачивалась на веревке у флагштока. Не важно, какие еще чувства она испытает по вине Иэна, он подарил ей это мгновение свободы.

— Скорее Каспер позовет Осея в свою команду, — сказала Ди.

— Что ли будем вот так сидеть и глазеть, как мальчишки играют? — возмутилась Бланка. — Вот тоска-то! Пойду лучше посмотрю на дабл-датч.

Она спрыгнула с корабля и пошла в зону для прыганья. Бланке всегда удавалось втереться в игру. Скорее всего, следующая очередь будет ее. Мими смотрела на нее и завидовала.

— Правда же, у Оу голова самой красивой формы? — заговорила Ди. — А его глаза — когда он смотрит на тебя, он действительно смотрит, ты понимаешь, о чем я?

— Не заметила ничего такого.

Если говорить по правде, то Мими заметила.

— Бланка сказала, ты отдала ему своего Снупи.

— Да, мы поменялись. А он дал мне розовый пенал с клубничками. Такой хорошенький, тебе точно понравится. Очень щедро с его стороны.

Мими хотела уточнить, что в этой сделке не видит особой щедрости с его стороны, ведь он получил вещь взамен своей, но удержалась. Она встала на ноги. Смотреть, как играют в дабл-датч, было уж точно интереснее, чем слушать разглагольствования Ди про нового мальчика.

— Не уходи. — Ди взяла Мими за руку. — Тебе понравится Оу, я не сомневаюсь. Сегодня на географии задали написать на контурных картах названия столиц, и я вызвалась выполнять задание вместе с ним. Он все сделал так быстро, и без единой ошибки. Ты знаешь, что он жил в Риме?

И в Лондоне. И еще в Аккре, это в Гане. А теперь здесь. Он пожил в четырех столицах! Плюс Нью-Йорк.

— Он говорит по-итальянски? — помимо воли заинтересовалась Мими.

— Я не спрашивала, но спрошу, если хочешь. Я так рада, что он пришел. Мне ни один мальчик еще не нравился так, как он.

— Ди, он же черный. — От досады Мими выразилась грубее, чем собиралась, но ей хотелось отрезвить подругу — и немного наказать за то, что та променяла ее на мальчика.

— Ну и что? — фыркнула Ди.

— А то… по-твоему, это ничего не значит?

— А что это может значить?

— Это значит, что он другой. Не такой, как мы.

Мими не вполне понимала, зачем говорит это, не была даже уверена, что сама так думает. Она прекрасно осознавала, что ее слова мало чем отличаются от того, что говорила Бланка несколько минут тому назад. Но она не отступилась, она хотела предостеречь подругу, потому что предчувствовала недоброе:

— Над тобой будут смеяться. «Встречается с обезьяной» — так будут говорить. Не я, конечно, а другие.

Ди уставилась на нее.

— Ты серьезно? Это все, что ты хочешь сказать о нем? Ты хочешь сказать мне, что он другой и с ним нельзя дружить?

— Нет, я… забудь, что я сказала. Я твоя лучшая подруга, я просто не хочу, чтобы тебе делали больно — не он, а…

— Мими, его зовут Осей. Почему ты не называешь его по имени?

— Хорошо, Осей. Кажется, сам он неплохой. Но ты получишь кучу проблем, если будешь ходить с ним. И что скажет твоя мама? С ней случится припадок!

Ди побледнела при упоминании о матери, но ответила с вызовом.

— Мне все равно, что думают другие — и моя мама тоже. Мне и нравится он, потому что он не такой.

Мальчики тем временем поделились на команды и начали играть в кикбол. Ди не сводила глаз с Оу, который стоял возле поля.

— Знаешь, — добавила она. — Я тоже могла бы кое-что сказать насчет твоей дружбы с Иэном, но я ведь молчу.

И права была бы, если бы сказала, — подумала Мими.

— Прости, — ответила она. — Я просто хотела помочь. Не обижайся на меня.

