«Наши свечи прозрачного воска…» Наши свечи прозрачного воска, Наши тени – горчащего дыма, Наши звёзды горели неброско, Но сгорали так невыносимо… Наши руки тянулись в дали, Слепо резались о запреты. Сквозь кровавый огонь в бокале Воск и память провозглашали Независимость нашей жертвы. Но на самом излёте ночи, За мгновенье до смуты утра Мы неверье своё порочим Жаждой чуда. И песок от просторной Леты Отсчитает мгновенья встречи. Сны о звёздах, сгоревших где-то, Быстротечны. Будет жертвенной струйка дыма Над тяжёлыми каплями воска. Наша память невозбранима, Тише, время! Да будем даримы Мы рассветного сна отголоском… 14 марта 1989 «Новоявленные англичане…» Новоявленные англичане, Одного с нами роду и племени, Не прощаясь идут, не прощаясь, Потому, что уходят от времени. Ночь объявлена ночью бездымных огней — Больше пепла! Кто тут станет решать, что нужней и важней Всё по ветру! Жгут картины и песни, и наших отцов — Ночь без веры! Дым в развалинах слеп. Но какие в лицо Дуют ветры! Продолжения ждут ночи длинных ножей В наших детях… Мы без прошлого шли – мы вернулись уже В ночи эти… Как прекрасно, родившись в июле, Проклинать «эту лютую стужу». Мы не знали её – и не нужно! Мы зато её перечеркнули. Мы заставим покаяться грешников, Мы других посечём всенародно. Мы седеем с великой поспешностью, Благо пепел в продаже свободно. Мы идём по прекрасному саду (Правда, кто-то сказал – по пустыне). И теперь мы поём только «правду», Ту, что правдой считается ныне. Оболваненное поколение Посреди покаяния пошлого В безвременье идёт, в безвременье… Потому, что родилось без прошлого, Потому, что уходит без прошлого. 13 мая 1989 «Мы знали страх и стыд в чумном пиру…» Мы знали страх и стыд в чумном пиру, Но чтили небо за кристальность утра. У горизонта было изумрудно, А стало пепельно, когда сожгли траву. Закрой глаза. Я чту обман за мягкость истин. Мы будем жить. Огонь бушует рядом. Свой приговор выносит мир идеалистам. Но что-то с нами было сном, а стало – адом… Где уходили – там бросали дом, Где каждый метр кромешным льдом облеплен, И ждали света в вечной тьме потом, Так и не зная, что давно ослепли. Одной вселенной мало всем твоим скитальцам! Твоя любовь, земля, предавших топит болью. Бог с ними на чужих ветрах, но только Ослепших глаз не заменить ослепшим пальцам. Где оставались – там теряли путь К прекрасной сказке – старой и достойной, И каждый бредил личной колокольней, Предоставляя остальным тонуть. Нет возвращенья – сожжены мосты Для тех, кто вырос на скрещеньи лжи и правды. Но изумрудные нам снятся травы По пепельным провалам пустоты… 26 мая 1989 «Запомни встречающих нас у пустых берегов…»
Запомни встречающих нас у пустых берегов. Здесь дали нам право забыть переплытые реки. Нам вслед догорело фамильное золото века, И новое время чужих не признало богов. Наш снег был для многих лишь иней, несущий прохладу, Мы – дети озёр и не знали порогов крутых, Но, как испокон, мы своих почитали святых, Познавших всего лишь бездарную копию ада. А то, что мы знали, храня золотые дары Прошедшего века, – ложилось на ноты негласно И создало нас в несогласии с веком опасном, Признавших условия, но не реальность игры. Пора подведенья итогов подходит не к нам, Но – сумерки века – и наши туманы всё гуще. В местах, где нас нету – по-прежнему чуточку лучше, Но мы почему-то по-прежнему здесь, а не там. Вечернее солнце… Кому-то – недлящийся путь, Кому-то – подсчёты оставшихся строк небогатых. Дай, Боже, нам силу – принять неизбежность заката, Дай, Боже, нам слабость – стремиться с дороги свернуть. 5 июля 1989 Мы торопимся жить, мы торопимся быть и остаться, Память прошлого чтит имена непрошедших минут. Ах, на скольких фронтах нам придётся ещё расстараться, Понимая, что вслед нам, наверно, уже не придут. Мы приходим под шум ослепительно-бешеных молний, А уйдём в тишину рассекаемых надвое ив. И забывших о нас станет больше, чем тех, кто нас вспомнит, И когда-то соврут, всех подробностей не сохранив. Покривят зеркала — не душой, но поверхностью гладкой, Отражения нас прочно стёрты глазами других. Замутившийся было родник снова в полном порядке — Только не узнаём мы себя в очертаньях чужих. И тогда нас, покрытых сияющей краской забвенья, Притворившихся точкой в конце малозначащих строк, Возвратят навсегда из постылого оцепененья Семь изысканных нот и немного хромающий слог. Мы торопимся жить и сказать, что ещё не успели, И торопим полёт, доводя до абсурда маршрут. Позабудутся те, кто надменно нас знать не хотели, И тогда нас споют. Вот тогда нас, наверно, споют! 12 июля 1989 |
