Не стало становым хребтом сельского хозяйства России и кулачество. Реформа Столыпина в целом потерпела крах. А кулаки, выделившиеся было из общины на "отруба", ещё после Февральской революции в большинстве своём вынуждены были вернуться в общину. А в процессе коллективизации кулачество было ликвидировано, как класс.
Не стал ключевой фигурой российского села и фермер-одиночка. Ни до революции, ни перед коллективизацией, ни в послесоветское время, даже в тот краткий период, когда на него вроде бы была сделана "демократами" основная ставка. И до сих пор фермеры производят лишь 3 процента от общего объёма сельскохозяйственной продукции России.
Не смогла удовлетворить потребностей страны в продовольствии и обычная русская деревня крестьян-индивидуалистов-общинников. Расслоение её на кулаков, середняков и бедняков (и даже безземельных батраков) шло быстрыми темпами. "Аграрные беспорядки", поджоги или захват крестьянами помещичьих имений начались на рубеже XIX - XX веков, о чём можно прочитать в упоминавшейся выше книге князя Трубецкого "Минувшее". В целом, ещё до революции 1917 года можно было говорить о далеко зашедшем "раскрестьянивании" села. После Гражданской воины деревня стала в основном середняцкой, но скоро расслоение возобновилось, с фронта домой возвращались красноармейцы, многие из них - раненые, искалеченные, и часто заставали своё хозяйство разорённым, семью обнищавшей, лишившейся и коровы, и лошади. Зато кулаки разбогатели, "прибарахлились", обменивая еду на вещи голодающих горожан. У них в домах появились трюмо и даже фортепиано, как у бывших помещиков. Кулаки становились громадной экономической и политической силой на селе, и требованием бедноты стало раскулачивание мироедов. Кулаки были выселены и лишились своей силы в ходе коллективизации. И всё равно деревня общинников-единоличников не могла дать ни нужного стране количества продовольствия, ни рабочей силы для ставшей необходимостью индустриализации.
Коллективизация села стала неизбежной, но прошла она не так, как мыслилась Энгельгардтом, - не постепенно, с воздействием на сомневающихся силой примера большей производительности и лучшей жизни, а по директиве сверху, принудительно, да еще во многом по схеме еврейского киббуца, с большими "перегибами", с трагедиями для тысяч и тысяч семей крестьян.
Деревня интеллигентных крестьян не получилась, во всяком случае та, о какой мечтал Энгельгардт. Прослойка интеллигенции в селе возникла, но это не были интеллигенты города, захотевшие стать мужиками. Если не считать посланных из города двадцатипятитысячников и других организаторов коллективного хозяйства вроде шолоховского Давыдова, сельская интеллигенция образовалась в основном из детей крестьянина, окончивших вузы и техникумы в городах. Вернувшись в село, они не стали "интеллигентными мужиками", а образовали привилегированную прослойку специалистов и конторских работников, и лишь постольку, поскольку они обзаводились личным подсобным хозяйством и дома вели такой же образ жизни, как и рядовые колхозники и работники совхозов, их можно отнести к крестьянству. Больше отвечают задумке Энгельгардта посёлки фермеров-кооператоров, где действительно трудятся на земле по большей части интеллигенты, пришедшие из городов. Но, во-первых, они в большинстве своём используют труд наёмных работников, современных батраков. А, во-вторых, это пока, действительно, ещё только слабые ростки, и дадут ли им укрепиться, пока неясно.
Вместо власти Советов в СССР установилась Советская власть, а это совсем разные системы власти. Точнее, власть Советов существовала в стране лишь в 20-е годы, когда избиратели давали наказы своим депутатам, и, если те наказы не выполняли, - их могли отозвать. Как люди более грамотные, кулаки занимали в Советах преимущественное положение. После "года великого перелома" (1929-го) в СССР сложилась Советская власть - строго централизованное государство, опиравшееся во всё большей степени на чиновничество. Господствующей прослойкой в обществе стал руководимый партией "партийно-хозяйственный актив", пронизывающий все структуры власти снизу доверху. Но при этом существовала и система советов, тоже руководимая партией. Но это были выборные органы, хотя и руководившие местным хозяйством, всё же скорее органы совещательные, помогавшие своими советами партийно-хозяйственной номенклатуре.
