– Где его можно найти?

– В «Сове»… в смысле «Белая сова», ресторан… ночной типа. По сменам… ага.

– Воды? – тяжело спросил майор Мельник, сверля ее неприятным взглядом исподлобья.

– Чего? – испугалась она.

– Водички не хотите?

– А! Нет… спасибо. Да! Выпью… я сама, можно?

Она тяжело поднялась, шагнула к буфету, достала чашку. Майор Мельник смотрел, как она пьет, шумно глотая, оживая на глазах, как пойманная рыба. Она ему не нравилась – хабалка, крикливая скандалистка, чума для соседей, но это к делу не относилось, она могла быть какой угодно. Она не убийца… во всяком случае, вряд ли.

– Что вы знаете о жильце?

– Он приезжий, вроде за границей жил, говорил, работал по компьютерам, этим… программистом! Вроде в Чехословакии, ага. Вернулся, говорил, надоело, народ неприветливый, одни жлобы, за копейку удавятся, менты… в смысле полиция всюду лезет, ни посидеть нормально, ни погулять… Он там тоже снимал, комнату, а у меня за те же бабки вся квартира. Вот он и вернулся.

– Он работал?

Она нахмурилась.

– Нет вроде. И задолжал за два месяца. Говорил, вот-вот устроюсь, уже есть хорошее место, чтобы я сердце не рвала… ага. Я и пришла, звоню-звоню, а он не открывает. У меня есть ключ, но я ж хотела по-людски, а он не открывает…

– Во сколько это было?

– Часов? Наверное, десять с минутами. Он еще спит в такое время, он рано не встает, я с утречка, чтоб застать. А дверь-то была открытая, как сквозняк дунул, она и щелкнула. Я еще подумала, что он забыл запереть, охламон, так весь дом вынесут, заскакиваю, а тут везде свет горит, бегу в кухню, никого нету, в залу, тоже никого, в спальню, а он там… я чуть умом не тронулась! Стою, глазам своим не верю! В страшном сне такое… мамочки родные! Сердце выскакивает! Голый… ну совсем без ничего, привязанный… как в кино, и смотрит в угол. И красный свет… торшер горит. – Она прижимает ладони к щекам. – Век не забуду! Стою, как прикипела, а потом вдруг повело, я хватаюсь за дверь, чувствую, сердце останавливается… Кое-как я оттуда ходу, в зале достаю телефон и ну вам звонить… а сама слушаю, а вдруг он там шевелится… а потом меня как по голове хватило, а вдруг кто живой есть в квартире, я ходу оттуда! Вас на лестнице дожидалась…

– Где его документы?

– В серванте должно, больше негде… достать?

– Мы сами. – Он кивнул парню в черной куртке; тот стал вытаскивать ящики серванта и рассматривать содержимое. Взяв за уголок паспорт, он передал его майору. Тот перелистнул. Леонид Семенович Краснов, тридцать пять, местный уроженец.

– Девушки к нему ходили? – спросил майор Мельник. – Или парни?

Женщина, раскрыв рот от напряжения, всматривалась в бесстрастное лицо майора.

– В смысле, гулянки? Не было ничего такого! Соседка Анюта, моя давняя подруга, говорила, тихо, пристойно. Приходила девушка… – она понизила голос до шепота, – на ночь! Ну, пришла и ушла. Тихо, ни музыки, ни криков… знаете, как бывает! У меня знакомая сдает, так они, охламоны, чего удумали…

– Галина Андреевна, вы сказали, задолжал за квартиру, так? – Она кивнула и облизнула губы. – Значит, поначалу платил, а потом перестал, и не работал, вы сказали.

– Ну да! Говорил, вот-вот заплотит, ага. Может, нашел работу, не скажу, не знаю. Я ему говорила, ты бы, Леня, делом занялся, специальность у тебя есть, а он говорит, будь спок, тетя Галя… он меня тетя Галя называл, прикалывался вроде, а я его племянничек, будь спок, говорит, уже пошла карта…

– Он играл?

– Да нет вроде, я сама подумала, спрашиваю, ты чего, дурачок, в карты играешь или, не дай бог, в этом… в казино? Смотри, без штанов останешься. А он – никогда не играл и не играю. Я, говорит, в жизнь играю. Во как!

– Что он имел в виду, не знаете?

Она пожимает плечами.

– Да он вообще много чего говорил, всего и не упомнишь. Дурачился. Может, жениться надумал, а чего, парень видный и чисто себя содержал, вон, сколько всяких шампуней да лосьонов в ванной, чисто девка.

– То есть он был холост?

– Штампа нет, я смотрела. Я всегда смотрю, с женой оно бы поспокойнее, да очень Боря просил… Крючков. Я и взяла, хоть и холостой. От холостых одни хлопоты, вот помню как-то…

– Как зовут соседку? – снова перебил майор.

