Дело в том, что любая нация - результат этнических синтезов, а значит, и процессов этногенеза. И российская нация, прежде чем стать ею, должна будет иметь свой этногенез. И он уже имеет свою начальную историю. Но именно это обстоятельство, то, что нация - это не гражданская, а этнокультурная общность предельно проблематизирует становление единой российской нации, превращая ее реальность в дело достаточно отдаленного будущего. Нация - это всегда этническое единство, она предполагает его в качестве своей основы. И национальное единство тем прочнее, чем больше опирается на этническое. При этом именно через него нация прорывается к архетипическому единству в социальности, культуре, духовности, в самом способе их объективации в истории и самой истории. Оно живет корнями этнического единства, питается соками кровного родства, которое и создает массовую социальную базу для восприятия и особо интенсивного переживания ценностей национальной идентичности, для превращения их в общие ценности национального бытия.
Одним словом, не так просто совместить то, что несовместимо этнически. В этой связи понятно, что превратить союз российских этносов, их исторически обусловленное единство в единый этнос - это то, что может стать результатом этногенеза, новых и в ряде случаев очень не простых этнических синтезов. А это не только время, но и результат определенным образом осуществляемых процессов исторического развития России, по крайней мере, таких, которые будут благоприятствовать таким синтезам. Все это более чем непростой процесс. Но в данном случае важно уяснить другое: он в интересах россиизации России, ибо все, что работает на единую российскую нацию, на процессы ее становления в истории, в принципе работает на Великую, Единую и Неделимую Россию. Но для этого она должна быть российской нацией, нацией России, а не нечто иным и, тем более, нечто другого.
Распад в душе, во времени и пространстве - наиболее трагическое выражение цивилизационного распада России, ставшего той питательной средой, которая из глубин цивилизационной исторической реальности и логики истории подпитывает все процессы распада России, обусловливая череду новых вызовов и необходимость новых ответов России и не только для того, чтобы оставаться Россией, но уже и для того, чтобы просто быть. Среди них обращает на себя внимание вызов самим основам существования российской государственности, приведший к распаду его базовых структур и функций, к радикальной дезориентации в той иерархии ценностей, которая обусловливает его бытие в качестве российского государства. Пять конституций пережила Россия за ХХ столетие, череду смены государственных символов - гербов, флагов, гимнов. Все это зримые проявления слома исторической и национальной идентичности и при этом еще только поверхностный его слой. Такое возможно только с государством, радикально заблудившимся в истории, только с нацией, потерявшей себя в истории. Ведь для того, чтобы обрести конституцию, прежде надо обрести страну, понять природу базовых ценностей идентичности и страны, и нации.
Но на протяжении всего ХХ века было не до этого, так как ставились и решались задачи как раз другого свойства, направленные на слом базовых ценностей идентичности Вечной России. В итоге в России мы имеем государство с цивилизационно и исторически непроявленными смыслами, которое не имеет адекватных представлений о том, государством кого, какого исторического субъекта и государством чего, для осуществления какой миссии и каких функций в истории оно является. Произошел радикальный отрыв государства от России, а России от государства. Базой этого отрыва стало стремление свести государство только к его формационной сущности и функциям, только как к аппарату политической защиты избранности экономических интересов одних слоев и классов общества над другими. И дело не в том, что таких функций и сущности у государства нет, а в том, что их явно недостаточно, особенно с позиций современной истории. Правда, чисто формационное понимание сущности и функций государства обнаружило свою ограниченность уже и в начале ХХ века.
Напомним, после Октября 1917-го пролетариат как класс и сопутствующие ему коммунистические ценности стали мыслиться в качестве неких абсолютов, которым все должно быть принесено в жертву. И государство в этой связи было использовано как мощнейший аппарат для отстаивания и осуществления такого рода классовых интересов и ценностей. В конце столетия в России появился новый классовый избранник - новорусский класс собственников, новые ценности - либерально-демократические, которые вновь стали мыслиться в качестве абсолютных и которым вновь все должно быть принесено в жертву. И вновь государство стало тем аппаратом, которое начало проталкивать в истории исключительность одних классовых интересов и ценностей за счет умаления значимости других. Произошла очередная абсолютизация формационных функций и сущности государства за счет цивилизационных.
В последнем случае государство обнаруживает еще один и более глубокий пласт своего присутствия в обществе, связанного не просто с функциями согласования социально-классовых интересов, а с более глубокой цивилизационной сущностью, лежащей в их основе,- отстаивания и защиты национальных интересов и ценностей, самого национального способа бытия в истории. Ведь функция согласования социально-классовых интересов актуализируется в том и тем государством, в каком и которым актуализируется его цивилизационная сущность - сама идея национального единства и единых национальных интересов и ценностей. Все это указывает на то, что государство есть еще и цивилизационный феномен, орган локально цивилизационного бытия в истории, призванный обеспечить условия для национально обусловленных форм бытия в истории.
Таким образом, вызову государственным устоям бытия России в истории, попыткам свести сущность и функции государства российского только к формационным должен быть противопоставлен цивилизационный ответ: восстановление цивилизационной сущности и функций государства в России, превращение его в орган локально цивилизационного бытия в истории, в аппарат защиты и развития ценностей идентичности, интересов и ценностей национального русско-российского способа бытия в истории. Иное более недопустимо в истории - превращение государства российского в место концентрации случайных, а потому и агрессивных по отношению к национальной и исторической России политических сил, использующих либо свою близость, либо прямое присутствие в аппарате господства и принуждения для навязывания России произвольных схем исторического развития, для исторического погрома национальной и исторической России.
Национальная идея современной России в ее государственном измерении есть примирение между властью и проснувшимся от затянувшегося исторического безвременья к национальному самосознанию и самодеятельности народом, который стремится стать нацией. Государство должно не только осознать, но и возглавить и организовать этот процесс. Государство и нация должны срастись так и настолько, чтобы государство стало носителем и охранителем ценностей национальной и исторической идентичности России. Это две силы, которые для того, чтобы изменить историческую судьбу России, повернуть ее лицом к России должны не только найти друг друга, но и действовать в полном согласии и единении. Государственная мощь России невозможна вне осуществления национальной идеи, она только тогда становится мощью, когда является адекватным выражением национальной и исторической сущности России. И история России подтверждала эту связь и зависимость не единожды.
Есть еще одна составляющая в вызове основам существования государства российского со стороны Августа 1991-го, которая заслуживает специального анализа. Увы, она пришла как раз со стороны либерально-демократических идей и ценностей, то есть как раз со стороны тех идей и ценностей, в реализации которых больше всего нуждалась посткоммунистическая Россия в деле преодоления тоталитарной сущности коммунистического политического режима, его исторических и ментальных последствий. Сущность первого вызова порождена необходимостью радикального изменения отношений между личностью и государством, их принципиальной либерализации, необходимостью обеспечения правовых гарантий личности от произвола государства, в существенном расширении пространства личных свобод в экономике, политике, культуре и духовности.
