Через некоторое время, когда Люси вышла из больницы, она направилась к букинисту, к тому самому, который носит две пары очков.
- Вы что-то конкретное ищете?
- Да, да.
- Ну так что же?
- Я забыла название.
- Ну, хоть про что?
Люси никак не могла вспомнить содержание книги.
- Речь - это бесконечный алфавит, - неожиданно громко сказала Люси, и покраснела. На нее обернулся худой носатый покупатель.
- Это, ну, безусловно это же, ах, - он стукнул себя ладонью по лбу, забыл - но это же элементарно! - тут вдруг он осекся, глаза его забегали, и он выскочил из магазинчика.
Букинист и Люси, озабоченные поиском, не обратили на это никакого внимания, разве что переглянулись, и букинист пожал худыми сутулыми плечами. Минут двадцать они пытались вспомнить название. Слова о речи и об алфавите были знакомы всем, но они не могли припомнить ни названия, ни о чем была книга.
- Барышня, ну вы возьмите тогда переписку Гете с Шиллером, - и он протянул ей книгу, на обложке которой красовался Гете с берцовой костью Шиллера в руке. Наконец, истратив последние деньги на брошюру "Как воспитать волю", Люси вышла на вечернюю улицу. В небе уже плавали золотые рыбки заката. Люси не заметила, что худосочный покупатель уже давно поджидает ее за углом. Он проследовал за ней несколько кварталов на своих тонких ногах, и, раздосадованный, скрылся.
На следующий день с утра она пошла навестить Четырнадцатый том, и медсестра, в которой внимание сочеталась с чудовищным безразличием, выдержав нетерпеливую паузу, скороговоркой сообщила, что он скончался, и что в четверг похороны. По позвоночнику Люси прошла молния, она вздрогнула и вспомнила слова о том, что книги тоже умирают. Ей было отчасти жалко Четырнадцатый, но здравым рассудком она понимала, что случился пустяк. На всякий случай она сказала:
- Славный он был, а ведь совсем не старый.
- Инсульт - дело нешуточное! - поучительно сказала медсестра и склонила голову набок, и немного назад, точь в точь, как это делает Гертруда Дукс.
Люси совершенно не собиралась болеть инсультом и несостоятельный тон медсестры показался ей по крайней мере оскорбительным.
Когда худенькая Люси вышла из больничной подворотни, было довольно темно. Желтые кисельные сумерки быстро сгустились и превратились в серый непрозрачный супчик. Люси поеживаясь, и кутаясь в пальтишко, направилась домой. Она миновала треугольную Масонскую ложу, желтый железнодорожный банк, свернула налево и незаметно для себя оказалась у гигантского серого, с чугунными орлами входа здания публичной библиотеки. Люси на минуту остановилась и прошептала:
- А ведь кровь-то в библиотеке была настоящая.
Серый супчик тумана рассеялся, и здание библиотеки, огороженное высокими когтистыми деревцами теперь четко рисовалось на чернильном небе. На улице не было ни души, только где-то впереди несуществующий трамвай захлопывал двери. В окне третьего этажа Люси увидела гигантскую тень. В темноте стояла, судя по всему, никто иной, как Гертруда Дукс и провожала Люси глазами. Брошка на ее груди зловеще мерцала, отбрасывая на мостовую красный длинный луч. Люси ускорила шаги и услышала, как наверху захлопнулось окно. Летучие мыши захохотали в костлявых ветвях и, когда Люси свернула к трамваю, на мрачное петербургское небо со скрипом выкатилась серая луна.
В эту ночь Люси не могла заснуть. То ее бросало в жар, то лед скапливался в складках простыни и потом, оттаяв от дыхания, покрывал мокрой пленкой тяжелый мраморный подоконник, на котором стояли недопитые с вечера и опрокинутые котом кофейные чашки.
