- Конечно".
Но зато что делало русских крестьян действительно православными христианами, так это три черты. Во-первых, их смирение и покорность воле Божией. Энгельгардт рассказывает много случаев, когда он ужасался по поводу какой-нибудь беды, свалившейся на хозяйство, и пытался принять меры, чтобы поправить положение, на что крестьяне-дворовые ему советовали не суетиться и полагаться на волю Божию. Так, на лён напала какая-то блоха, личинки которой поедали молодые побеги. Энгельгардт намеревался либо применить какие-нибудь препараты для защиты растений или, на худой конец, пересеять лён. Он говорит своему первому помощнику и старосте Ивану:
"- Пропадает наш лён.
- Господня воля..."
Но вдруг пошел дождь - и смыл блоху, лён быстро стал подниматься, и Иван говорит барину:
"- А вы отсевать хотели, против Бога думали идти, поправлять хотели. Нет, барин, воля Божья: коли Бог уродит, так хорошо, а не уродит - ничего не поделаешь... Всё воля Божья... Вот и нынешний год - ведь думали, все помрем с голоду, а вот живы, новь едим и водочку с нови пьем... Бог не без милости..."
Вот крестьянка Панфилиха везёт овёс:
"- По осьмине на двор выдали, скот кормить нечем.
- Что же так, сена нет?
- Какое сено - соломы нет, последнюю с крыш дотравливаем. Посыпать было нечем, вот, слава Богу, по осьмине на душу что наибеднейшим дали.
- Плохо дело, а ведь не скоро еще скот в поле пустим!
- Воля Божья. Господь не без милости, моего одного прибрал, - всё же легче.
- Которого же?
- Младшего, на днях сховала. Бог не без милости, взглянул на нас, сирот своих грешных.
Вот такое покорное приятие даже детской смерти.
- Это вы, господа, - говорила баба, - прандуете детьми; у нас не так: живут - ладно, нет - "Бог с ними".
- Да что ж тебе младший - ведь он грудной был, хлеба не просил?
- Конечно, грудной хлеба не просит, да ведь меня тянет тоже, а с пушного хлеба какое молоко, сам знаешь. И "в кусочки" ходить мешал: побольшеньких пошлёшь, а сама с грудным дома. Куда с ним пойдешь? - холодно, тоже пищит. Сам знаешь, сколько их Панфил настругал, а кормить не умеет. Плохо - Божья воля; да Бог не без милости".
Другая подлинно православная добродетель крестьян - это их милосердие к бедствующим, больше чем посильная помощь голодающим подачей "кусочков". Кусочки подают, пока есть хлеб. Кончился хлеб у подававших - они сами идут "в кусочки". Вот откуда берёт начало суворовский закон армейской жизни: "Сам погибай, а товарища выручай!" И не зная жития святителя Николая Мирликийского, крестьяне почитали его именно за милосердие: "Нынешний год у нас урожай, какого давно не было... Бог, по милосердию Своему, не дал Касьяну взглянуть на нас, а известно, "Касьян грозный: на что ни взглянет - всё вянет", за что ему, Касьяну немилостивому, бывает в четыре года один праздник, тогда как Николе, благому чудотворцу, два праздника в году".
Всё это свидетельствует о смешении в сознании крестьян веры и самых диких суеверий и предрассудков. И вряд ли кто из них знал, что, скажем, Иоанн Кассиан Римлянин - один из великих святых и человек высочайшего благородства.
Но нельзя винить крестьян в том, что они этого не знали. Этого не знало в большинстве своём и сельское духовенство, но о нём пойдет речь в следующей главе.
Современное цивилизованное общество избавилось от этой архаики в виде подачи "кусочков", от принципа взаимопомощи (что вполне в традиции германцев и особенно англосаксов) и возложило обязанность заботы об обездоленных на социальное государство (которое, правда, становится всё более социал-дарвинистским), и нынешний обыватель спокойно, не обременяя свою совесть, проходит мимо нуждающегося.
