В этой связи весьма симптоматично, что именно вненациональная Россия в новейшей истории геополитического распада России поддержала борьбу националистов всех политических кровей всей советской Евразии против исторической и национальной России, самой идеи геополитического единства России, дополнив ее собственной тотальной борьбой против базовых форм национального бытия русских в России. Где же логика? Если идет борьба против всякого национального начала истории, то почему такая избирательность - поддержка чужого национального начала, тем более в борьбе против собственного, которая в стократ усиливается собственной борьбой против собственного национального начала? А в этом и суть вненациональной логики поведения вненациональной России, которая является вненациональной только по отношению к собственной нации. И это фашизм, внутренний фашизм, многое объясняющий в логике отношения вненациональной России к России.
Она любит не Россию в себе, а себя в России и именно поэтому на постоянной основе деформирует все процессы исторического творчества в России, подгоняя их под природу своей вненациональности. Она ведет борьбу на уничтожение исторической и национальной России, на ее преодоление в истории и при этом в пространстве ее собственного исторического и национального бытия. Именно вненациональная Россия стоит на пути национального возрождения России, направляя его в сторону от национального возрождения как национального. И это фашизм - не дать России обрести национальные и исторически обусловленные формы бытия в истории, исторически успокоиться на национальных основах собственного бытия и развития в истории. И это фашизм - не дать России быть Россией, а русской нации и нацией, и русской.
В менее радикальных своих проявлениях вненациональная Россия стала носителем комплексов эмигрантского мышления и отношения к России. Его суть может быть сведена к нескольким взаимосвязанным составляющим. Эмигрантский тип поведения в истории существует без апелляции к национальным основам истории. Он вненационален по определению, дистанцируется от всех различий между людьми, которые не имеют отношения к экономическим различиям. Для него все, что объединяет и разъединяет людей, укладывается в совокупность простейших арифметических действий, на базе которых действует голый экономический интерес, объединяющий и разъединяющий людей.
Все остальные различия между людьми, если и существуют, то не имеют существенного значения. Человек есть прежде всего Homo economicus, а потом все остальное. Отсюда и отношение к субъектной базе истории и к самому историческому пространству исключительно как экономическому. В истории нет места для действия национальных субъектов, история - пространство для действия анонимных транснациональных субъектов, а само историческое пространство - это пространство только купли и продажи, только экономическое, которое становится тем больше историческим, чем больше экономическим.
Вполне закономерно, что эмигрантский тип мышления и поведения в истории не имеет исторических корней, он не вырастает из них, он обрубает их, что, собственно, и позволяет ему жить в пространстве между культурами и цивилизациями. Это промежуточный, маргинальный исторический феномен, заполняющий экономическое пространство между цивилизациями и культурами, вырастающий на базе своей исторической, культурной и цивилизационной безосновности и стремящийся наделить своей безосновностью все остальное человечество. Для него цивилизационное, культурное, а потому и национальное многообразие человечества является только препятствием для действия все нивелирующего экономического интереса.
Овладев нацией, эмигрантский тип мышления и поведения в истории превращает ее в эмигрантскую нацию, для которой понятие "Родина" и связанных с ней особых исторических, культурных и духовных смыслов лишено всякого смысла, так как главным и единственным смыслом становится интерес, голый экономический интерес. Так Родина превращается в территорию, а нация - в этнографический материал, хуже этого - и то и другое, природные и человеческие ресурсы нации, становятся объектом нещадной эксплуатации анонимным вненациональным субъектом. Собственно, для этого прежде всего и превращается Родина в территорию, а нация - в этнографический материал.
Именно эти комплексы эмигрантского мышления и поведения лежат в основе мышления и поведения вненациональной России. Не укорененная в России, ее истории, культуре, духовности и, соответственно, не идентифицирующая себя с ней, вненациональная Россия готова войти в любую историческую и цивилизационную реальность - в любую, лишь бы это приносило ей прибыль. Она готова навязать России любые схемы вненационального развития, лишь бы превратить ее историческое и геополитическое пространство только в экономическое, только в пространство своих экономических интересов. Чем больше оно очищено от исторических, культурных, духовных и выражающих их национальных наслоений, тем проще оно поддается бесконтрольной эксплуатации, тем проще поведение в нем.
Отсюда и особенности поведения, к примеру, инонациональной части вненациональной России из ближнего зарубежья, исповедующей мораль двойных стандартов: там, в республиках, политика превращения национального пространства в пространство национального дома, здесь, в России,- политика превращения национального пространства России в пространство проходного двора, в котором, как в проходном дворе, можно делать все, что угодно. Так национальное пространство России превращается в экономическое пространство столкновения предельно этнизированных экономических интересов, противостоящих и противодействующих развитию и реализации национальных интересов самой России. Россия превращается в то, что разрушает саму Россию.
Таким образом, логику эмигрантского мышления и поведения вненациональной России невозможно понять вне ее экономической составляющей. Не последнюю роль в ее становлении играют интересы компрадорской буржуазии. Обнаглевшая от накопленных богатств, полученных от бесконтрольной распродажи национальных ресурсов России, компрадорская часть буржуазии вознамерилась свое продажное отношение к России навязать и сделать нормой для всей остальной России. В этом смысле вненациональная Россия во многом озвучивает и объективирует идеологию компрадорской буржуазии в России, идеологию национального предательства России.
Все это актуализирует для русской и союзных ей наций совершенно особую систему проблем, связанных с решением задач национально-освободительного движения в их специфическом российском преломлении: освобождения России и в ней русской нации от пут вненационального исторического развития, не от союзных наций и исторических обязательств перед ними, а от парадигм вненационального бытия в истории, отдаляющих от основ своей национальной и исторической идентичности, от осознания своих интересов в мире как национальных и их реализации в мире в качестве национальных интересов. Хватит водить русскую нацию по духовным пустыням вненационального исторического бытия и развития.
Разрушительные итоги исторической активности вненациональной России ставят и другие вопросы. Как так случилось, что обретение Россией свободы в ее новых для нее измерениях второй раз за одно столетие превращается в разрушение России? По всей видимости, это всякий раз происходит именно в той связи и мере, в какой свобода в России превращается в свободу от России, от главного, что определяет ее как Россию, что идентично ее сущности как России - от основ локальности собственной цивилизации, ее глубинных архетипов; от собственной истории, от преемственности в ней, от всего, что не позволяет начать ее как бы заново; от самого русско-российского типа цивилизационного бытия и развития в истории; от всего, что связывает личность с обществом, государством, нацией, со всеми формами общности и единства в геополитическом пространстве России, от всех базовых структур идентичности, определяющих ее национальную суть...
В этой связи весьма показательным является поведение определенной части средств массовой информации, консолидировавшихся на вненациональной основе и взявших на вооружение ментальность отстраненного бытия по отношению к России. Их поведение оказалось сродни поведению случайного человека, случайно забредшего в чужой дом, в котором все происходящее воспринимается через призму чужого и случайного по отношению к его собственной жизни, а в некоторых случаях и просто враждебного. Круша без разбора все на своем пути, всю реальность вообще, и в первую очередь доставшуюся от советского периода отечественной истории, часть масс-медиа повела себя так, как будто та история, то общество и государство, в котором они функционируют и на сложностях и противоречиях которого они порой просто паразитируют, вообще-то говоря, и не является ни их историей, ни их обществом и государством. Для них это как бы параллельный их реальности и совершенно абсурдный мир, изначальная абсурдность которого изначально снимает с них всякую ответственность, а потому и всякое ограничение на характер их отношений с этой реальностью: по отношению к ней и в ее пределах все возможно.
