Нация, лишенная развитых форм национального сознания и самосознания, лишена элементарных инстинктов национального самосохранения в истории, становится легко доступной для манипулирования любой группой проходимцев и преходящих идей. В ней просто отсутствуют факторы, сдерживающие и ограничивающие имплантацию в ее историю, в тело ее культуры и духовности произвольных идей, идеалов, ценностей и смыслов бытия. Она становится беззащитной перед агрессией вненационального в ее историю, которая настолько интернационализирует ее историческое пространство, что оно перестает просто им быть - пространством исторического бытия конкретной нации. Так вместе с умиранием национального сознания и самосознания умирает сама нация. И это грозное предупреждение русской нации.
Она поставлена перед жестким выбором: либо самоопределяется в истории как русская нация, либо превращается в этнографический материал истории для его эксплуатации в своих национальных интересах иными нациями, культурами и цивилизациями. Иного, действительно, не дано.
Все это еще раз в новой связи и с большим вниманием требует отнестись к диалектике взаимосвязи национального и вненационального в духовных архетипах России, к самим акцентам духовного поиска, к базовым основаниям духовной ориентации жизни вообще. В них действительно содержатся компоненты, которые при определенных условиях, в тенденции своего развития делают Россию весьма уязвимой для влияния идей с подчеркнуто вненациональным содержанием, для вталкивания ее истории в пространство вненационального исторического развития, а значит, для формирования собственной субъектной базы истории на вненациональной основе. Увы, но вненациональная Россия подпитывается духовными архетипами самой национальной России. Это исторический парадокс, который, правда, постоянно усиливается направленными действиями самой вненациональной России по деформации ее национальных архетипов, вплоть до масштабов кризиса исторической и национальной идентичности.
Есть еще один источник формирования в России массового вненационального субъекта, не идентичного исторической и национальной России,- это многонациональность России, точнее, не сама по себе многонациональность, а наличие в России-СССР массового инонационального субъекта, не укорененного в исторической и национальной России, в основах локальности ее цивилизации. Само по себе это не удивительно. Связать российско-русскими архетипами огромное евразийское пространство, 1/6 часть суши с фантастическим многообразием этносов, культур, цивилизаций - задача непосильная даже для самого Бога. Поэтому закономерно, что Россия столкнулась с кризисом идентичности в начале XX века, который вновь повторился в его конце. Всему этому способствовал сам алгоритм геополитического расширения России, который радикально отличался от европейского.
Расширение Запада в пространстве всегда было связано с расширением его принципов идентичности, а потому это было расширение с выраженными ассимиляционными процессами. Поэтому не случайно, что в Европе за последние 1500 лет исчезло свыше 200 этносов, а распространение Запада в Америке и Австралии вообще превратило эти континенты в этническую пустыню. Не отличались особым миролюбием отношения Запада и с колониально осваиваемой Африкой и Азией. В большинстве случаев отношения строились по принципу господства и подчинения. И это отвечало глубинным духовным архетипам Запада, в частности, его сосредоточенности на самом себе как на абсолютном максимуме истории.
Россия расширялась в пространстве принципиально иначе. Нельзя сказать, что ее геополитическое расширение никак не было связано с расширением принципов ее идентичности как России, но оно не сопровождалось выраженными ассимиляционными процессами. Иначе Россия не сохранила бы в себе почти столько же этносов, сколько вошло в нее за время ее геополитического расширения. При этом ассимиляционные процессы шли - это общая закономерность истории и, что характерно, осуществлялись не только русскими, но касались и самих русских, это были взаимоассимиляционные процессы. Поэтому в большинстве случаев отношения русских с нерусскими строились не по принципу господства и подчинения, а на принципах соборного единения наций и культур. И это отвечало самым глубинным архетипам России.
