Я уже принимался стучать в дверь несколько раз, но до сих пор так и не смог решиться. Понятия не имею, что она сделает, когда откроет дверь. Ударит меня, обнимет или даст по яйцам. Я знаю, родители рассказали ей о моём состоянии, но кто знает, поверила ли она. Мои родители врали ей и держали в неведении. Она единственный человек, которого в этой ситуации поимели больше, чем меня, и в разгар всего этого она должна ещё и заботиться о своём ребёнке. Плюс тот факт, что она знает меня как его. Я снова замахиваюсь кулаком в сторону двери, и на этот раз мне удаётся постучать.

Слышу включённый телевизор, а затем приближающиеся к двери шаги и засовываю руки в карманы джинсов. Что бы она не сделала или сказала, я заслуживаю это. Кэла здесь нет, чтобы иметь дело с её гневом, как и со всем остальным, значит, это буду я. Надеюсь, когда она закончит, мы сможем попытаться придумать какой-нибудь способ всё уладить ради неё. Ради нашей дочери.

— Мне не нужно... — говорит она, распахнув дверь.

Меня точно не ждали, и это можно прочитать на её лице в момент, как она видит, что это я. Глаза распахнуты, а рот широко раскрыт от удивления. Она не двигается, как будто замёрзла, за исключением её дрожащей руки на дверной ручке.

— Привет, — произношу я тихо, практически выталкивая звук из горла, сухого, как пустыня.

Мои слова выводят её из застывшего состояния, потому что она захлопывает дверь перед моим носом. Я чешу затылок. Не ожидал такого.

— Прости, что заявился вот так. Я… я просто подумал... Могу прийти позже, когда ты будешь готова.

Мой голос нервный и дрожащий. Я не должен был её так ошарашивать. Подожду, пока она сама не придёт, когда будет готова. Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но слышу, как открывается дверь.

— Нет! — выпаливает Лорен отчаянно.

Она нервно улыбается мне, убирая волосы с лица. Я медленно подхожу к ней. Благодаря яркому солнцу, светившему через окно коридора, её карие глаза сверкают. Она выглядит уставшей, её веки опухшие, но, тем не менее, девушка красива. Такая красивая, что становится страшно. По крайней мере, она где-то на фут ниже меня. У меня есть предлог смотреть над её головой, а не на неё саму.

— Мои родители сказали, что ты придёшь завтра, но... я подумал, мы... Я хотел поговорить с тобой наедине, если ты не против, — говорю я, чувствуя себя неуклюжим идиотом.

Лорен с любопытством смотрит на меня и открывает рот, как будто собирается что-то сказать, но не решается. Вместо этого она отступает назад и жестом предлагает мне войти. Я засовываю руки в карманы джинсов, когда вхожу в гостиничный номер. Тут есть кровать, телевизор, диван и мини-холодильник. Бумажные носовые платки разбросаны по тумбочке, рядом с ними стакан воды. Она закрывает дверь и подходит к дивану, но не садится. Посмотрев в пол, девушка складывает руки на груди. Думаю, для начала это неплохо. Она не ударила меня и не начала кричать. Только переступает с ноги на ногу, нервничая так же, как и я.

— Я совершенно не знаю, что тебе сказать или с чего начать, — признаюсь я, когда её глаза встречаются с моими.

Я смотрю на женщину, которую часть меня любила настолько, что женилась. Она прикусывает нижнюю губу, показывая маленькую ямочку на правой щеке. После этого пристально смотрит на меня в течение нескольких секунд, как будто пытаясь увидеть насквозь, и я отвожу взгляд.

Она верит во всё это? Я знаю, что, глядя мне в глаза, она ищет его. Я знаю это, потому что делал то же самое, стоя перед зеркалом, сегодня утром.

— М-м-м, — говорит она, её голос дрожит.

У меня всё ещё нет плана, и я не знаю, что сказать. Всё, что я сделал за первые несколько минут пребывания здесь, довело её до слёз. Я никогда не заставлял плакать стольких женщин.

— Честно говоря, я тоже не знаю, что тебе сказать, — говорит девушка, её голос дрожит, когда она вытирает слезу со щеки. — Твои родители тебе всё рассказали? — спрашивает она нерешительно.

