– Вы угрожаете? – Полицмейстер возмущенно свел брови. – Еще шагу не сделали в моем городе, а начинаете с запугивания?

– Зря вы так, – мягко осадил его Лыков. – Я подольше вашего служу в полиции. Получен Высочайший приказ. Наш общий долг – исполнить его. От казанской полиции потребуются серьезные усилия: не может же приезжий человек разобраться в деле в одиночку. Это понятно?

– Ну, понятно. А пугать-то зачем? Мы и без того сделаем все, что в наших силах.

– Я только об этом и прошу. И не пугаю вас вовсе, а объясняю серьезность ситуации. Вы с царской четой когда общались в последний раз? То-то. Потому допускаю, Алексей Иванович, что не до конца понимаете, чего от нас ждут. Успеха, вот чего. А успех этот весьма сомнителен. Если я не справлюсь, последуют служебные неприятности…

– Но ведь любой может не справиться, тем более с таким делом! – возмутился полицмейстер почти так же, как недавно Азвестопуло.

– Там, – Лыков ткнул пальцем в потолок, – это никого не интересует.

Васильев опешил.

– Повторяю: никого. Поэтому, Алексей Иванович, прошу помочь мне всерьез. Не надейтесь, что как-нибудь обойдется. Мы теперь с вами в одной лодке, и она у нас дырявая. Считаете, что я пугаю? Не могу вам запретить так думать, но как бывалый человек мыслю иначе. Давайте держаться вместе, я без вас действительно не смогу вести полноценное дознание. Успех поделим пополам. Неудачу постараюсь взвалить на себя, вот только в нашем ведомстве так не бывает. И в ваших интересах, чтобы Лыков в столице сказал: Васильев сделал все, что мог.

– Теперь понял, – кивнул полицмейстер. – Против такой постановки вопроса ничего не имею. Давайте плыть вместе. Что нужно от меня в первую очередь?

Лыков перевел дух. Разговор свернул в рабочее русло:

– Кто вел дознание в четвертом году? В Казани ведь нет сыскного отделения?

– Нет. Вел сам Панфилов.

– Алексей Иванович! У полицмейстера всегда куча дел. Он не может заниматься дознанием как следует.

– Пристав Первого участка Антонов помогал ему. Хотя… Скорее – тут вы правы – он тянул воз, а полицмейстер помогал.

– Я могу увидеться с Антоновым?

– Увы, нет. Он уволился от службы в прошлом году и уехал из города.

– Жаль. А Тутышкин?

Надворный советник удивился:

– Что Тутышкин?

– Он ведь тоже участвовал в том дознании?

Васильев хмыкнул:

– Ну, если считать участием то, что отходил Максимова ножнами от шашки… Ничем иным Василий Ильич не прославился.

– Но он сейчас служит приставом. Значит, справляется с обязанностями?

– После огласки его подвигов в суде Тутышкину пришлось уволиться из полиции. Но это была лишь временная уступка общественному мнению. Уже через год приняли обратно.

– Да еще с повышением в должности?

– Людей нет, поймите. А этот хоть с каким-то опытом. Приходится за ним присматривать и одергивать. Горяч и, между нами говоря, бестолков. Такой, знаете ли, добрый малый в размашисто-военном духе, из подпоручиков. Но куда деваться? Другие в полицию не идут.

– Ясно. Значит, в дознании Тутышкин мне не помощник.

– Совсем не помощник.

– А кого тогда порекомендуете? Вы как первое лицо тоже заняты сверх меры. Мне нужен человек из кадра казанской полиции, который будет отвечать за содействие. Толковый и ответственный и не простой городовой, а повыше. Есть такой?

– Есть. Пристав Первого участка губернский секретарь Ловейко Валентин Семенович. Кстати, Богородицкий монастырь находится в его участке, ему и карты в руки. Только… – Полицмейстер неожиданно смутился.

– Что такое? – насторожился питерец. – Уж договаривайте.

– Да его супруга, Анна Порфирьевна…

– Ну?

– Первый участок, изволите ли знать, находится здесь, в одном здании с полицейским управлением. Служебная квартира пристава Ловейко тоже здесь, обок с моей. Анна Порфирьевна – особа молодая и деятельная. Книжки про сыщиков любит. Вот я и взял ее письмоводителем по вольному найму. Грамотных людей мало, на такие гроши, какие мы платим, желающих нет. Короче говоря, госпожа Ловейко полноправный полицейский служитель: все знает, во все сует свой хорошенький носик и, как ни странно, справляется. Дела ведет образцово и вполне способна дать хороший совет. Вот так.

