Не знаю, что сейчас двигало мной больше всего: страх, паника, отвращение к самой себе или отчаяние и безысходность? Я была похожа на человека, потерявшего память и дезориентированного в новых обстоятельствах. Что делать? В панике собрала вещи и позвонила единственному человеку, кто, не задавая лишних вопросов, сделает всё, что я ему скажу. Марк. И, наверное, я перепугала его, когда рыдая в динамик телефона, попросила о помощи, умоляя забрать меня отсюда. Я даже толком не соображала что делаю. Весь мой мир перевернулся, исказился и в один миг почернел и сгнил. Единственная мысль, как аварийная мигающая красная кнопка — бежать. Исчезнуть, испариться, провалиться, что угодно только бы не чувствовать эту мерзкую тошноту и отвращение к себе, отчаяние и жестокую безнадёжность, жгучую боль и разрывающую сознание реальность.
Марк приехал через 20 минут, перепуганный с побелевшим лицом и застывшим страхом в глазах вперемешку с волнением. Не спрашивая по дороге ни слова, лишь кидая недоумевающие взгляды на мои слёзы и потёкший макияж, он привёз меня к себе домой. Больше всего я боялась, что Марк поймёт или догадается о случившемся. Да, он мой друг. Но как можно признаться кому-то пусть даже другу детства, что ты безумно любишь своего двоюродного брата? Что ты спала с ним и хотела выйти за него замуж? Как можно раскрыть этот грех?
— А теперь рассказывай, что случилось, — Марк приготовил мой любимый мятный чай и внимательно наблюдал, как я прячу глаза в большой кружке. Но что я могла сказать? Слишком стыдно и противно говорить правду. — Джеси, ты же знаешь, что можешь довериться мне, — я всё ещё молчала. Как же тяжело ворочать языком, когда внутри всё болит и кровоточит.
— Не хочу мешать брату, — слово остро кольнуло, и я чуть не задохнулась от нового приступа боли, — и его девушке Джулиет. — Я не смотрела на Марка, однако чувствовала, что он ни капли не верит мне. И всё же, парень не стал больше расспрашивать или пытаться докопаться до правды. Он поступил как настоящий друг.
— Оставайся у меня. Можешь жить здесь сколько хочешь. Отец полностью предоставил мне этот дом, а сам перебрался загород. Так что тебя здесь никто не потревожит.
— Спасибо, — едва слышно прошептала я. Силы покидали моё тело, и мне так хотелось, чтобы сон унёс меня в другую реальность, где весь этот день всего лишь кошмар.
Когда происходит какое-то событие, сбивающее с толку и, переворачивая абсолютно всё, жизнь буквально делится на до и после. Ещё вчера я была счастлива и помолвлена, ожидая возвращение своего жениха. Но буквально какой-то день и теперь я разбита, подавлена и в полном отчаянии, ведь мне открылась греховная правда. Сначала я возвысилась до небес, получив всё, о чём мечтала и даже больше, а потом меня жестоко скинули вниз, лишив всего. Мне не хотелось есть, разговаривать, двигаться и думать. Внутри была пустота, словно кто-то выкачал душу, оставив только оболочку. И даже на месте сердца — чёрная, выжженная зияющая дыра. Апатия и безразличие взяли меня в свой плен. Я просто лежала на кровати, практически отказываясь от пищи и не выходя из дома. Мой разум до сих пор не мог смириться с тем, что мы с Энди кровные родственники, что мы никогда не сможем быть вместе, что у нас нет будущего. Даже если мы наплюём на мораль и общественное мнение, наш брак не зарегистрируют, на нас всегда будут показывать пальцем и осуждать.
Марк целую неделю разрывался между учёбой и мной. Он чуть ли не заставлял меня съесть хоть что-нибудь, пытаясь как-то расшевелить меня. К концу недели у него это почти получилось. Разум понемногу начинал свыкаться с жестокой правдой и что нужно находить силы жить дальше. И если я думала, что хуже быть не может, то очень сильно ошибалась. Судьба решила окончательно добить меня. Почувствовав тошноту и головокружение, в глазах резко потемнело, и я потеряла сознание. Испуганный Марк вовремя подхватил меня и, приведя в чувства, ничего не говоря, просто затолкал в машину и отвёз в больницу. И если до этого мне казалось, что моя жизнь поделена на до и после, то сейчас, сидя в кабинете врача и слыша диагноз, я понимала, что жизнь не просто поделена жирной линией. Нет. Она навсегда останется перевёрнутой вверх тормашками. Больше ничего и никогда не будет как прежде.
— Это точно? — Мне хотелось, чтобы это была ошибка. Врач лишь вздохнула и покачала головой, одаривая меня и Марка укором и раздражением.