Глава 3
В двенадцать часов следующего дня Гертруда Дукс тяжело вздохнула. Так тяжело Гертруда Дукс не вздыхала уже лет пятнадцать, с тех самых пор как умерла ее мать Элизабет Дукс. Гертруда сидела у себя дома в глубоком кресле и перелистывала книгу, отобранную у маленькой негодяйки Люси. Ее ноги мокли в цинковом тазу, из которого шел густой горчичный пар. Когда миссис Дукс дошла до слов "речь - это бесконечный алфавит" - она закатила глаза к потолку и жадно прислушалась. Кто-то ворочал в замке. Сегодня Гертруда Дукс не пошла в библиотеку, потому что уже с утра чувствовала острые рези в желудке. Она жила одна в старом трехэтажном доме, и ковыряться в замке могли только воры. Она тихонько отложила книгу, вытащила ноги из таза и направилась к двери. От ног продолжал идти пар. Миссис Дукс посмотрела в дверной глазок и с ужасом увидела гигантскую голову своего приятеля и соседа - депутата Бридли. Бридли был толстый, одинокий мужчина, державший адвокатуру. Кроме престарелой таксы со вставными зубами у него никого не было. У Бридли водились денежки, и потому миссис Дукс вдвойне возмутилась, увидев его в роли взломщика. Миссис Дукс была не из робких. Более того, иногда миссис Дукс могла совершить резкий и необдуманный поступок. Вот и сейчас, она схватила первую попавшуюся тяжелую вещь - это был кирпич, на котором обычно стояли мокрые калоши. Адвокат настойчиво продолжал ковырять замок. Миссис Дукс резко открыла дверь и победоносно завыла: "Ну, попался, дирижабль".
- Старая с-с-с-с! - заорал депутат.
- Ну, вот и конец! - захохотала старая Гертруда Дукс и занесла кирпич над лоснящейся головой депутата, но не тут то было. Бридли успел выстрелить из пистолета с глушителем прямо в острый нос библиотекарши. Миссис Дукс рухнула на пол, издав звук захлопнувшейся энциклопедии, а адвокат, с небывалой для его возраста и телосложения резвостью, перескочил через тело и бросился в каминную. Он тут же заметил книгу, схватил ее, засунул в портфель и выбежал из дома.
Мертвое тело библиотекарши с расквашенным носом лежало в прихожей, и от ее ног все еще продолжало идти горчичное зарево.
В трамвае на Загороднем проспекте Люси заметила раздутый череп Бридли. Он был очень взволнован и, по-видимому, торопился. Увидев Люси, он поспешно поклонился и выскочил на ходу.
Бридли ехал за город, он запутывал следы своих маленьких ног с тщательностью лисы. Для этого ему пришлось трижды менять трамвай, и только через три часа он добрался до вокзала. Впрочем, никто его и не преследовал. Когда поезд свернул, наконец, к Вимбелдону, Бридли вышел, и, отдуваясь, быстро пошел в сторону парка. Там, забравшись поглубже в кусты он пыхтя вытащил нож и стал остервенело протыкать книгу. Книга конвульсивно забилась в его руках, как подстреленная птица. Из нее хлынула кровь. Мистер Бридли и не подозревал, что за ним уже давно следят. Когда вся кровь вышла и промочила землю под бузиной, Бридли закопал утихшую книгу, и поехал домой, впервые за четыре месяца раскошелившись на такси. За такси последовал серый автомобиль с номером министерства образования.
- Я нашел, наконец, я нашел эту книгу, - радостно пробурчал букинист, - но где же эта милая девушка? Как, она сказала ее зовут? Эмили, Мелони, Эдит нет. Кейт, Элизабет, Маргарет, - нет, кажется она себя не называла. Жалко, что новый дурацкий переплет и титульный листок вырваны.
Букинист уселся поудобней, зажег старую металлическую настольную лампу и распахнул книгу. С полчаса он наслаждался чтением.
- Хм, - сказал он себе под нос, - но, все-таки эта фраза о том, что речь это бесконечный алфавит... несколько преувеличенно, - он задумался, - ведь действительно, если представить себе речь как содержание бесконечного алфавита, в котором нет последовательности, но есть продолжение. В этом абстрактном алфавите бесконечно повторяются одни и те же буквы. Так и события, или сказанные слова могут повторятся бесконечно, - его взгляд машинально упал на вечернюю газету. Заглавие статьи гласило: "История не должна повториться."
- Ну да, - продолжал размышлять он, - ведь алфавит ничего не значит и ничего в себе не несет. Это лишь мы заставляем его повиноваться, складывая в слова и целые смыслы. Может быть и наше существование - это всего лишь набор консонантов, и только мы можем направлять этот поток и придавать ему смысл. Но алфавит - это бессмыслица.
