ПИСЬМО СЕДЬМОЕ
Два болельщика. - Андрей Андреевич Цеханский.
1947 год отмечен на Лакинке массовым ремонтом квартир и общежитии и благоустройством поселка. Лакинцы разбили скверы между линией домов и шоссе, высадили шестьсот лип, четыреста кустов акаций и сирени. А там, где недавно еще был пустырь, восстанавливают разрушенный во время войны стадион. Руководит этим делом Вася Челышков, старый лакинский болельщик физкультуры. Он побывал на фронте. Опять, как до войны, ходит в спортивных шароварах и стрижет голову под бокс.
- Помаленьку начинаем богатеть! - говорит он, завидев меня, и ведет к недавно выстроенному павильону. Павильон лучше прежнего, но Вася недоволен.
- Вот я еще думаю здесь нишу сделать, а сбоку душ. Как считаете?
Я соглашаюсь. Мы несколько минут молчим, осматрлвая крылья павильона, ярусы скамей направо и налево от него.
- Стадион лучше прежнего! - заключаю я.
- Вот я об этом и говорю, все постепенно приводится в порядок! скромно замечает Челышков.
- А это что? - спрашиваю я, показывая на рабочих, бетонирующих круглые ямы.
- Как что? - недоумевает Челышков. - Обстроились. Теперь надо наводить красоту. Здесь будут каменные чаши, а здесьстатуи!
Если Вася Челышков болеет за стадион, то Володю Бирюкова можно назвать болельщиком клуба. Молодой помощник ткацкого мастера отправлялся на фабрику за час до смены, чтобы взглянуть, как подвигается отделка Дома культуры-красивого, большого здания в самом центре рабочего поселка.
Первое время после войны никто не помышлял, чтобы Дом культуры сразу стал таким, каким он был до войны. Все понимали: надо прежде всего привести в порядок детские сады, школы, жилые дома. Но вот наконец дошла очередь и до него. Бригада плотников и штукатуров трудилась тут уже несколько дней.
Володя обходил здание, заглядывал внутрь - везде пахло свежей масляной краской. Он мысленно представлял себе, как надо расположить клубные секции: для шахматной надо отвести комнату во втором этаже, рядом с библиотекой, а музыкальный кружок нужно поместить в первом этаже, за капитальной стеной, чтобы он не мешал любителям чтения.
Наступил наконец этот долгожданный день открытия Дома культуры. Широко распахнулись двери клуба для рабочих и служащих Лакинки.
В комнату отдыха, где были разложены на столах журналы и газеты, домино и шашки, вбежали подростки. Началась игра.
Володя подошел к парнишке, который только что поднял руку над головой, чтобы со всей силы стукнуть костью домино о стол.
Одну ногу парень поджал под себя.
- Послушай, друг! - громко сказал Володя. - Ты что, в Америке или Бизоний? С ногами на стул забрался!
Парень сконфуженно улыбнулся и снял ногу со стула.
На следующий день Володя пришел в комитет комсомола.
"Нужно выделить ребят для дежурства в клубе", - предложил он.
А еще спустя несколько дней в фойе зрительного зала, в-комнате отдыха, в комнатах кружков появились дежурные. Они приветливо встречали гостей, следили за порядком, а кое-кому вежливо напоминали, как надо себя вести в Доме культуры.
В Лакинском доме культуры ярко освещены окна. В комнате, отведенной для репетиций драмкружка, идут занятия. За столом сидит художественный руководитель.
Андрей Андреевич! Да, это он, конечно! Те же южнорусские интонации. Та же выразительность и точность языка, живость мысли, терпение, требовательность. Восемь лет назад, когда писалась первая часть этих записок, у него уже был отлично подготовленный драматический коллектив. За годы войны состав драмкружка изменился.
На сцене молодая девушка с бойкими, шаловливыми глазами.
Рядом с нею молодой человек с великолепной шевелюрой.
- "Встают, - читает ровным голосом Цеханский. - Идут направо". - Он резко поворачивается в сторону молодого человека. - Плохо! Не годится никуда! Никто вам не поверит, что вы офицер, находящийся в чужой стране. Настороженность! Наблюдательность! Подтянутость! Слишком быстро встали. Сначала встает Валя, Вы-немного погодя. Так! Идут направо! Остановились. Плохо!