Васильев перевел дух и посмотрел на гостя – как тот отнесется? Лыков молчал, обдумывая услышанное. В Казанском полицейском управлении заправляет женщина. Не на первых ролях, слава богу, но случай все равно вопиющий. Ну и что? Если она справляется и дает хорошие советы… Лезть в чужую обитель со своим уставом? Требовать, чтобы смекалистую бабу удалили? А как потом сотрудничать с ее мужем?

– Госпожа Ловейко ведет в том числе и секретную переписку?

– Да.

– Однако, – пробурчал Лыков. – Если ваш приятель полковник Калинин узнает, то использует вам во вред.

– Он знает и уже писал в доносах.

– Алексей Иванович, но зачем вам это? – удивился сыщик. – Что, Ловейко незаменима и вы готовы ради нее терпеть убытки? Или тут вопросы решаются по-семейному? Собираетесь вечерком в казенной гостиной за чашкой чая и обсуждаете текущие дела?

– Бывает и так, – с вызовом ответил полицмейстер. – С приставом Ловейко каждый день обсуждаем. Служба требует. А если его супруга рядом окажется, нам что, переводить разговор на другое?

– Я понял, – кивнул питерец. – И лезть в ваши порядки не стану, хотя и не до конца принимаю их. С моей стороны доносов не будет. Потерплю Анну Порфирьевну, да и пригляжусь к ней – вдруг действительно умна? Вы это хотели сказать?

– Точно так. Если вдруг она забудется и позволит себе лишнее, сообщите мне, я ее одерну. Но имеется, так сказать, данность. Сложившийся уклад. Менять его, извините, под вашу блажь я не намерен.

– И не надо.

– Тогда договорились. – Обрадовавшись, что объяснение состоялось, Васильев плеснул в рюмки шустовского коньяку. И спросил: – Ну, вызовем Ловейко и проведем первое совещание?

– Да, того, который в штанах.

Через минуту в кабинет полицмейстера явился веселый малый, молодой и на вид легкомысленный. Хозяин познакомил его с Лыковым и пояснил, что теперь все они плывут в одной дырявой лодке. А пристав будет при госте порученцем. При этом обязанности по основной службе с него не снимаются.

Ловейко лишь ухмыльнулся и заговорил о другом:

– Алексей Николаевич, а это не вы давеча в поезде главаря налетчиков стрельнули?

– Не доезжая Свияжска? Я.

– Слыхал, Леша? – по-свойски обратился к начальнику подчиненный. – Банда Звездкина напала в поезде на артельщика. Тот додумался взять для охраны жандармского унтер-офицера, причем оказался смелый человек. И дал налетчикам отпор. Но у него патроны почти вышли, и конец бы им тут обоим, да господин коллежский советник ехал в соседнем купе. На беду Звездкина.

– Опа! – воскликнул надворный советник. – И куда вывернуло?

– А господин Лыков ему через дверь свинцовую дулю поднес. На звук целил. С поезда снимали уже холодного.

– Вот это новость! – Полицмейстер опять полез за бутылкой. – Ай да Алексей Николаевич! Такое следует обмыть.

– Что, сильно донимал? – догадался сыщик.

– Год мы с Валентином его ловили, и все без толку. У негодяя сообщники на железной дороге, они ему сведения из рук в руки передавали. Каждый раз как вода между пальцев уходил. А теперь и искать не надо! Зажмурился, сукин сын.

– Кстати вы мне напомнили. Унтер-офицера фамилия Шавкин. Действительно храбрец: один бился с семерыми. Надо бы сообщить начальству, пусть поощрят. Кто у вас заведует железнодорожными жандармами?

– Подполковник Ахматов.

– Как мне с ним повидаться? – не унимался питерец.

– У него кабинет в здании вокзала.

– Вечером зайду. Ну, а теперь про наши дела…

Ловейко сразу посерьезнел:

– Вас прислали вести повторное дознание. Два года миновало. Имеет ли это смысл?

Васильев и Лыков одинаково хмыкнули. Полицмейстер пояснил:

– Когда получено Высочайшее повеление, Валя, смысл искать поздно.