В данном случае мы сталкиваемся с одним из парадоксов, которыми так полна история современной России, проникающими в живую ткань ее исторического развития как раз в той самой мере, в какой Россия отчуждается от основ своей национальной идентичности и национальных интересов. С попытками в изменившихся исторических условиях сохранить по отношению к России и русской нации советские архетипы понимания природы нации и национальных отношений - в терминах абстрактного и безбрежного интернационализма, правда, попытаться при этом положить его в основание бытия только русской нации.
В этой связи актуализируется комплекс "старшего брата", которому, однако, дается весьма односторонняя интерпретация. С одной стороны, когда речь заходит о дистанцировании от России, об обретении политической независимости или большей самостоятельности от федерального центра, комплекс "старшего брата" критикуется как "имперский комплекс". Но, с другой стороны, когда речь идет об извлечении всех, и прежде всего экономических, выгод от союза со "старшим братом", делается все возможное для того, чтобы законсервировать русскую нацию в положении "старшего брата".
В итоге мало того, что русская нация загоняется в положение вечного должника перед всеми, но еще и резервируется возможность строить отношения с ней по произвольной логике, но логике "младшего, балованного дитя истории". Так понятая дружба народов превращается в тюрьму для "старшего брата", который становится пленником комплексов своего особого положения в России, вся "особость" которого в этой связи сводится к бесконечному пролонгированию возможности ставить русскую нацию в неравное положение по отношению ко всем остальным и извлекать из этого неравенства все причитающиеся в таком случае преимущества. Вывод очевиден: дружба народов в России впредь не должна покупаться неравенством положения русской нации в России в указанных смыслах, она не может впредь служить основанием для отказа от проявления и утверждения русских национальных интересов в истории в качестве национальных.
Есть еще одна интерпретационная тенденция в понимании феномена дружбы народов: превратить ее в средство слома основ национальной идентичности вообще и русской нации прежде всего. Утверждается нечто совершенно неожиданное: если все люди - братья, а все нации равны между собой, то это якобы достаточное основание для того, чтобы отказаться от нации как исторической реальности и тех проблем, которые за ней стоят. Дружба народов - достаточное основание для того, чтобы только с ней связывать свою национальную идентичность. Однако дружба народов как одно из оснований межнационального общения - это одно, а как основание для национальной идентичности - совершенно другое.
Нельзя национально идентифицировать себя с дружбой народов, это не основание для национальной идентификации. Именно в этом случае дружба народов как раз и превращается в средство слома основ национальной идентичности в истории, ибо предполагается подчинить основы своей идентичности не тому, что находится в основании бытия наций, а тому, что находится между ними. Из того бесспорного факта, что все люди братья, а нации равны между собой по своей сущности, еще не следует, что ради достижения вожделенного всеобщего братства необходимо жертвовать основами своей национальной идентичности в истории.
Равным образом необходимо отказаться от иллюзии, что единство России зависит от степени забвения собственно русских национальных интересов. От того, что в России рядом с русскими живут представители и других наций, из этого еще не следует, что для того, чтобы сохранять гармонию в межнациональных отношениях, необходимо жертвовать и основами своей национальной идентичности, и национальными интересами. История доказала: Россию нельзя объединить за счет забвения ее русско-российских основ бытия в истории. Сохранить национальное единство в России и, следовательно, единство самой России нельзя за счет преодоления национальных начал русской нации в истории. Это путь, ведущий в никуда. Это путь преодоления русских в России и России в мировой истории, преодоления самых оснований единства в России, которые, как их ни трактовать, остаются национальными, русско-российскими. Все, что объединяет русских в России, объединяет и саму Россию, и все, что разрушает единство русских, разрушает и саму Россию.
Это стоит подчеркнуть особо, так как мы живем в специфических исторических условиях, созданных как раз решением, начиная с Октября 1917-го, задач по растворению русских как нации в истории. В итоге к концу ХХ столетия необычайную остроту приобрела другая задача: сохранения русской нации в истории. Такова цена, которую платит современность за национальное безумие, охватившее нацию и страну в начале века, за инерцию вненационального развития, набранной за XX столетие и продолжающей разрушать и постсоветскую Россию. В таких условиях всякая попытка посредством абсолютизации национальной терпимости русских довести эту терпимость до национального безразличия, а национальное безразличие до абсолютизированных форм национального нигилизма, до создания условий для окончательного преодоления собственных национальных начал в истории значило бы уже нечто большее и худшее, чем стать на тропу национальной невменяемости, это значило бы стать на тропу уже и национального предательства.
Миф тринадцатый. Он касается не формы, а сути национально-государственн ого размежевания на территории России, доставшегося ей в наследство от СССР, интерпретаций противоречий тех реальностей, которые сложились для русской нации в результате такого размежевания, усугубленного безответственным призывом брать суверенитета столько, сколько заблагорассудится. Ведь он прозвучал в условиях чрезвычайной национальной смешанности населения всех национально-государственных образований России, в условиях, когда административно-территориальные границы автономий, как правило, не совпадают с национальными, больше того, когда численное соотношение между титульной и не титульной нациями нередко вообще складывается не в пользу титульной, когда, следовательно, национальный суверенитет никак не может совпадать с государственным, а государственный по отношению к России вообще теряет всякий смысл.
Все это спровоцировало ситуацию, в которой встали вопросы о границах национальной государственности русских, о национальной субъектности власти в автономиях, о ее этнизации и представленности русских в органах власти автономий, особенно в тех, в которых они составляют значительную часть населения, о равенстве субъектов Российской Федерации, о природе государственной и культурно-национальной автономии. Как известно, главным принципом национального устройства и размежевания после Октября 1917-го стало право наций на самоопределение, вплоть до образования самостоятельного государства. Оно предполагало отказ от чисто территориального принципа административного устройства государства, при котором национальное самоопределение неизбежно принимает форму культурно-национальной автономии, культурного суверенитета.
В основании административного устройства государства был положен другой принцип - государственного суверенитета наций, предполагавший придание государственных форм организации жизни чуть ли не каждой нации по принципу - каждой нации по государству. В данном случае нет необходимости обсуждать то, насколько целесообразно с точки зрения сохранения геополитического и цивилизационного единства российской Евразии было бы сохранение культурно-национальной автономии как принципа национального устройства России взамен национально-государственного. Хотя очевидно, идея губернизации России, в частности, укрупнения некоторых регионов, не лишена смысла: несколько упростилось бы не только национально-государственное устройство России, но и характер межнациональных отношений.
Как доказала историческая практика, принцип культурного, а не государственного суверенитета, развивая основы национального существования нации в истории, одновременно с этим объективно ближе к целям и задачам государственного и цивилизационного единства России. Он создает иные условия равенства наций, не сопряженные с их особыми правами на землю и власть на определенной территории, исторически связанной с их происхождением, существованием и развитием. Это усиливает свойство экстерриториальности российских наций, когда они оказываются объективно больше и глубже связаны с Россией-государством, Россией-цивилизацией - с Идеей России, чем с частью той территории, на которую исторически у них, безусловно, есть особые права.
