– Геннадий Иванович, вы только скажите, я привезу столько денег, сколько нужно, – уверенная в том, что именно это станет решающим фактором в лечении, произнесла она, усевшись в кресло напротив доктора. – Не ограничивайтесь, делайте всё, что нужно. Я всё оплачу.

– Простите, Алина Фёдоровна, деньги, конечно, важны и иногда их наличие помогает в лечении, но бывают случаи, когда не спасают даже они.

– Что вы имеете ввиду? На что намекаете?

– Я ни на что не намекаю. Я пока даже диагноз точный поставить не могу. Придут анализы, посмотрим, обсудим, и я всё вам подробно изложу. Утаивать ничего не собираюсь, ни от вас, ни от мужа, мы не в Советском Союзе живём. С болезнью нужно бороться совместными усилиями. Иногда помочь может самая невообразимая случайность.

– Вы это о чём? – не поняла его Алина.

– Я о вере.

– В бога, что ли?

– Нет. При чём тут бог. Раз уж ваш муж попал сюда, то на бога уповать уже нет никакого смысла. Только терапия и вера в себя. Я об этой вере говорил. Нужно верить в себя.

– Может быть ещё и в чудо поверить? – съязвила Алина.

– Вера в чудо… А почему бы и нет. Осталось только в этом больного убедить.

– Надеюсь до этого не дойдёт. Напишите мне, сколько нужно на первое время, чтобы вывести его из кризиса.

– Алина Фёдоровна, всё завтра. Ждём анализы. Со своей стороны могу только пообещать, что мы сделаем всё возможное, – он посмотрел в карточку, – чтобы поставить Виталия Давидовича на ноги.

– Вы мне его не на ноги поставьте, а сделайте так, чтобы он был прежним, – она положила на стол пухлый конверт. – Это для начала. И запомните, я никаких отчётов о расходах требовать не буду. Мне нужен результат.

Геннадий Иванович открыл ящик стола, и не прикасаясь к конверту пальцами, словно боясь оставить на нём отпечатки пальцев, столкнул его туда.

– Повторюсь, сделаем всё возможное.

Это были самые мучительные тридцать дней в её жизни: ожидание, надежда, нежелание воспринимать правду, снова надежда, которая очень скоро сменилась унынием, и вот теперь безысходность. Геннадий Иванович долго утешал Алину, уговаривал принять данность, такой как какой она есть, даже вернул все не потраченные деньги, но ничто не могло заставить её принять жестокую правду о скорой кончине мужа.

– Так не должно быть, – захлёбываясь в слезах твердила она, с надеждой и одновременно со злобой глядя в глаза доктору. – Вы, что-то не так сделали… Какой-то препарат не ввели…

– Мы всё сделали правильно, но болезнь в такой стадии, что наши усилия оказались бесполезны и бессмысленны. С каждым днем ему будет становиться хуже и этих дней у вашего муже не так уж и много осталось. Простите за цинизм.

– Вы всё ещё считаете, что я способна вас простить? – едва сдерживаясь, чтобы не набросится на доктора с кулаками, произнесла Алина.

Но тот пропустил мимо ушей её обидные слова и продолжил втолковывать то, что должен был донести, а сводилось всё к одному – нужно сделать всё возможное, чтобы больной умер вне стен больницы. Таковой была негласная установка вышестоящего начальства. И Геннадий Иванович прикладывал невероятные усилия, чтобы выполнить её, ведь если затянуть прибывание ещё хоть на день, исправить ситуацию не будет никакой возможности. Поэтому он торопился, подыскивая новые слова и новые аргументы, а когда они закончились, применил силу, и просто приказал освободить палату не позднее чем сегодня. Больной был отключён от всех систем, снят с довольствия и лишён возможности ухода за ним местным медперсоналом, а Алине было запрещено входить в кабинет заведующего отделением. Точка поставлена.

Аптекарша равнодушно собрала по разным ящикам всё, что было заказано, упаковала и протянула пакет сквозь полукруглый вырез в стекле. Было полное ощущение, что ей нет никакого дела до стоящей напротив женщины с заплаканными глазами, хотя взглядом она сопроводила покупательницу, которая выйдя из аптеки, направилась к стоящей у обочины, скорой помощи, и только этот факт показался аптекарше странным.

