Трудно оспорить главное - сам факт массированной экспансии, не ассимилированной спецификой российской истории, культуры, духовности инонационального, в частности, и еврейского субъекта в субъектную основу элитных слоев России. Этот факт имел место в истории и стал составной частью процесса становления принципиально нового исторического субъекта в историческом пространстве России - вненационального. В итоге после Октября 1917-го Россия вошла в историю с иным, вненациональным историческим субъектом. Его главная отличительная особенность, по сравнению с предшествующим: поразительная неидентичность архетипам социальности, культуры, духовности России в масштабах, несовместимых с самим национально-русским способом их проживания в истории. Масштабы этой несовместимости оказались экстраординарными и настолько, что дают основание говорить об особой роли инонационального субъекта в становлении вненационального субъекта постреволюционной России.
Национальную и историческую Россию, основы ее цивилизации и цивилизационной идентичности взорвала, в ряду прочих причин, и многонациональность России, еще точнее - тот инонациональный субъект, который не принадлежал России, для которой Россия была и оставалась вечным препятствием на пути собственного исторического и национального становления, для реализации порой просто собственных национальных комплексов. Отсюда и вечная конфронтационность с Россией, с российской сущностью ее цивилизации, вечная оппозиционность архетипическим основам, а значит, и особенностям ее социальности, культуры, духовности, вечное желание не адаптировать себя к ним, а их к себе, что неизбежно завершается в актах агрессии против основ национальной и исторической России. В иерархии ценностей вненациональной России они ничего не значат, больше и хуже того, как раз и образуют то в России и ее истории, что является, чуть ли не главным препятствием на пути ее исторического прогресса. При этом вненациональную Россию вовсе не волнует, что вместе с преодолением национальной и исторической России преодолевается сама Россия, напротив, это и есть конечный смысл всех ее безумных исторических усилий: преодолеть Россию как Россию, продолжить ее историю как историю НЕ РОССИИ.
Это абсолютная историческая утопия, но именно она стала знаменем целой исторической эпохи в истории России после Октября 1917-го, основным его историческим противоречием, навязавшим России наряду с формационным прогрессом чудовищный цивилизационный переворот - бегство от основ русско-российской цивилизации. В истории ничего не делается без людей. И главным субъектным исполнителем всего этого стала вненациональная Россия, втянувшая Россию в историческое пространство тягчайших цивилизационных потрясений, связанных с попыткой изменить сам генетический код ее истории, Россию как Россию. Это не могло не сказаться на судьбах самого русского народа. Еще до всех сталинских депортаций народов, заподозренных в национальном предательстве в Великой Отечественной войне, была предпринята массированная, не имеющая аналогов в мировой истории попытка депортировать сам русский народ из его же собственной истории, превратить национальную историю просто в иную - вненациональную. И это понятно, для новой, вненациональной истории нужен был новый, вненациональный субъект.
Вот почему за всеми революционными лозунгами и обвинениями в контрреволюции, за ожесточенной классовой борьбой, уничтожением целых классов и сословий российского общества, за геноцидом расказачивания и раскрестьянивания, за тягчайшей гражданской войной и никак не преодолеваемым гражданским расколом общества, перманентными сталинскими чистками - за всем, что произошло и продолжает происходить с субъектной основой России, стоит нечто большее и нечто принципиально иное, чем только идея формационного прогресса общества, поиск новых формационных качеств и основ существования в истории.
За всем этим стоит более глубокое - цивилизационное основание истории, цивилизационный раскол субъектной основы России на национальную и вненациональную Россию, поиск последней новых, принципиально нероссийских цивилизационных качеств и оснований бытия в истории. За всем этим стоит идея цивилизационного переворота в России, преодоления цивилизационных основ ее бытия в истории как России.