— Я не обижаюсь. Хотя могла бы, потому что твои слова, они довольно обидные — и для Осея, и для меня. Но я знаю, ты не хотела никого обидеть. Не волнуйся за меня. Я смогу сама позаботиться о себе.

Этот взрослый тон показался Мими неубедительным и высокомерным. Но она только кивнула в ответ, обрадованная тем, что подруга не сердится. Влюбленность так переполняла Ди, что она не могла сердиться.

Мими отвернулась и смотрела, как Иэн гонит мяч напарнику, и чувствовала, как в голове и груди нарастает напряжение. Оно потребует разрядки, рано или поздно.

Осей испытал облегчение, когда прозвенел звонок на утреннюю перемену. Хотя в классе безопаснее — своя парта, свое место, которое закреплено за ним, задания, которые нужно выполнять, и самое лучшее — рядом Ди, готовая прийти на помощь, — все же пребывание в помещении в течение полутора часов стало угнетать, и его потянуло на свежий воздух, и не важно, какие опасности подстерегают во дворе.

Класс ничем не отличался от других классов, в которых ему приходилось учиться, — хотя, может, тут допускали больше свободы, чем в английской или итальянской школе. Все стены увешаны работами учеников, чего только тут не было: автопортреты, написанные на уроках искусства, плакаты с изображением фотосинтеза, семейства панд, Австралии, Мартина Лютера Кинга-младшего. На подоконниках лежали минералы: кварц, мрамор, гранит, лава. Целая стена посвящена космическим полетам «Аполлона», а в читальном уголке валяются подушки и бинбэги, туда можно пойти, если доделал задание. В этом уголке стена украшена плакатами на тему мира во всем мире и обложкой битловского альбома «Желтая подводная лодка». Ди шепнула ему, что уголок устроила ассистентка учителя, ярая поборница «открытого класса»[18], но мистер Брабант не одобрял этот уголок, а свою ассистентку за глаза называл «хиппующей радикалкой» и разрешал пользоваться уголком только после обеда, когда она бывала в школе.

Стол мистера Брабанта стоял перед классом, он сидел, как солдат на посту, и это вынуждало школьников сидеть тоже прямо и неподвижно. В костюме и галстуке учитель выглядел очень официально. Вообще-то Осей предпочитал именно таких учителей: когда учитель строгий, не забываешь, где находишься. А когда учитель пытается установить дружеские отношения, тут и начинаются всякие недоразумения. С другой стороны, в холодном взгляде мистера Брабанта совсем не было доброжелательности, одна враждебность, словно он ждал, когда Осей что-нибудь натворит и его можно будет наказать. Осей сталкивался с такой повадкой, тут надо быть начеку.

После того как мистер Брабант поинтересовался, есть ли у Осея пенал и они с Ди потихоньку совершили свой обмен, учитель скомандовал: «Итак, класс», и все встали и посмотрели в угол возле двери, где висел американский флаг. Положив правую руку на грудь с левой стороны, начали декламировать: «Я даю клятву верности флагу Соединенных Штатов Америки…»[19] Ди бросила обеспокоенный взгляд на Осея, но облегченно перевела дух, когда тот стал повторять клятву вместе со всеми. Ему удалось спрятать улыбку, которая подорвала бы торжественность момента. Подобные патриотические акции не проводились в школах за пределами США — хотя однажды в Лондоне ему довелось спеть «Боже храни королеву», но это было на стадионе, на крикетном матче, куда его водил отец. Никто не задавался вопросами по поводу Клятвы верности — если не считать одной компании школьников в Нью-Йорке, которые возмутились тем, что слова «одна нация под Богом» нарушают их гражданские права как атеистов. Осей помалкивал, пока шел спор — ему и так хватало недоброжелательного внимания к своей персоне. Кроме того, его мама раскричалась бы, узнай, что он считает себя атеистом. Осей не пришел к окончательному выводу про Бога, в церкви его существование казалось довольно убедительным, но в школе, когда Осея унижали и оскорбляли по полной, существование Бога вызывало большие сомнения.