Россия объединяла, но не ассимилировала Евразию. Всему этому способствовали две особенности русской национальной ментальности и русской национальной государственности, точно подмеченные И. Солоневичем: "Русская национальная идея всегда перерастала племенные рамки и становилась сверхнациональной идеей, как русская государственность всегда была сверхнациональной государственностью"38. В этом были свои достоинства достоинства объединяющего начала, но в этом были и свои недостатки недостатки объединяющего начала на сверхнациональной, а в тенденции - на вненациональной основе. Оно не приводит к более глубокой интеграции на базе национальных архетипов социальности, культуры, духовности, совпадающей или очень близко стоящей к ассимиляционным процессам.
Но, не сумев в процессе своего геополитического расширения социально, культурно, духовно ассимилировать Евразию, Россия в итоге не сумела ее и объединить, объединить на основе своих национальных русско-российских цивилизационных архетипов. Как доказывает опыт истории, все многонациональные государства рано или поздно, но распадаются и именно потому, что не могут стать национально объединенным сообществом. Опыт истории обеих Америк в данном случае некорректен, так как там действует совершенно иная, эмигрантская логика поведения в истории, да и та с течением времени, по мере того как формируются общие национальные архетипы, тяготеет к выработке общенациональных и в этом смысле национальных форм объединения в истории. Вненациональная идея и вненациональная государственность могут объединить на время, но не могут объединить навсегда. В этом отношении опыт истории России весьма показателен. Она дважды за одно столетие - после Февраля 1917-го и Августа 1991-го столкнулась с геополитическим распадом своего исторического пространства, и оба раза субъект, самым активным образом инициировавший процессы геополитического распада, был инонациональный, не идентичный архетипам русско-российской цивилизации.
И это закономерно: то, что не принадлежит русско-российской цивилизации, рано или поздно, но постарается выйти из нее в иное историческое и цивилизационное пространство, более адекватное его национальным и цивилизационным особенностям. И этот процесс не может быть сдержан никакими соображениями экономической, социальной и политической целесообразности, никакими формационными соображениями, ибо в данном случае действует иная, цивилизационная логика истории, которая апеллирует к иным основаниям бытия в истории - к архетипам социальности, культуры, духовности, к специфике самого национального способа их проживания в истории, то есть к принципиально иным основаниям единства и различия в истории.
Попытка соединить несоединимое на уровне цивилизационных архетипов неизбежно завершается логикой исторического и геополитического распада, и его источником оказывается цивилизационно и, следовательно, национально не ассимилированный субъект. Он иначе относится к России, иначе ее понимает, она иное значит для него, а в итоге - стремление преодолеть Россию как нечто чуждое, а потому и чужое, как нечто ограничивающее свободу его национального развития. Так инонациональный субъект становится частью вненациональной России, так инициируется сам процесс ее формирования, так Россия втягивается в кризис исторической, национальной и цивилизационной идентичности, когда инонациональный субъект, не идентичный России, свою неидентичность навязывает всей России. Кризис идентичности части России становится кризисом идентичности всей России.
Массовость вненационального субъекта в России имеет и формационный источник происхождения: в тенденции к запаздыванию модернизационных исторических процессов в России. В современной истории модернизационные процессы не только технологической, но и экономической, социальной, политической и даже цивилизационной направленности приобретают перманентный характер - осуществляются на постоянной основе. По сравнению с предшествующими веками в современном типе исторического развития пауза между модернизацией истории и простым пребыванием в ней, воспроизводством сложившихся исторических реальностей, так сказать, исторического статус кво, почти перестала существовать. Человечество осваивает принципиально новый способ достижения стабильности в истории - не за счет сохранения сложившихся исторических реальностей, а за счет их модернизации, не вечностью сохранения сложившихся форм социальности, а вечностью их изменения. Общей причиной перехода к перманентной модернизации, как основному способу бытия в истории стало исчерпание экстенсивных форм исторического развития, самой ресурсной базы экстенсивного развития и в природе, и в самой ткани социальности, в самом человеке.