И третья черта: понимание, что не подать бедствующему, пока есть хлеб в доме - грех
"В структуре культа бытового православия видное место занимают сугубо церковная обрядность и молебствия. Общеизвестно, что крестьяне плохо знали молитвы. Их смысл из-за непонимания церковнославянского языка искажался и часто совсем терялся. Но по традиции молитвам придавалось предохранительное значение, ими начинали все важнейшие семейные дела, каждый день начинался с молитвы".
Это наблюдение совпадает и с общим выводом Энгельгардта о религиозности крестьян:
"Крестьяне, по крайней мере нашей местности, до крайности невежественны в вопросах религиозных, политических, экономических, юридических. Тут вы увидите, что на обновление Цареграда крестьянин молился "царю-граду", чтобы не отбило хлеб градом; что девки серьёзно испугались и поверили, когда, после бракосочетания нашей великой княжны с английским принцем, распространился слух, будто самых красивых девок будут забирать и, если они честные, отправлять в Англию, потому что царь отдал их в приданое за своей дочкой, чтобы они там, в Англии, вышли замуж за англичан и обратили их в нашу веру, - этому верили не только девки, но и серьезные, пожилые крестьяне, даже отпускные солдаты".
Интересно, что и дьякон, служащий на обновление Цареграда, тоже считал, что молится о сохранении своего поля и огорода от града.
"В структуре религиозного культа видное место занимает совместное отправление верующими богослужения". При этом исследователи согласны в том, что вряд ли крестьянин думал о службе и о Боге в церкви - слишком много других забот, особенно в рабочую пору. Постоянная жалоба священников - плохое посещение храма в базарные дни, а в селениях, близко расположенных к городам, и в воскресные дни. Имение Энгельгардта Батищево находилось далеко от города, даже до ближайшей железнодорожной станции было 15 вёрст, и о базарах он не пишет. Но отмечает, что в страду, особенно в покос, всем сельским жителям не до высоких материй:
"В страдное время никто ни о чем другом, как о покосе, не думает, никто ничего другого не делает. В это время в деревне нет ни мастеровых, ни сельских начальников, ни попов, а если и исполняются дела, требы, то всё это делается наскоро, поглядывая в поле и думая: "Эх! гребанули бы теперь сенца!". В страдное время и церковная служба совсем особенная, поспешная, по-военному. Все косят, все понимают, что ничем нельзя вознаградить того, что потеряно в это время. Городской житель может подумать, что в страдное время в деревне все сошли с ума. А нужно бы, однако, чтобы и городские жители понимали, что всё, что они съедают и выпивают, дает именно это страдное время".
Духовным просвещением крестьян должны были бы заниматься священнослужители, но они в большинстве своем были к этому совершенно не готовы:
"Даже попы - не говорю священники, между которыми еще встречаются люди более или менее образованные, хотя и редко, - то есть все лица духовного звания... недалеко ушли от крестьян в понимании вопросов религиозных, политических, юридических".
Быт и труды священно- и церковнослужителей Энгельгардт знал хорошо. У себя в имении он устраивал молебны ежемесячно для охранения скота, после которых, за чаем и закуской, подолгу беседовал с "попами".
Ясно, что неграмотные мужики и такие их духовные наставники никак не могли составить "народ-богоносец". Ведь Православие - это подражание Христу, воспитание себя как совершенного (Мф 5:48), благородного, святого человека, непрестанное хождение пред Лицом Божиим, жизнь по заповедям блаженства, но ни крестьяне, ни духовенство такого понимания нашей веры не имели. И, тем не менее, они, живя грешно, верили в Промысл Божий: "всё Божья воля, Бог не без милости, Он, милосердный, лучше нас знает, что к чему".
Энгельгардт видит проявление религиозности крестьян и в бытовавшем у них выражении: "Бог старый хозяин, Бог лучше нас знает, что к чему".
Человек не Бог, он не может знать и предвидеть всё, и даже самый рачительный хозяин может просчитаться, "бывает и на старуху проруха", поэтому, как бы хозяин не был умён, надо всегда помнить, что на всё есть воля Бога, и надо уповать на помощь Божию.
