Дело в том, что, если обратиться к анализу современных западных футурологических концепций, то все они, и это поразительно, с большей или меньшей адекватностью, но воспроизводят в своих прогностических конструкциях отдельные черты, свойства, связи и отношения коммунистического общества - такое будущее, каким оно прогнозировалось в работах классического марксизма. Так, в концепции общества массового потребления современное и еще в большей степени будущее общество представлено в качестве такого, которое вплотную приближается к идеалу всестороннего удовлетворения материальных потребностей человека. Но чем этот идеал отличается от коммунистического - жизни по потребностям? Разве что тем, что в марксизме определены условия такого существования человека: для того, чтобы жить по потребностям, необходимо работать по способностям. Равным образом определены и цели такого потребления. Это, конечно же, не само потребление. Оно становится лишь условием и средством всестороннего и гармоничного развития человеческой сущности, которая обретается как раз по ту сторону экономической необходимости, в пространстве свободы от потребностей физического существования, в пространстве всестороннего их удовлетворения.
В чем суть концепции цивилизации досуга? В представлениях о том, что в будущем обществе доля рабочего времени будет неизбежно сокращаться за счет времени свободного, времени досуга. Но это один из краеугольных камней марксистских представлений о свободном времени как мериле богатства будущего общества, и при этом представлений, разработанных значительно раньше и куда более основательно, чем в концепции цивилизации досуга. В частности, специально оговорено, что свободное время - это пространство не праздного бытия, а напряженнейшего труда, время, в течение которого на качественно новом уровне воспроизводится основной капитал любого общества всесторонне развитая личность. Потребность в ней - это насущнейшая необходимость будущего общества, ибо проблемы его саморазвития настолько усложнятся, что их решение потребует совершенно иного субъекта, человека с принципиально иным уровнем образования, культуры, духовности для созидания принципиально иной социальности. Именно для достижения всего этого и потребуется возрастание доли свободного времени над рабочим, превращение свободного времени в пространство для подготовки качественно нового субъекта, удовлетворяющего требованиям достижения идеала всесторонне развитой личности. К слову сказать, и этот идеал человека роднит между собой все прогностические концепции в антропологическом измерении будущего общества.
Далее, к чему сводится прогностическая часть "теории стадий экономического роста" (У.Ростоу), "единого индустриального общества" (Р.Арон, Ж.Фурастье), "технотронного" (З.Бжезинский), "постиндустриального" (Д. Белл, Г.Кан), "открытого общества" (К.Поппер). В конечном счете, к признанию высочайшего уровня развития науки и техники в качестве технико-технологического базиса будущего общества. Это общество высоких технологий, в котором наука превращается в непосредственную производительную силу. Но все это знаковые черты марксистских представлений о производительных силах будущего общества. Совпадения наблюдаются и по другим параметрам понимания будущего общества: социализация собственности, массовое акционирование капитала, его рассеивание и демократизация, завершающаяся становлением так называемого "народного капитализма"; преодоление через становление феномена средних слоев крайностей классового деления общества - образование социально и экономически более однородного общества; революция управляющих в сочетании с глубинной демократизацией общества, приводящая к развитым формам общественного самоуправления взамен государственного - вот далеко не полный перечень основных проектных тенденций в развитии современного общества.
Но и они, если их брать со стороны их конечной исторической сути, мало чем отличаются от таковых в рамках коммунистического проекта преобразования общества: та же социализация собственности, то же преодоление классов и социальных различий, тот же примат общественного самоуправления над государственным, преодоление государства как социального института. И эти совпадения можно множить далее: будущее общество будет обладать особым потенциалом свободы - социальностью, при которой свободное развитие каждого станет необходимым условием свободного развития всех; в нем изменится статус семьи, она потеряет свою экономическую суть, усилив то, что делает ее семьей; иначе будут строиться отношения с природой - на принципах коэволюции; насилие перестанет быть повивальной бабкой истории, а потому исчезнут войны, как способ решения противоречий исторического развития?
Все эти и многие другие совпадения носят, конечно же, не случайный характер: у единого человечества не может быть разного формационного будущего. Формационные качества общества - это как раз те самые, которые являются едиными для всего человечества и, соответственно, формационные стадии развития - универсальные стадии исторического развития всего человечества. Во всяком случае, история человечества до сих пор не обнаружила, чтобы какой-то историко-географический регион Земли развивался по отличной, особой, только ему присущей формационной логике истории, чем все остальные. В этом смысле не может быть какого-то особого японского, арабского, китайского или американского капитализма, выпадающего из общей сущности капитализма как социально-экономической системы. Капитализм есть капитализм, и он не может быть чем-то иным по своей сущности. Другое дело те спецификации, которым он подвергается в тех или иных историко-географических регионах.
Но это та специфика, которая накладывается на любую формацию не формационной логикой истории, а цивилизационной и есть результат адаптации формации к основам локальности цивилизации - особенностям ее архетипов социальности, культуры, духовности, к специфике самого способа их проживания в истории и, следовательно, самой истории в геополитических пределах данной локальной цивилизации. Не формация, а локальная цивилизация, не формационная, а цивилизационная логика истории - вот что, в конечном счете, специфицирует историю, превращая ее в историю локальной цивилизации, в историю японского, арабского, китайского или американского капитализма. Формация и формационная логика истории - это логика универсалий и универсальных закономерностей, локальная цивилизация и цивилизационная логика истории - это логика спецификаций и локальных, специфических закономерностей.
В данном случае важно акцентировать и другое: все человечество стоит перед реальностью новых формационных изменений, с единой сущностью и с единой исторической направленностью, перед реальностью новой формации. Как она будет называться - коммунистической, посткапиталистической, постиндустриальной, постэкономической? - не суть важно. Коммунизм, как термин, основательно дискредитирован политической практикой. Но дело ведь не в названии, не в словах, а в сути вещей, в том, насколько марксистские представления о формационных качествах будущего общества совпадают со всеми остальными. А они, как показал анализ, совпадают и если не во всем, то в главном - сущности.
Это дает основание более трезво и взвешенно подходить к оценке реальности коммунистической перспективы и самого коммунистического проекта переустройства общества. Не следует быть ангажированным советским опытом строительства коммунизма больше, чем он того заслуживает, тем более что он и не был опытом строительства самого коммунизма, обретением в истории его формационных качеств. Его с большим трудом можно связать даже с опытом строительства социализма, ибо, если критерием социалистичности считать степень преодоления в обществе отчуждения человека от собственности и власти, то есть определять мерой реальных собственников и реальной демократии, то советская действительность была очень далеко стоящей от реального, а не вербального социализма, который больше прокламировался, чем утверждался в самой исторической реальности.
