- Да хоть и на бастурму! - не слезает с конька Синяя Борода. - Зачем им языки?! Квохтать, как куры? Ведь ума у гуманоидки - как у курицы!
- Есть умные... - пытается возразить Лейла-ханум.
- У умной ума - как у двух куриц, - изрекает вдруг Дельфийский Оракул. - Ещё в древности учёные заметили, что, после совокупления, все существа испытывают грусть. Все,- кроме петухов и самок гуманоида!
- Можьна жярение куриние мазги прадават! - мечтательно прикидывает космический хачик.
Лейла-ханум решительно возражает:
- Какие "куриные мозги"?! А физик Мария Кюри?! А математики Софи Жермен, Ада Лавлейс, Софья Ковалевская?! А астроном Каролина Гаршель?! А инженер Олив Деннис?! Нет! Где сильный пол берет силой, там слабый пол берет умом...
- Гуманоидки... - брезгливо морщится Принцесса Датская: - В массе своей, это существа, торгующие красотой. Причём, не обязательно за деньги. И потом,- от них волос по всему дому, как от кошки! Они хуже кошек!
Доктор Лейла-ханум продолжает, не обращая внимания на Принцессу:
- А известно вам, что астролябию, ареометр и планисферу изобрела Гипатия Александрийская, жившая в четвёртом веке?
Трёхфаллый перебивает её:
- Зачем мне астролябия?! И в какое место мне засунуть планисферу?!
- Без них невозможно было вычислить координаты звёзд и планет! Так же, как невозможно было вычислить время восхода и захода солнца!
- Ну-у-у, - не унимается Алихам, - вот, если бы они изобрели презерватив! Кстати, кто его изобрёл?
- YA IZOBRYEL! - отвечает резидент Миллер. - Tolko chto ya izobryel tryohchlenniy prezervativ na vsu tvoyu tryohfalluyu golovu - aj do shei...
Алихам бросается на Генри. Я бросаюсь их разнимать. Дежурные аллироги бросаются на нас,- возникает серьёзная потасовка.
После нескольких затрещин резиновыми дубинками мы становимся тихими и задумчивыми, а резидент Генри, отдышавшись, вдруг делится воспоминаниями:
- V tridtzatt shestt ili tridtzatt sem ya sobiralsya statt hudojnikom. Vremya ot vremeni, kogda naydiot, ya pishu akvareli...
Я смотрю на зашарпанные стены гуманоидариумной столовой, на пожелтевший потолок, зарешеченные окна и привинченные к полу казённые столы и табуреты, на собратьев по разуму, некоторые из которых рисуют увлечённо, а другие только созерцают чистые листы, как, например, пернатый товарищ Нинель. Смотрю на Курочку Рябу. Она, будто, хочет снести яицо, но у неё покамест ничего не выходит. Мой взгляд возвращается обратно на зашарпанную стену, где вдруг начинают проступать трещинки под штукатуркой, которые кажутся странными оттого, что образуют ровные линии - две снизу вверх от пола, и две поперёк, объединяющиеся в большой вертикальный прямоугольник, напоминающий давно заделанный и замазанный дверной проём. Осматриваюсь по сторонам: не заметил ли кто-нибудь, как я, эту... потайную дверцу. Нет. Все заняты своим. А Курочка беспокойно перетаптывается и тихонько квохчет:
- Яичкоо-коо не простое!
Я беру карандаш, приближаюсь к стене и принимаюсь помогать потайной двери прорисоваться. И постепенно она проявляется. И открывается... со скрипом! Из неё в помещение входит некто голубоглазый, с густой золотистой бородкой и волосами цвета спелого лесного ореха, разделяющимися над ровным высоким лбом и, дойдя прямыми до ушей, ниспадающими на плечи волнистыми кудрями. Одет он в холщовое рубище. Его босые ноги покрыты густой пылью. Но я вижу сердцем лучащийся от него незримый добрый волшебный свет, привлекающий все крылатые души, без исключения. Он среднего роста. На вид ему чуть больше тридцати. Пропорции его лица, рот, нос - безупречны. И его рубище не может скрыть его стройную фигуру. У него красивые руки, "музыкальные" пальцы. А на голове белый венчик из роз.
Он обводит нас взглядом ярким, живым, пронзительным, выдержать который едва возможно. И говорит:
- Всякую курицу, не несущую яиц, зарубают и бросают в котёл!
- Вот, те НА! - замечает из Теремка Фаллос Сапиенс: - Хоть стой, хоть падай!