— Я повторяю в третий раз, срок беременности 5 недель. Тут не может быть ошибки. И я настоятельно рекомендую посерьезнее относиться к своему здоровью. У вас очень ослабленный организм, а это плохо для нормального течения беременности. Поэтому, если хотите, чтобы родился здоровый ребёнок, нужен покой, хорошее питание и минимум нагрузок. Никаких стрессов и переживаний. Всё понятно? — На языке вертелся всего один вопрос: как рожать от своего двоюродного брата? Как? Но я не могла озвучить его вслух и потому, кивая головой, даже не смотря на Марка, покинула кабинет врача.
Шок. Потрясение. Транс. Я не понимала, что чувствую сейчас. Как будто меня поместили в какой-то страшный фильм и заставили наблюдать за происходящим, лишив возможности сделать хоть что-то. Обстоятельства связывали меня прочными железными оковами по рукам и ногам, сплетаясь в сложные и крепкие узлы. Они стискивали мои лёгкие, сжимая их и перекрывая доступ к кислороду. Я не могла дышать, чувствуя, как внутри всё разрывает от боли и отчаяния. Марк, ничего не понимая, подхватил меня под руку, когда увидел, что я начинаю оседать на землю. Но сейчас мне хотелось побыть одной. Просто чтобы принять и осознать всё произошедшее. Понять, что делать дальше. Поэтому, попросив друга оставить меня одну, уверяя, что всё будет хорошо, хоть и понимала, что это откровенная ложь и ничего не будет хорошо, медленно побрела в парк.
Яркое солнце слепило своими длинными лучиками и одаривало всех теплом и уютом. Я наблюдала за беспечными людьми, прогуливающимися вдоль зелёных аллей, за влюблёнными и счастливыми парочками, за радостными и любящими родителями. Казалось, у них нет никаких проблем или тревог. Они не знают, что такое, когда твоя жизнь сломана и разбита на тысячи мелких осколков, словно хрустальная ваза, которую никогда не починишь и не склеишь вновь. Чувствуя подступающие горькие слёзы, запрокинула голову, прислоняя её к жёсткой спинке, и закрыла глаза. Какова вероятность, что ребенок в результате кровосмешения родится нормальным? Что он будет здоров? Что не будет никаких отклонений или заболеваний? Что мне вообще делать? В минуты отчаяния или паники люди порой принимают неверные решения. Они как раненный, загнанный в ловушку зверь, начинают биться о железные прутья ловушки и ранят себя ещё больше. Сейчас я была похожа на такого зверя.
Марка дома не было. Проходя в комнату, я кинула на кровать несколько упаковок таблеток для прерывания беременности, что купила в трех разных аптеках и налив в стакан воды, высыпала горсть таблеток на ладонь. Да, то, что я собиралась сделать ужасно. Но разве у меня есть другой выход? Трясущимися руками затолкала в рот всю горсть и замерла. По щекам потекли крупные солёные бусины. Нужно лишь проглотить и всё. В ту минуту, когда я, рыдая почти это сделала, мой телефон разорвался громкой мелодией, а на экране высветилось до боли любимое имя. Энди. Я не могу. Не могу. Добегая до туалета, выплёвываю таблетки и поласкаю рот, продолжая захлёбываться слезами. Где-то в комнате телефон всё ещё разрывается от звонка, и я сползаю на холодный кафельный пол, крича от боли и отчаяния. Рыдания и всхлипы заглушают телефон, который вскоре и вовсе умолкает. Но слёзы продолжают душить меня, убивая изнутри и лишая меня сил и души.
Чуть позже, когда слёз больше не осталось, голос охрип от криков, а разум немного пришёл в себя, я вернулась в комнату и включила ноутбуку. Почти тут же пришло оповещение о входящем сообщении от Энди. Не читая его, я удалила почту и вытащила сим-карту из телефона, ломая и выкидывая её. После чего легла на кровать и подняла глаза к белоснежному потолку. Я знаю о рисках, знаю, что ребенок может родиться с отклонениями или быть инвалидом. Знаю, что могут быть различные генетические заболевания. Но я не могу его убить. Это мой малыш. И неважно, каким он родится, я буду любить его, и заботиться о нём. Никто никогда не узнает, кто его отец. У нас с Энди нет будущего и, несмотря на то, что я безумно люблю его и хочу быть только с ним, даже зная как это чудовищно и неправильно, я не разрушу его жизнь. И если не оборвать всё сейчас, то дальше будет только хуже. Энди не заслужил жить в том аду, через который прохожу сейчас я. Он не должен мучиться и грызть себя за неправильные желания, не должен рисковать своей карьерой и популярностью, своей мечтой и жизнью, к которой он так долго и давно стремился. Я не отниму у него шанс на нормальное семейное счастье. Ему ни к чему лишние проблемы или больной ребёнок. Пусть хоть один из нас будет счастлив и живёт обычной полноценной жизнью.
