Мы догнали Дженни с Сэмом и все вместе дружно пришли на каток. А вот теперь начинается веселье. Стоит ли говорить, что я как мог, оттягивал свой выход на лёд? С горем пополам, нацепив, коньки я потихоньку вышел на лёд. Чувство как будто ты в цирке где-то. Все на тебя глазеют и ждут, когда ты сделаешь что-нибудь смешное, упадёшь например. Главное, не показывать, что мне страшно. Да, да, я взрослый человек боялся. Мне не стыдно признаться в этом. Ну ладно, может, немного и было стыдно. Дженни наблюдала за мной, я чувствовал это. При этом на её лице постоянно была ухмылочка. О, она, безусловно, обо всём догадалась. Теперь Том можешь ждать ехидных шуточек в свой адрес.

— Да ладно Том. Не бойся. Это как на велосипеде кататься — ну вот, первая шутка.

— Я на нём лет 15 не катался — тихо пробубнил я.

Прежде чем я успел опомниться, ко мне с грацией и лёгкостью подъехала Эмма и, схватив за руку, поволокла за собой. Естественно, я не удержал равновесия и свалился прямо на попу, попутно отбивая всё что можно. У меня останутся синяки. Много синяков. Дженни поблизости наблюдая за всем этим, заливалась смехом. Это был настолько настоящий, искренний, счастливый, радостный смех, что я засмотрелся на неё. Кажется, именно такой я увидел её впервые. Будто и не она вовсе пару месяцев назад была убита горем, цепляясь ко мне по пустякам, ходила зажатая, замкнутая, с потухшим взглядом и полным отсутствием жизни внутри, словно зомби. Дженни исцелилась. Я не знаю, что творилось у неё в сердце, но самое главное, что она снова могла быть счастлива. И это счастье было связано не с человеком, а с простыми вещами. Она переборола себя, смогла жить дальше. Не просто существовать, а жить, радуясь жизни.

Дженни продолжала смеяться. Опомнившись, я решил не спускать ей это с рук и немного отомстить. Я подполз к ней и хитро улыбнулся. Она, прикусив губу, заинтересованно смотрела, видимо, решала насколько нагло я поступлю. Ну что ж, я решил действовать нечестно. Обхватив её ноги, я резким движением потащил её вниз. Как и ожидалось, она упала. Правда кое-чего я не учёл, падая, она зацепилась за меня и повалила за собой. Мы оба засмеялись, хоть и было немного больно. Лёд никак не мог смягчить падения, а если учесть, что в ту же секунду на нас накинулись дети, придавливая сверху, то можно смело говорить, что на мне живого места не осталось. Но в такие моменты не обращаешь внимание на боль. Тебе хорошо. Ты счастлив. Что-то может быть лучше этого?

На катке мы пробыли ещё часа два. За это время у меня даже стало получаться кататься на коньках. Мозг и мышцы вспомнили, как это делать. Я мог уже смело кататься, не боясь, что вот-вот упаду. В этот день мы очень много смеялись, и я мог с уверенностью отнести этот день к самым лучшим дням во всей моей жизни.

— Ну что накатались? Идём домой? — спросила Дженни.

— Да — хором ответили дети.

— Эм, вы идите. А мне надо ещё по делам сходить — я неловко сунул руки в карманы.

— Ладно. Только не задерживайся. Мы будем ждать тебя к ужину.

Я кивнул головой. Дженни вместе с детьми направились в сторону дома. Проводив их взглядом, я развернулся и направился в противоположную сторону. Мне было необходимо уладить одно дело. По сути, я должен был сделать это уже давно. Однако всё не решался. Почему-то именно сегодня пришло осознание, что тянуть больше некуда. Пора окончательно порвать со своим прошлым. Поставить жирную точку, чтобы прошлое больше никогда не вторглось в мою жизнь.

POV Билл

Через сколько человек привыкает к новым обстоятельствам? А сколько я уже здесь нахожусь? Неделю? Месяц? Больше? По моим ощущениям целую вечность. Здесь нет отсчёта времени, оно попросту застывает тут. Ты будто находишься вне времени и пространства. Отрезанный от внешнего мира. Это жутко. Но ещё ужаснее просыпаться среди ночи от кошмаров, в которых холодные, липкие, перепачканные кровью руки Джеймса душат меня. Я просыпался, обливаясь потом, после чего подолгу не мог заснуть. Каждый раз как я закрывал глаза, передо мной стояли стеклянные, умирающие, пронизывающие кости и леденящие душу глаза Джеймса. Это был мой кошмар во сне. Но кто-то, видимо, посчитал, что мне этого мало.