Дома ничего не было готово, Алина даже не представляла где и как расположить Виталия, но была полна решимости быстренько всё обустроить, пока в её распоряжении находились два санитара.

– Ребята, вы же не уедите? – с надеждой в голосе спросила она парней. – А сама не справлюсь.

– По тысячи в час, – безэмоционально ответил один из них.

– Хороший у вас тариф, – попыталась сыронизировать Алина.

– Вам бы нашу зарплату.

Алина не стала отвечать, а побежала в спальню готовить кровать. Через минуту туда заглянул санитар.

– Ну так что – мы остаёмся?

– Конечно остаётесь.

– Тогда я засекаю время.

– Засекай, милый мой помощник, засекай, – вздохнула Алина.

Только сейчас она поняла как правильно сделала, убедив когда-то Виталия купить не одну большую семейную кровать, а две полуторки. Теперь одна стояла возле окна, рядом был столик со светильником и кресло, напротив телевизор. Получился очень уютный уголок. И тут Алину прорвало, она ничком упала на кровать и в голос зарыдала. Уют. Какой, к чёртовой матери, уют, когда счёт уже идёт на часы. Кому он нужен этот уют?

– Ну что, хозяйка, можно завозить? – услышала она за спиной.

– Завозите, – вставая произнесла Алина, утерев краем рукава слёзы. – Завозите. Всё уже готово.

Санитары вкатили в комнату каталку и аккуратно переложили Виталия на его новое место. Тот осмотрелся, и сквозь боль попытался изобразить на лице нечто похожее на улыбку.

– Я сейчас вколю морфий, – сказал санитар, готовя шприц для инъекции. – До утра ему будет хорошо. Пусть поспит.

– А мне что делать завтра? – растерянно спросила Алина.

– Вы умеете делать уколы?

– В институте учили, но это было очень давно.

– Тут нет ничего сложного. Просто попадите в вену. Ему не будет больно. Вот ампула.

– Только одна? – как-то растерянно произнесла Алина. – Может ещё оставите? На другие дни.

– Начальник сказал, что больше не понадобится. Да и нет у нас больше. Под отчёт выдали только две ампулы. Я и так нарушаю, позволяя вам самой сделать укол.

– Ладно, колите. Устала я. И, кстати, вот ваши деньги.

Алина отвернулась, чтобы не видеть лицо Виталия, в это мгновение острый приступ снова скрутил всё внутри, и зажав рот руками она выбежала из комнаты. Санитары не стали дожидаться её возвращения из ванной, крикнули «спокойной ночи», и захлопнув входную дверь пошли к воротам, где их ждала скорая помощь.

– Ну что там? – поинтересовался заспанный водитель.

– Не жилец, – равнодушно ответил один из санитаров, и отсчитав 500 рублей, сунул деньги водителю в нагрудный карман. – Твоя доля. Поехали.

Алина умылась, и после этого долго смотрела на своё отражение в зеркале, замечая не совсем приятные изменения, но какой это было мелочью по сравнению с тем, что её ждало в ближайшее время. Она ещё раз плеснула водой в лицо, чтобы приободриться, и решительна вытрусила содержимое аптечного пакета прямо в раковину. Отодвинув в сторону, таблетки и какие-то тюбики, взяла упаковку с тестом на беременность, задумчиво повертела её в руках, не решаясь вскрыть. Именно за ним Алина забегала в аптеку, всё остальное взяла для прикрытия. Она должна была развеять сомнения или принять данность. Терпеть больше не было никаких сил. И уже через минуту, открыв глаза, Алина увидела то, что так давно хотела видеть – две чёткие полоски. Она уже готова была упасть в обморок, снова разреветься или начать безудержно материться и крошить всё, что попадётся под руку, но вместо этого в голове прозвучали слова доктора: «Вера в чудо… А почему бы и нет…». Так вот же он – чудо!

Алина ополоснула под струёй воды тест, и зажав его в руке, вошла к мужу в комнату. Он лежал с блаженной улыбкой на лице, наслаждаясь отсутствием заглушённой морфием боли.

– Не спишь?

– Не хочу, – тихо ответил Виталий. – Боюсь не проснуться.

– Прекрати. Ты не должен так говорить и уж тем более так думать. Доктор сказал, что нужно верить в себя и в чудо.