– Анюта. Анна Савельевна Топорова, восьмая квартира, ага. – Она даже рукой махнула в сторону двери для наглядности. Она уже пришла в себя, страх ушел, появилось возбуждение, на щеках вспыхнул кирпичный румянец; она поминутно облизывала сухие губы и утирала пальцами уголки рта.

Майор Мельник посмотрел на помощника, и тот выскользнул из комнаты. Соседка, низенькая рыхлая тетка средних лет в цветастом халате, с розовыми бигуди на голове, вошла с опаской, встала на пороге.

– Добрый день, Анна Савельевна. Садитесь. Я…

– Галя, что случилось? – простонала соседка. – Пришел… – она кивнула на оперативника, – говорит, прошу к соседям, побыстрее, я в халате как была…

– Леню нашего убили! – закричала Галя, скривив рот, и зарыдала.

– Черт! – пробормотал майор Мельник. – Слава, принеси воды!

– Как убили? – Соседка схватилась за сердце. – Леню? Кто? Когда? Ограбили?

– Анна Савельевна, сядьте! – майор повысил голос. Он хотел добавить: – Прекратить балаган! – но усилием воли сдержался.

Ничего нового от соседки они не узнали.

Леня был хороший, веселый, помог однажды занести сумку, вкрутил лампочку в коридоре, починил замок, никого не водил, не шумел, заскочил одолжить соль, два раза, забыл купить. Была девушка, молодая… из этих! Вздернутая красноречиво бровь и короткая пауза. Намазанная и почти голая, голос хриплый и духами всю площадку провоняла.

– Я еще подумала, приличный парень… утром позвонила Гале, помнишь? Притона нам тут еще не хватало! Один раз. Я ему на другой день, ты что же такое творишь, парень, да на ней же клейма негде ставить! А болячку какую подхватишь, а? А он зубы скалит, говорит, это сестра друга, пришла за книжкой. За книжкой! А то я не вижу.

– Анна Савельевна, а мужчины к нему не ходили? Никого не видели? Друзья, может.

– Мужчины? – Она задумалась. – Был! Был один! Высокий, рожа бандитская, голова бритая, черная, а морда, наоборот, небритая. Тоже черная! В черной кожаной куртке. Как сейчас помню, я еще подумала, ну, чистый бандюк. Сказала Леньке, ты, говорю, аккуратнее с дружбанами, а то ограбит, и код от подъезда не давай. А он обратно зубы скалит, не боись, тетя Аня, этот не ограбит. А самого, вишь, убили.

– Это Боря Крючков, – подала голос Галина Андреевна. – Я его знаю, он мухи не обидит.

– Бармен из «Белой совы»? – уточнил майор Мельник.

– Ага, я ж говорила, это он попросил сдать квартиру, я уже хотела ему звонить, что жилец не платит…

– Анна Савельевна, вы что-нибудь слышали ночью?

Она наморщила лоб.

– Нет, – сказала с сожалением. – Хотя… был звонок в дверь вроде…

– Во сколько?

– После двенадцати, я уже спала… думала, приснилось.

– Постарайтесь припомнить. Может, голоса, возня, шум.

Она уставилась на потолок, приоткрыла рот.

– Вроде голоса были… вы сказали, я вроде теперь припоминаю. Точно! Голоса! Ленькин и еще…

– Голос женский?

Она снова задумалась.

– Мужской вроде, – сказала наконец. – Точно, мужской. Или… вроде как вскрик… знаете, встретились, по спине друг друга хлопают, гогочут. Вроде мужской… это что же тогда получается?

Галина Андреевна ахнула и прикрыла рот рукой. Майор Мельник и оперативник переглянулись. Резкий аккорд бравурной мелодии заставил их вздрогнуть.

– Его мобильник, – пробормотала Галина Андреевна. – Господи! – Она перекрестилась…

Добродеев побежал открывать. Монах, сообразивший, что добежать до дивана ему не удастся, остался стоять у кухонной двери. Он поправил пучок волос на макушке и одернул футболку. Огладил бороду. Тут же зачесалось под левой лопаткой, и он, изогнувшись, почесался о дверной косяк. Ему пришло в голову, что он отвык принимать женщин у себя дома, стесняется своей громадной ноги, костылей и… и… вообще. Кроме того… черт, кажется, не умывался сегодня. Ну, Лео, погоди! Не мог предупредить заранее. Будь проще, тут же одернул себя Монах, соберись. Женщины всегда ценили в тебе силу духа, уверенность в завтрашнем дне и умение понять. Нам всем кажется, что нас не понимают… Нас действительно не понимают, фразы, сказанные или подуманные о нас: «Что эта идиотка мелет?» или: «Он что, совсем охренел?» стали расхожими, но у всякого внимающего индивидуума есть выбор: либо сказать, что думаешь, либо соврать: «Ах, как я вас понимаю!» Второе предпочтительнее, людям нравится позитив. Ну и дайте им позитив, жалко, что ли?