Поначалу единственной проблемой был языковой барьер. Здесь все в основном говорили на турецком. Лишь пару человек, как и я на английском. Мне было тяжело понимать происходящее вокруг. Но вскоре я полагался больше на интуицию и наблюдательность. Можно многое понять при помощи одних жестов. Некоторые полицейские-охранники разговаривали на английском. Это облегчало какие-то моменты. Я даже начал думать, что всё не так плохо. И, видимо, поэтому с того момента всё пошло под откос. Я попросту не заслужил нормальной жизни в тюрьме. Именно тогда начался мой личный кошмар наяву.

В столовой как никогда было слишком много заключённых. Моё привычное место было занято, поэтому я сел на свободное. Почти тут же ко мне подошли несколько человек. Двое были примерно с меня ростом, все в татуировках, третий чуть ниже, но более мускулистый. Тот, что посередине как я понял, он был главным начал говорить по-турецки. Я попытался объяснить ему, что не понимаю. Его это, похоже, только больше разозлило. В одну секунду я оказался на полу. Двое его людей скинули меня со скамьи. Попытка встать была лишней. Они расценили её как наглость и неуважение. Главный одним кивком головы скомандовал своим людям, и они тут же подхватили меня, крепко удерживая на месте. Вырываться было бесполезно. Ждать помощи не от кого. Здесь каждый сам за себя. И даже охранники попросту закрывают на происходящее глаза. Тот, что главный подошёл ко мне, всем своим видом показывая превосходство надо мной. Выдохнуть и закрыть глаза. Кошмар начинается. Первый удар я стойко стерпел. Но последующие больно отражались по всему телу. Во рту уже давно чувствовался привкус крови, я задыхался. Но он и не думал останавливаться. Когда я не в силах больше стоять на ногах, повис, те два что держали меня, кинули на пол. Затем все трое принялись избивать меня ногами. Их тяжёлые ботинки с каждым ударом оставляли на моём теле новые раны. Ужасная боль, пронзающая всё тело. Ни на секунду не сменяющиеся удары. Какой-то хруст. Это мои кости? Кажется, я начал терять сознание. В этот момент подошли охранники и оттащили их от меня. Я лежал не шелохнувшись. Любое движение отдавалось нереальной болью. Рот наполнился кровью. Легкие сжимались, начался кашель. Против моей воли я кашлял, задыхаясь и захлёбываясь собственной кровью. Было так больно. Меня подхватили и резким движением поставили на ноги. Охранники. Им всё равно. Они ещё безжалостней. Завели меня в камеру и бросили там. Я аккуратно лёг на койку, кашель не прекращался, ещё чуть-чуть и я выплюну собственные лёгкие. Глаза закрывались. Нельзя терять сознание. Нельзя.

Чудом мне удалось выжить. Тело всё ещё болело. Я не мог ни сидеть, ни лежать, даже шаги отдавали болью. Но я в тюрьме. Здесь нет никаких человеческих понятий. Как вообще выжить здесь? Все эти заключённые хуже, чем самые дикие звери.

С того дня начался мой личный персональный ад. Я считал, что они отстанут от меня, что им хватит одного избиения. Так сильно я ещё никогда не ошибался. Побои продолжились на следующий день. Они избивали меня регулярно. Каждый день. Иногда давали небольшую передышку, день, максимум три. Затем всё начиналось по кругу. Я стал грушей для битья. Тело было покрыто синяками всех оттенков. Синие — самые свежие, жёлтые, тёмные — уже проходившие. Пару раз у меня были подозрения на сломанные кости. Я похудел. Но всем плевать. Самое сильное избиение случилось чуть позже. Нас всех вывели в тюремный двор на прогулку. Больше это похоже на выгул собаки во дворе дома. Ты держишь её на коротком поводке, не давая сделать и шагу. Точно так же нас держали на образном поводке. Вокруг были полицейские — охранники с оружием, колючая проволока и высокий забор не давали сделать и шагу. Только небольшое пространство. Я хотел просто подышать воздухом. Всё. Но разве я этого заслужил? Нет.