Система земледелия в нашей стране, как и предсказывал Энгельгардт, осталась в основном экстенсивной, но основанной не на труде добровольно объединившихся крестьян-общинников, а на спешно созданной "сверху" системе колхозов и совхозов, постепенно оснащавшихся современной сельскохозяйственной техникой. В целом эта система, обеспечившая переход крестьянства к более высокой ступени цивилизации (с избами-читальнями, в дальнейшем - с Домами культуры, школами и пр.), в чисто экономическом смысле оставалась недостаточно эффективной, с редкими очагами использования интенсивных технологий. Но она стала спасением для страны в годы Великой Отечественной войны. И подвиг российского крестьянства в военные и первые послевоенные годы навеки войдёт в историю.
Итог же оказывается следующим. В общем и целом, все прозрения Энгельгардта оправдались, хотя некоторые только частично и не в той форме. Но если его мечта о деревне интеллигентных крестьян, об экстенсивной, но эффективной системе земледелия, о радости коллективного труда, о России, прокладывающей путь в будущее, привлекательный для всего человечества, пока не сбылась, то она остаётся заветом нашего замечательного мыслителя и хозяина-практика будущим поколениям русских людей. И когда жизнь нашего народа, наконец, войдёт в спокойное русло и станет достойной высокого человеческого призвания, будущие поколения русских людей помянут благодарным словом великого патриота России Александра Николаевича Энгельгардта.
Теперь, наверное, надо хотя бы вкратце сказать о том, чего не предвидел Энгельгардт.
Если рассматривать этот вопрос глобально, то надо сказать: того что произошло за 122 года со дня смерти Энгельгардта, не мог предвидеть никто в мире, это вообще не в силах человеческих. Самый яркий пример - это, пожалуй, Первая мировая война.
Спешно сколачивались блоки - Антанта и противостоящая ей Германия со своими союзниками. Оба блока готовились к войне, составлялись её планы, к разработке которых привлекались лучшие полководцы и самые глубокие умы. и каждый блок был уверен, во-первых, в своей победе, а во-вторых, в том, что она будет достигнута быстро и малой кровью. На деле оказалось, что война продлилась четыре года, в ходе её были убиты и искалечены миллионы солдат и мирных жителей с обеих сторон, и рухнули четыре империи - Российская, Германская, Австро-Венгерская и Османская. И судьба зачинщиков войны, как правило, оказалась незавидной.
В конце той войны, незадолго до наступления Нового, 1917 года, Ленин, находясь в эмиграции, мечтал о социалистической революции в России, но, обращаясь к своим товарищам по партии, добавлял: к сожалению, нашему поколению увидеть её не придётся, до этого события должны пройти десятилетия. И вдруг в феврале приходит мировая новость номер один: в России революция! Сначала, естественно, буржуазная, а уже меньше чем через год - и социалистическая!
Если уж такие гении не могли предвидеть, как изменится мир, то было бы смешно требовать этого от Энгельгардта. Поэтому я и не хочу ставить вопрос глобально, а коснусь лишь частностей, относящихся к российскому селу.
В том, что самодержавно-помещичий строй в России обречён и падёт, скорее всего - в результате революции, причём вероятнее всего - социалистической, Энгельгардт был убеждён, об этом в Батишеве порой велись жаркие дискуссии, особенно, когда приезжали в гости его сыновья (и, естественно, когда не было посторонних глаз и ушей). О нежизнеспособности строя Энгельгардт в подцензурном журнале писать мог, а о его неизбежном падении, тем более - в результате революции - не мог. Но социалистическую революцию он, скорее всего, понимал в народническом толковании. Но того, что социалистический строй падёт и сменится всеобщим торжеством кулачества, представить себе был не в состоянии.