Можно подумать, будто этот, в белом венчике, сказал персонально для Рябы, не снёсшей в гуманоидариуме пока ни одного яйца. Только каждый, почему-то, воспринимает на свой счёт. Космический хачик ухватывает себя за пижаму между ног и оправдывается:
- Как, нэ нэсу?! Вэс жьжизн, слущий, нэсу!
Пернатый товарищ Нинель решается полюбопытствовать, и прикидывается курочкой-несушкой:
- А вы, товайищ, кто такоо-кой будете?
- Йешу ха-Ноцри, - представляется незнакомец. - Можете звать меня Иса-ибн-Юсуф, сын Марьям.
Товарищ Нинель, близоруко прищурясь, выведывает дальше:
- А вы, Иса Юсуфыч, откууд-куда?
- Из тех же ворот, что и весь народ.
- А вы, Иса Юсуфыч, поок-поок... по какой части? Какоо-ков ваш род занятий?
- Я председатель Страшного Суда.
Товарищ Нинель, хлопнув моргалками, нервно сглатывает. И вдруг испуганно шепчет:
- КОО-КОО-КОШМАР!
Он бледнеет, спускает штаны, присаживается на корточки, и-и-и ПЛЮМС - влёгкую сносит яйцо - белое-пребелое, с синим круглым штампиком птицефабрики на скорлупе.
Натянув штаны обратно, товарищ Нинель прячет яйцо в карман своего пернатого сюртука и вопит:
- ДА ЗДгАВСТВУЕТ САМЫЙ СТгАШНЫЙ СУД В МИйЕ!
Иса Юсуфович пересекает помещение, приближается к зарешеченному, затянутому стальной сеткой окну, поправляет на голове венчик из роз, и шагает сквозь сетку, сквозь толстые стальные прутья решётки, сквозь стеклопакет, прямо на улицу на уровне третьего этажа. И исчезает.
- Я его узнал, - шепчет Дандан. - Это сын птички и Марии!
Космический хачик спрашивает Дельфийского Оракула:
- А за щто йиво сюда упэкли, скажьжи, да-а, брат-джян?
- А за Второе Пришествие, брат-джян, - отвечает тот. Он сплёвывает на пол и презрительно цедит: - Фарисеи, лицемеры...
- А он из какоо-коо-кого отделе...? - интересуется Ряба, и не успевает доквохтать, - из неё на свет начинает являться яйцо. И оно не то, что большое... и даже не пребольшое, а гигантское!
- Кто вылупится из него, как полагаешь? - спрашивает Фаллос Сапиенс у товарища Нинеля, но тот только шмурыгает носом и ностальгически вспоминает: - Мы с товагищем Гойким на озеге Капги, бывало, кааак вгежем по яишенке из тгёх яиц! Да по пивку! По пивку...
У товарища Нинеля созревает план, и он орёт:
- ДОЛОЙ МАННУЮ КАШУ! ДА ЗДгАВСТВУЕТ ЯИЧНИЦА!
29. Борт ╧ 1
- Товарищ Верховный меркадер, борт ╧1 к полёту по маршруту "Санкт-Меркадерск - Сочисима" готов. Командир экипажа - пилот 1-го класса...
Путтипут не дослушал доклад пилота, вяло бросил ему кисть для пожатия и, погружённый в глубокомыслие, прошёл в салон летающей тарелки, отделанной ювелирами из Златоуста и художниками из Сергиева Посада так, что один персональный унитаз Первого лица обошёлся казне в 76 тысяч андромедских баксов.
Здесь в удобных кожаных креслах устраивалась свита: начальник переименованного КГБ генерал Наскрёбышев, министр Обороны Смердюков, министр Форс-мажорных обстоятельств Тайган, министр Игромании и Футбола Своятко, министр Просвещения Профурсетко, вице-премьер Бурагозин, глава "Промгаза" Зиллер, министр Зрелищ раби Герц, пресс-секретарь Божьяросян, старший политтехнолог доктор Глеббельс и младший политтехнолог доктор Стржемббельс.
"Они грезят о себе, будто они мне друзья, и бахвалятся пред ближними, что друзья, - мерекнул Путтипут. - А мне они - челядь: захочу вымету, захочу - замету!"
От фальшивых улыбок свиты его затошнило, и он, на всякий случай, запасся гигиеническим пакетом.
Также летели олигаторы инвест-бугры - ходячий кошелёк власти Гербельвекс и личные кошельки Путтипута, братья Гербенрот - все в ермолках на головах. А ещё там была новая секретарша Леночка...
"Э-эх, хороша!" - отметил Путтипут, мысленно сравнивая её экстерьер с обличьем злополучной астрологини из шоу "Давай-ка, женимся". Дольше задерживать взгляд на секретарше было неприлично, и он отвернулся к иллюминатору.
