Рассказ “Повести временных лет” о восстании древлян и его подавлении дает нам возможность представить мир Киева и окрестностей, пришельцев и местных жителей, в эпоху, что преимущественно покрыта для нас туманом времени, – в середине X века.
Согласно тексту, мятежные славяне схватили и убили Ингвара (Игоря), наследника Хельги. Летописец объясняет их мотивы так: “Древляне же, услышав, что идет снова, держали совет с князем своим Малом и сказали: «Если повадится волк к овцам, то выносит все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит»”.
Убив хищника, как было задумано, древляне решились на более дерзкий поступок. Князь Мал, глава заговорщиков, предложил руку вдове – княгине Хельге, которую, учитывая ее значение для восточнославянской культурной традиции, мы далее будем именовать Ольгой. Летописец раскрывает коварный замысел древлянина: превратить фактически в заложника, если не убить при случае, наследника Ингвара – юного Святослава.
Повествование дает понять, что дружины руси и славянская племенная верхушка конфликтовали не только из-за дани. На кону стояли торговля и нарождавшееся государство в целом. Мал, набиваясь Ольге в мужья, очевидно, метил на престол Ингвара. Ольга же обманула его, пригласив древлянскую знать в Киев. Там гостей то хоронили заживо в ладье, то рубили, напоив допьяна, то жгли оригинальным образом. “Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить баню, и вошли в нее древляне и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от дверей, и тут сгорели все”. Послы, видимо, плохо представляли, чем может обернуться для них скандинавская сауна.
Роль как ладьи, так и бани в этой легенде намекает на ее норманнскую подоплеку: в Скандинавии и тому и другому придавали важнейшее значение (оттуда русь принесла обряд сожжения покойника в ладье). С другой стороны, заметно, насколько шатким было положение Ольги в Киеве. Видимо, княгине перед расправой над сватами Мала следовало заручиться поддержкой киевлян. По ее совету гости отказались идти пешком или ехать верхом в Ольгин замок и потребовали, чтоб их несли в ладье, унизив таким образом хозяев. Согласно летописи, киевляне горевали: “Нам неволя”. Итак, прежде чем выйти в поход на “Деревскую землю”, Ольга коварно погубила три группы ее лучших мужей. Но и после этого она не могла просто разбить врагов и взять их столицу штурмом. Искоростень сожгли при помощи новой уловки. Во всем этом не возникло бы нужды, располагай русская княгиня тысячами воинов.
Святослав, сын Игоря и Ольги, стал первым киевским князем, чей облик известен нам из более-менее надежного источника. Летописец расхваливал его мать – “добра лицемъ и смыслена велми”, – но и только. Лев Диакон, византийский хронист, возможно, видел русина своими глазами и оставил нам в “Истории” его словесный портрет: “Умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым…”[15] Речь идет об июле 971 года, когда Лев сопровождал императора Иоанна Цимисхия, под началом которого византийцы сражались в Болгарии.
Встреча Святослава с василевсом вовсе не стала вершиной его полководческой биографии, начало которой положил еще поход Ольги на древлян. Когда пришло время битвы с мятежными славянами, воеводы доверили юному князу символический первый ход. Летопись гласит: “Когда сошлись оба войска для схватки, Святослав метнул копье в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав еще совсем мал. И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал; последуем, дружина, за князем»”. Мальчик вырос и стал витязем, делил с дружиной тяготы походной жизни, спал на седле вместо подушки. Лев Диакон отметил, что князь сидел на веслах наравне со своими людьми, одеяние же “отличалось от одежды его приближенных только чистотой”.
Недолгое княжение Святослава – фактически он правил с начала 960-х, а в 972 году погиб в бою, лет тридцати от роду, – ознаменовано несколькими громкими победами. Как полагают некоторые ученые, во второй половине X века русь предпочитала коммерции завоевательные походы, возмещая таким образом потери от истощения серебряных рудников в Центральной Азии. Полноводный поток дирхемов вдруг иссяк, и торговля мусульманских стран с Восточной Европой потеряла былое значение. Начал Святослав с нападения на те славянские племена, что все еще платили дань хазарам. Это были вятичи, обитатели бассейна Оки, в том числе немалой части современной Московской области. Князь управился с ними и обратил оружие против самого Каганата. Совершив ряд походов, он захватил Саркел и превратил эту хазарскую твердыню в свой форпост на Дону. Затем русь пошла на Волгу, разорила Итиль, столицу противника, и разбила волжских булгар, еще одних хазарских вассалов. Могучее некогда государство лежало в руинах. Стремление норманнов вырвать из рук хазар контроль над восточными славянами окончилось почти полным успехом. Все племена теперь признавали верховенство Киева.
Но Святослав у себя в тереме появлялся редко. Он вообще вздумал перенести столицу в Переяславец на Дунае. Эта идея у него возникла в конце 960-х годов, когда русь воевала на Балканах против Болгарии, а после – Византии. Летопись объясняет это желание князя, вкладывая в его уста такие слова: “Ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага”. В его планы входил, видимо, не простой захват новых земель, а установление контроля над одной из главных транспортных артерий. Два предшественника Святослава на киевском престоле, Хельги и Ингвар, добились для купцов с Руси привилегий на богатых византийских рынках. По преданию, Хельги даже сумел приколотить щит на воротах Царьграда. Городом он не завладел, но василевсу пришлось пойти на серьезные уступки по торговой части.
Святослав отправился на Балканы как наемник императора Никифора II, который предпочел чужими руками разгромить дунайских булгар. Добившись победы, князь оккупировал значительную часть нижнего Подунавья. Однако уступать эту территорию византийцам он не спешил. Тогда те подкупили уже печенегов, очередных тюркских пришельцев в Понтийских степях. Святослав умчался в Киев – без его дружины столица Руси едва смогла отразить нападение кочевников. Но в том же 969 году он успел вернуться на Дунай, а на следующий осадил Адрианополь (современный Эдирне) в каких-то двухстах километрах от имперской столицы. Двор охватила паника, а Иоанн Цимисхий послал для спасения города одного из лучших военачальников. Вскоре в Болгарию выступил во главе армии и сам император. Поредевшая рать едва не попала в окружение, и Святославу пришлось отойти.
Лев Диакон, вероятно, присутствовал при переговорах Святослава и Цимисхия – их единственной встрече. Дав обязательство не вести более войн против Византии, покинуть Болгарию и отказаться от претензий на южные берега Тавриды, князь и его люди получили гарантию безопасного возвращения домой. Эта кампания оказалась для русина роковой. По пути в Киев Святослав высадился на берег Днепра, чтобы протащить ладьи мимо одного из порогов – те служили помехой плаванию, пока их не затопили при строительстве Днепрогэса в 1930-х годах. Другого выхода у князя просто не было. За два десятка лет до гибели Святослава Константин VII описывал трудности, что подстерегали русь на пути в Черное море или обратно: “Когда росы с ладьями приходят к речным порогам и не могут миновать их иначе, чем вытащив свои ладьи из реки и переправив, неся на плечах, нападают тогда на них люди этого народа пачинакитов и легко – не могут же росы двум трудам противостоять – побеждают и устраивают резню”.