Должно быть, она действительно всё это время думала, что я идиот и ничего никогда не понимал, но, на мой взгляд, для неё лучше считать меня идиотом, чем лживой сволочью.

— Они сказали, что лгали мне всё это время. Что в то время, когда я ничего не помнил, другой человек проживал мою же жизнь за меня; что они посчитали нужным скрыть это от меня. Все, кого я знал и кому доверял, мне лгали. Мои родители, мой, так называемый, доктор... Мне следовало понять, что что-то не так.

И, пока с языка не слетели эти слова, я не понимал, насколько горько это звучит, но сейчас, признавшись в этом, чувствую себя лучше.

— Те, кому я доверял больше всего, обманули меня, — говорю я сам себе тихо, произнести это вслух было практически облегчением.

Лорен молчит, но я замечаю, что её глаза снова меня изучают. Интересно, каково смотреть на того, кого знаешь, в то время как он тебя совсем не узнаёт?

— Ты не можешь винить себя... Такова человеческая природа – хотеть верить, что всё всегда хорошо. Когда я разговаривала с твоими родителями, они думали, что делают для тебя как лучше. Они делали всё только в твоих интересах.

Я смотрю на неё. Она выкручивает руки, и я могу лишь представить, как тяжело это для неё. И, тем не менее, после всего случившегося с ней она говорит такие вещи.

— Не ожидал, что ты будешь защищать их. Особенно после того, как... они солгали и тебе.

— Я не защищаю их. Они поступили неправильно. Это причинило боль многим людям. Но не думаю, что они сделали это, будучи злыми или жестокими. Они хотели защитить тебя. Как родитель, ты сделаешь всё, чтобы защитить своего ребёнка от того, что, на твой взгляд, может навредить ему. Будь я на их месте и верь я, что могу уберечь тебя, солгав, то так бы и сделала.

Я вспоминаю главную причину, по которой пришёл сюда, и залезаю в карман, чтобы вытащить фотографию нашей дочери. Ничего себе, понадобится время, чтобы привыкнуть к этому. Направляюсь к Лорен, и её глаза расширяются. Я слышу её дыхание и замечаю, как она рукой сжимает запястье, что походит на какой-то метод снятия стресса. Мне срочно нужно разработать такой для себя.

Девушка отходит от меня на шаг, и я понимаю, что, возможно, будет лучше, если я просто покажу ей фотографию. В конце концов, я всего лишь какой-то незнакомый странный парень в её номере отеля... вроде как.

— Моя мама говорит... — я пытаюсь придумать наименее неловкий способ сказать это.

«Я её отец, она моя дочь, наш ребёнок?»

— Кэйлен, — вставляет она мягко и касается лица на фотографии.

— Ты назвала её в честь него... Кэла? — я неохотно произношу его имя, будто оно может запустить что-то вроде сигнала тревоги, и девушка впадёт в какое-то сумасшествие, как недавно.

Сейчас Лорен ведёт себя совершенно по-другому. Спокойно, учитывая обстоятельства, не орёт в неконтролируемом порыве. Она кивает, пока я сажусь на диван.

— Сколько ей лет? — спрашиваю я с вырывающимся вздохом.

— Её первый день рождения был три дня назад, — говорит она, садясь на край дивана.

Я не переставал думать о том, что ей прошлось пройти через всё в одиночку. Кроме провала в памяти двухдневной давности, у меня почти два года не было ни одного, а это значит, что и Кэла там не было. Он тоже всё пропустил.

Я поворачиваюсь к ней.

— Ты растила её одна? — спрашиваю я, и она потирает ладонью бёдра.

— Нет. Моя тётя и друзья с самого начала помогали мне с ней. Она ни в чём не нуждается, — объясняет девушка.

— Кроме отца, — произношу я тихо.

Господи, если у нас одни и те же гены, она вполне может столкнуться с подобным.

— Она не делала ничего странного? — спрашиваю я, и Лорен теряется.

— Например? — спрашивает она, и в её голосе слышится резкость.

— Ну, в целом? — нерешительно произношу я, так как она не поняла, на что я намекаю.

— Кэйлен не странная! — теперь её голос определённо резкий.

— Нет, я не имел в виду это. Я только хотел убедиться, что у неё всё хорошо.

Я прекращаю намекать на то, что её дочь... что наша дочь такая же сумасшедшая, как её старый добрый папочка.