Все это вопросы, ответы на которые восходят к ценностным архетипам цивилизационного проекта преодоления России. Все, что есть Россия, уже только поэтому не стоит уважения и сохранения в истории. Все это подлежит тотальной дискредитации уже в сознании и на этой основе преодолению в истории, ибо то, что исчезает в сознании, после этого и на этой основе неизбежно исчезает и из самой истории. Есть прямая зависимость между дискредитацией сложившейся социально-экономической реальности как российской и самим масштабом и характером ее преодоления и как социально-экономической, и как российской. Чем меньше уважение к ней как к российской, тем меньше уважение к ней как к социально-экономической, тем больше желание преодолеть ее сразу и без каких-либо исторических остатков и уже только на том основании, что она является российской.
Максимализм исторического действия на евразийских просторах России обусловлен постоянно воспроизводимым в России чрезвычайно разрушительным комплексом представлений о ее непреоборимой то ли исторической отсталости, то ли, что еще хуже, принципиальной неполноценности, но, бесспорно, такой инаковости цивилизационных основ ее бытия, которые настолько извращают саму ткань социально-экономической реальности социума, что делают ее принципиально не реформируемой без радикального отрицания.
Поэтому преодоление, тотальное преодоление, не считающееся ни с какими издержками, всякий раз становится лозунгом исторического момента, как только Россия входит в режим исторического реформирования и модернизации. Возникающие противоречия воспринимаются не как нечто вполне закономерное, как необходимое следствие естественноисторического развития России, а как проявление принципиальной исторической ущербности России, самих цивилизационных основ ее бытия в истории. Так открывается пространство для свободы любого отношения к сложившимся социально-экономическим реальностям, для любых способов их реформирования и модернизации, для действий, взламывающих основы сложившейся социально-экономической и цивилизационной идентичности, их соответствия друг другу. Так предельно хаотизируется историческое пространство посредством превращения его в пространство новых цивилизационных экспериментов. В них убивается главное - наиболее органичные способы и пути реформирования и модернизации общества, выстраданные всей национальной почвой национальной цивилизации.
И, наконец, последнее. Если мы не самые глупые на планете, то почему, несмотря на это, мы чуть ли не самые бедные? И это еще при наших природных ресурсах, далеко не самых скудных на Земле. До 40% разведанных мировых минеральных ресурсов находится на территории России. А кто сказал, что они по-настоящему работали на Россию? И вообще, кто сказал, что мы по-настоящему работали на Россию, а значит, на самих себя? Ведь все социально-экономические изменения были центрированы на осуществление нового цивилизационного проекта - на изменение типа российской цивилизации, на ее преодоление. Вся пассионарная энергия поиска и освоения новых социально-экономических форм и качеств общества была превращена в энергию изменения типа российской цивилизации, то есть направлена на достижение вненациональных целей, на решение вненациональных задач, а в ряде случаев и просто антинациональных. А это все очень дорого стоит.
Сам по себе исторический проект слома основ локальности собственной цивилизации и связанных с ними ценностей национальной идентичности - это крайне затратный, очень дорогой проект, а главное, исторически бессмысленный и контрпродуктивный, ибо ничем, кроме как распылением национальных ресурсов и пассионарной энергии нации закончиться не может. А ведь ему еще сопутствовали мессианские комплексы, порожденные целями и задачами социального освобождения всего человечества. В итоге социально-экономическое развитие России-СССР превратилось в заложницу еще и мессианских комплексов, окончательно истощивших и, что оказалось не менее разрушительным, дезориентировавших историческое развитие России.
Таким образом, все имеет свои причины и многие парадоксы социально-экономического развития России за XX столетие своими корнями уходят в самую глубокую часть ткани социальности - цивилизационную, в ее деформацию как цивилизационной в частности, в процесс превращения формационного развития России в подчиненный не собственным целям и задачам, в конце концов, не саморазвитию основ цивилизационной локальности России, а их преодолению в истории. Это больше, чем историческая парадоксальность, это парадоксальность на грани исторического суицида, а потому и исторического безумия. Его продолжением стал цивилизационный раскол субъектной базы России на вненациональную и национальную Россию. А это вообще за гранью всякого рационального начала в истории, ибо суть цивилизационного раскола в истории в том и заключается, что в рамках локальной цивилизации возникает субъект, который находится в оппозиции к ее основам - к системе архетипов социальности, культуры, духовности, к самому способу их объективации в истории и самой истории. Больше и хуже того, ставит главной целью своей исторической активности их преодоление, преодоление самой истории как истории данной локальной цивилизации.
Это трудно представить, но это именно так: вненациональный субъект это субъект, который находится в оппозиции к самому себе, к той части самого себя, которая персонифицирует в себе национальное начало. Желание преодолеть его, сменить национальное тело и душу, сам генетический код истории на некий другой - вот тайный или явный, но конечный смысл всех форм исторической активности вненационального субъекта в истории независимо от того, осознает он это или нет. Выйти из одной локальной цивилизации, из одной истории и культуры и войти в другую историю и культуру, в иную локальную цивилизацию - вот чем неизбежно завершается историческое буйство вненационального субъекта в истории.
Для него национальное начало истории, национальные формы и способы существования в ней являются главным препятствием для его собственного существования, для реализации его собственных культурных и духовных комплексов, которые он, как правило, рассматривает в качестве наднациональных, то есть не принадлежащих ни одной национальной культуре и цивилизации, а всему человечеству в целом. Но таких ценностей, не принадлежащих национальным культурам и цивилизациям, просто не существует, так как общечеловеческое существует только в своей национальной форме и содержании и иначе существовать не может. Поэтому всякая попытка вненационального субъекта объективировать в национальной истории свои вненациональные комплексы в действительности оказывается попыткой объективировать в своей национальной истории ценности иных цивилизаций и культур. И это было бы абсолютно нормально с точки зрения понимания всемирной истории как истории взаимодействия и взаимовлияния культур.
Но есть принципиальные различия между взаимодействием и взаимовлиянием культур на национальной и вненациональной основе. В первом случае это взаимодействие и взаимовлияние ведет к взаимообогащению культур и цивилизаций, во втором - к преодолению одной из них. Взаимодействие и взаимовлияние культур на вненациональной основе доводится вненациональным субъектом истории до взлома основ идентичности нации в истории, всех форм идентификации - цивилизационной, исторической, культурной, духовной, до выталкивания нации в пространство вненационального исторического развития, в пространство цивилизационных потрясений в истории, которое становится таковым как раз по мере того, как становится пространством преодоления основ локальности национальной цивилизации. Вненациональное должно входить в национальную историю, но оно не должно становиться средством взлома основ национальной идентичности в истории, самой истории, преодолением ее субъекта как национального. В этом смысле проблема вненационального субъекта в истории - это проблема национальной и цивилизационной идентичности, сущности и причин возникновения факторов их слома в истории, в данном случае российской.