Не пойдет! Вы повернулись спиной к зрителю. Загородили Валю.
Так! Теперь-другое дело!..
...Много лет работает Андрей Андреевич Цеханский режиссером драматического кружка на фабрике имени Лакина. Его неоднократно приглашали на работу в областные центры и в столицу, но он верен Лакинке. Помнится, что на совещании в поселковом Совете, где каждый из участников делился мыслями, как он представляет себе свою фабрику и свой рабочий поселок в конце третьей пятилетки, Андрей Андреевич сказал; "Мои пожелания вполне реальны. Прежде всего мне бы хотелось видеть наш поселок городом. Клуб должен стать городским театром. Драматический коллектив хочу видеть профессиональным театром, укомплектованным из числа лучших участников художественной самодеятельности".
Да, он мечтал именно об этом. Война разрушила его планы, но не убила его мечту. В годы войны Андрей Андреевич продолжал готовить молодых актеров в нетопленном, холодном помещении, ставил маленькие одноактные пьесы, перемежая драматические сцены исполнением патриотических стихов и песен.
Выступления маленького дружного коллектива, который он возглавлял, воодушевляли рабочих, и это благотворно сказывалось на производительности труда.
Благородный труд Андрея Андреевича можно приравнять к труду учителя и воспитателя молодежи. Пусть не многие из его воспитанников станут профессиональными актерами, но все они с большой любовью будут вспоминать этот кружок и его художественного руководителя,
ПИСЬМО ВОСЬМОЙ
С Новым годом!
Зашел в фабричный комитет. Застал Захваткину и Каштанову.
Теперь Захваткина-уже не Тася, а Татьяна Романовна, председатель фабричного комитета прядильной фабрики; Каштанова-не Маруся, а Мария Семеновна, председатель поселкового Совета депутатов трудящихся.
Завидев меня, они смущенно прекратили беседу. Татьяна Романовна сказала:
- О новом годе толковали: что принесет...
- Фабрике? - спросил я.
- Нет, в личном плане! - застенчиво улыбнулась Каштанова. - За работой не видим, как время бежит. А как праздник подходит, ну, тут и начнешь думать и располагать, не пора ли перейти на более спокойную работу!
- Перейдете-заскучаете небось! - заметил я.
- Да, это верно, - вздохнула Каштанова. - Нам уже общественность в кровь перешла. Не можем одной своей заботой жить!
Вошел бухгалтер фабкома и передал Татьяне Романовне на подпись какой-то список. Я поинтересовался, что это такое. Оказывается, распределение мест на курорты в Цхалтубо, Ессентуки, Пятигорск, Теберду, Евпаторию, Сочи, Саки, Кисловодск, Одессу.
- Много людей отправляем на юг, - сказала Захваткина. - Кроме того, у нас есть свои санатории и дома отдыха не хуже южных: Плес на Волге, Сушнево, Оболсуново. Ездила и я в этом году с мужем в Сочи. За все годы войны отдохнула и наплясалась как следует!
Тридцать первого декабря погода резко изменилась, оттепель сменилась крепким морозцем; небо очистилось от туч, открылись звезды, выглянул молодой месяц. Лакинский поселок преобразился: дома, дороги, кирпичные строения вдоль шоссе, деревья, палисадники, сараи, фонарные столбы-все залито молочно-голубым светом. В центре этого спокойного великолепия ярко освещены фабрика и клуб. Празднично светят огни в многоэтажных корпусах и в самых маленьких, одноквартирных домиках. В большом зале клуба стоит елка. Десять комсомолок убирают ее. Заведующий клубом и художник-декоратор прохаживаются вокруг, оглядывают елку со всех сторон, наклоняя голову то вправо, то влево.
Фойе и вестибюль богато декорированы. Живописно выглядят киоски, расписанные по мотивам русских сказок.
Духовой оркестр, хоровой и драматический кружки закончили уже свои новогодние репетиции. Костюмированный бал-маскарад с премиями за лучший .костюм начнется, в одиннадцать часов.
В двенадцать часов ждут артистов из Москвы. Владимирские артисты гримируются к спектаклю.