Последовавшее после Октября 1917-го разрушение основ цивилизационной исторической реальности России - генетического кода ее истории и основного исторического субъекта как национального, не могло не сказаться на колоссальных деформациях самой логики исторического развития России. В своей цивилизационной части она претерпела радикальные изменения, во многом просто перестала быть аутентичной специфике России: превратилась в логику осуществления иного цивилизационного проекта - коммунистического, общечеловеческого. В нем российская составляющая находилась в прямой зависимости от общечеловеческой и, следовательно, преодолевалась как раз в той самой мере, в какой утверждались вместо нее, на основе ее разрушения или радикальной деформации основы иной цивилизационной исторической реальности, с иным генетическим кодом истории, с иным цивилизационным субъектом истории.
В этом смысле внутренняя логика исторического развития России превратилась в логику разрушения основ русско-российской цивилизации, преодоления исторической и национальной России. Она стала вненациональной и по сути, и по форме, и по содержанию, по основной своей направленности на строительство основ новой всечеловеческой цивилизации. Именно на этой основе логика исторического развития России стала логикой перманентных цивилизационных потрясений, с которыми связано потрясение основ истории, начиная с ее архетипических глубин - архетипов социальности, культуры, духовности, самого способа их объективации в истории. Попытка преодоления их национальной составляющей и составила сущность той логики исторического развития, которая стала господствующей на евразийских просторах России. По сути, она стала логикой преодоления Россией самой себя как России, логикой цивилизационного, а потому и исторического абсурда.
Мы сами загнали себя во вненациональную историческую парадигму развития: капитализм - социализм, через нее на постоянной исторической основе преодолевая Россию и как национальную, и как историческую. Классовое, формационное должно было вытеснить и заменить национальное, цивилизационное. До Октября 1917-го невиданное в истории противоречие когда формационными противоречиями истории пытаются заменить все остальные, цивилизационные, формационной логикой истории более фундаментальную, цивилизационную. Ведь историческая парадигма капитализм - социализм принадлежит к формационной логике истории, а историческая парадигма Россия - НЕ Россия - цивилизационной. В лучшем случае эти различия не осознавались, в худшем - игнорировались.
В итоге - сталкивание в историческом пространстве России двух исторических парадигм и логик исторического развития - формационной с цивилизационной с выраженной тенденцией вообще заменить первой, формационной вторую, цивилизационную. В итоге - исторический хаос, обрушивание страны в логику цивилизационных потрясений, которые навязывались ей в той самой мере, в какой формационной логикой стремились заменить цивилизационную, исторической альтернативой капитализм - социализм преодолеть саму Россию. В своих исторических поисках новых формационных качеств общества мы не только порядком заблудились в истории, но и умудрились потерять главное историческое качество, делающее нас тем, чем мы были, есть, будем и должны оставаться в истории - Великую Россию, основы нашей исторической, культурной и духовной идентичности. Метясь в капитализм и преодолевая его как формацию, мы попали в Россию и преодолевали ее как цивилизацию.
Мы загнали себя во вненациональную историческую парадигму развития и в другом смысле: предельно заузив и на этой основе извратив свою историческую перспективу, сведя ее только к формационной, до альтернативы капитализм социализм. Она была и есть, но она исторически преходящая альтернатива. Все, что принадлежит формационной исторической реальности, приходит в историю не навсегда, а на время. Навсегда в историю стремится прийти цивилизационная историческая реальность. Во всяком случае, она исчезает из истории последней, а вместе с ней и история как история ее базового субъекта - конкретной этнокультурной общности. Формации приходят и уходят из истории, а локальные цивилизации остаются, и остаются постольку и настолько, поскольку и насколько остаются в истории цивилизационнообразующие нации, насколько они утверждают себя в качестве таковых. За всякой формационной перспективой в истории стоит более фундаментальная и исторически непреходящая перспектива - цивилизационная, так как за ней стоит более фундаментальный субъект истории - нация. Мы же, связав свою историческую перспективу только с формационной, заложили в основание своей истории мину замедленного и чрезвычайно разрушительного действия, которая рано или поздно, но сработала бы, как только потеряла бы свою историческую актуальность историческая парадигма капитализм социализм.
