Есть общие причины слома основ идентичности в истории, восходящие к общим закономерностям возникновения, развития и гибели локальных цивилизаций, которые суть закономерности возникновения, развития и гибели генетического кода их истории. Там, где он исчерпывает свой потенциал изменчивости, где сложившаяся система архетипов социальности, культуры, духовности, сам способ их проживания в истории перестают быть источником духовной самодетерминации развития локальной цивилизации, там возникает кризис идентичности: когда часть или вся субъектная основа данной локальной цивилизации перестает идентифицировать себя с ней, с генетическим кодом собственной истории. Кризис идентичности в этом случае есть лишь внешнее проявление общего кризиса и надлома в развитии локальной цивилизации, когда она оказывается неспособной продолжить процессы исторической модернизации формационной и цивилизационной на базе уникальности своего генетического кода истории. Субъект перестает идентифицировать себя с ним, так как он перестает соответствовать его поиску новых формационных свойств и качеств общества, новых цивилизационных форм существования в истории. Так начинается распад субъекта, а вслед за ним локальной цивилизации и самой истории.
Вместе с тем следует учитывать специфику формационной и цивилизационной модернизации в истории. Формационная может быть осуществлена с любой цивилизационной основы истории, на базе любого генетического кода истории. Правда, она может потребовать от него определенной модернизации, как в случае с европейской Реформацией, когда часть европейской цивилизации была вынуждена модернизировать часть своих архетипов социальности, культуры, духовности, чтобы начать соответствовать целям и задачам освоения новых буржуазных формационных свойств и качеств. Но с их освоением прекрасно справилась и католическая, нереформированная часть европейской цивилизации, как позже и арабская, индийская. японская? Это дает основание считать, что любой генетический код истории, лежащий в основе любой локальной цивилизации, независимо от содержания основ своей национальной локальности, принципиально открыт для формационного прогресса. В противном случае придется признать принципиальную неполноценность истории некоторых наций, а значит, и самих наций, их принципиальную неспособность к формационному прогрессу - к освоению новых формационных свойств и качеств.
Именно поэтому есть все основания полагать, что все национальные генетические коды истории есть коды истории, а не нечто иного, а потому все они, без какого-либо исключения, принципиально открыты для формационного прогресса, каждый по-своему, с большим или меньшим масштабом цивилизационных изменений и потрясений, но открыты. Все дело лишь во времени, в собственной исторической зрелости, в характере внутренней мотивации и факторах внешнего давления, в условиях и последовательности формационных изменений. При этом история не терпит не только застоя, но и резких формационных скачков и жестоко мстит как за ничем не оправданную задержку, так и за ничем не обеспеченное историческое ускорение в развитии.
Правда, при всем при этом не все локальные цивилизации выживают в истории. В борьбе за историческое существование не все успевают вписаться в последовательность формационного развития. Не хватает либо времени, либо условий, либо собственной зрелости, а, как правило, и того, и другого, и третьего, в частности, и для того, чтобы цивилизационно адаптировать свой генетический код, реализовать его потенциал развития для освоения новых формационных свойств и качеств общества. А в ряде случаев не хватает и нечто субъективного - воли к жизни и борьбе, способности умереть за свои святыни, за свои архетипы социальности, культуры, духовности, за сам способ их проживания в истории. Нельзя развиваться в истории, не сохраняя основ своей цивилизационной идентичности в ней. Правда, бывает и этого недостаточно для того, чтобы выжить в истории.
Что же касается цивилизационной модернизации, то здесь есть одна и весьма радикальная особенность. Для того чтобы сохраниться в качестве модернизации, она должна быть осуществлена на базе господствующего генетического кода истории, быть его модернизацией, соответствовать ему, как генетическому коду истории данной локальной цивилизации, а не быть средством его преодоления в истории. В противном случае цивилизационная модернизация превращается в цивилизационный переворот, в исторический акт слома основ локальной цивилизации, ее гибели в истории. Именно с такой аномалией в своем историческом развитии столкнулась Россия в Октябре 1917-го, совместив поиск новых формационных качеств общества не с цивилизационной модернизацией, а с попыткой самого радикального в истории человечества цивилизационного переворота, преодоления генетического кода своей истории, себя как России.
Но, быть может, эта аномалия есть следствие общей исторической аномалии, цивилизационной ущербности России, генетического кода ее истории, которые и порождают кризис идентичности в России, цивилизационный раскол субъектной базы российской цивилизации, сам феномен вненациональной России? Быть может, все значительно проще: Россия сама виновата в том, что она Россия? Если это не так, то откуда тогда кризис идентичности в России XX века, особенно в его начале и конце, где истоки цивилизационного раскола России на национальную и вненациональную Россию? Конечно же, в особенностях России и в этом смысле в самой России, но не в принципиальной неполноценности ее как России, генетического кода ее истории. Ответственность России за свою собственную историю, поиск истоков кризиса идентичности в России XX века не должен доводиться до абсурда - до признания исторической неполноценности самой России, самих основ ее бытия в истории.
Россия виновата не в том, что она Россия, в этом как раз ее непреходящее достоинство и ценность, а в том, что она позволила и позволяет превращать себя в НЕ-Россию, уничтожать и издеваться над генетическим кодом собственной истории. Не он источник трагедии России в XX веке, как раз он, генетический код истории России до сих пор позволял ей выживать в истории и только потому, что она - Россия. Три революции; две мировые войны; одна гражданская; масса локальных войн; за одно столетие - в начале и конце дважды пережить изменение общественно-экономического строя - два формационных перехода; непрерывное экспериментирование над страной; навязывание ей системных кризисов; наконец, дважды за одно столетие втянуть нацию в изменение типа своей цивилизации, после чего в принципе не выживают. И все это сопровождалось колоссальными демографическими потерями. XX век стоил России не менее 60-70 млн. безвременно потерянных жизней абсолютно невосполнимых потерь в генофонде нации, которые еще долго будут сказываться на исторических судьбах России, дестабилизируя ее историю, начиная с самых чувствительных, субъектных основ. В истории ничто так незаменимо, как человек. Какой генетический код истории может вынести все это? Мы не говорим, что российский,- это очевидно, и история эту очевидность уже доказала.
А раз так, то она доказала нечто и другое и не менее очевидное: поразительную выживаемость в истории всего, что связано с Россией, а значит, полноценность исторических основ России, так как в истории выживает только то, что выживает. Ибо вынести все выпавшее на долю России в XX столетии, может только исторически полноценный генетический код истории, та система архетипов социальности, культуры, духовности, тот способ их проживания в истории, которые позволяют выживать и побеждать в истории. Россия сохранилась в XX веке не благодаря, а вопреки истории, которая для нее складывалась крайне разрушительно и, следовательно, благодаря себе как России, генетическому коду своей истории. А потому не он источник исторической трагедии России в XX веке, а та часть России, которая навязывает ей кризис идентичности, бегство от России: русским от своей русскости, России - от основ своей русско-российской цивилизации. Россию губит не Россия, а как раз то, что ею не является - вненациональная Россия, которая, однако, ею и порождается. И в этом суть еще одного из исторических парадоксов России. Наличие в ней массового вненационального субъекта многое объясняет в истоках кризиса исторической идентичности России, ее особой восприимчивости к идеям вненационального исторического развития и связанного с ним цивилизационного переворота, в частности, к идеям коммунистического исторического проекта и как формационного, и как цивилизационного.
