«Герберт, полагаю, именно теперь мне нужна помощь. У фрау Дарэм сильнейшее нервное потрясение, и я категорически не хочу оставлять ее без присмотра. Таким образом, перед тобой стоит выбор — вместе с Куколем заняться телом или составить компанию Нази».

«Ты же знаешь, терпеть не могу все эти твои штучки с обезглавливаниями, рытьем могил и прочими физиологическими мерзостями, — капризным тоном отозвался юноша, и фон Кролок готов был дать на отсечение собственную голову, что в эту секунду на холеном, бледном лице виконта появилась брезгливая гримаса. — Нет уж! Забирай Куколя и сами с ним в земле ковыряйтесь, сколько вашей душе угодно».

«Как пожелаешь», — такой вариант графа, пожалуй, полностью устраивал.

— Разумеется, это «обязательный пункт», — обращаясь к Дарэм, терпеливо согласился он и, наклонившись, крепко взял Нази обеими руками за плечи, заставляя подняться с пола. — Я займусь этим незамедлительно. Для тебя же сейчас наиболее обязательный пункт, это принять ванну. Пойдем, я провожу тебя.

Перед глазами у Нази снова все поплыло, когда граф шагнул вверх из подвала, увлекая ее за собой сразу на четвертый этаж, где располагались щедро подаренные ей фон Кролоком апартаменты, а заодно и та самая, единственная на весь замок рабочая ванная комната.

— С твоего позволения, мы поговорим о случившемся позднее. А сейчас я бы очень советовал тебе поменьше размышлять, чтобы не прийти к неверным для себя выводам, — прозвучал над самой ее головой спокойный голос графа, его ладони сжались на плечах Дарэм чуть сильнее, словно в попытке… подбодрить? Утешить? А уже в следующий миг хватка рук, принадлежавших ее убийце, исчезла. Нази вспомнила, как на балу ледяные пальцы графа точно так же на долю секунды стиснули ее ладонь, и в этом молчаливом жесте было куда больше чувства, чем в любых возможных словах. Вот только все это было ложью, в которую тогда еще живой Нази оказалось до обидного просто поверить.

Даже не оборачиваясь, Дарэм поняла, что осталась в комнате абсолютно одна.

Она стянула с себя платье, мокрое не то от снега, не то от пропитавшей ткань крови и, бросив его в угол, опустилась в исходящую горячим паром воду, непроницаемым коконом обернувшую ее ледяное тело. Та самая часть Нази, с которой она боролась, и существование которой упорно пыталась игнорировать все это время, умиротворенно молчала. Пожалуй, с физической и энергетической точки зрения женщина ощущала себя даже более «живой», чем в вечер перед собственной гибелью.

Дарэм провела ладонью по поверхности воды, глядя на то, как вокруг перепачканных в крови, мертвенно бледных пальцев, голубоватые ногти на которых уже начали отчетливо заостряться, расплываются отвратительно ржавые пятна. Она старательно оттирала лицо и руки, но движения эти были абсолютно механическими — слишком далеко в этот момент витали ее мысли.

Одиннадцать ран. Порванная артерия на горле, плечо, развороченное бритвенно-острыми клыками так, что сквозь ошметки плоти отчетливо белела кость ключицы, разорванная в клочья одежда и повсюду неаккуратные, глубокие следы от зубов — ей не раз приходилось видеть тела, пребывавшие и в худшем состоянии. Вот только все они были не ее рук делом. В изломанные, обескровленные трупы живых людей превращали вампиры. Существа категории «А».

Нази медленно погрузилась в ванну с головой, глядя на высокие своды каменного потолка. О дыхании можно было больше не беспокоиться — она уже более недели мертва. И это обстоятельство, как и в случае с любой другой нежитью, нисколько не мешало ей убивать.

«Анастази Хелена Дарэм — существо категории „А“. Нежить воплощенная и одушевленная».

По потолку стремительно пробежала тень, и в поле зрения Нази возникло склонившееся над ней лицо младшего фон Кролока. Некоторое время Герберт и Дарэм молча рассматривали друг друга сквозь слегка колыхающуюся толщу воды, а затем губы виконта шевельнулись. Вот только слов его Нази так и не услышала.

— Что тебе нужно? — спросила она, выныривая на поверхность.

— Я всего лишь указываю на то, что таким образом ты едва ли утопишься, — молодой человек пожал плечами и, подвинув лежащее на низкой резной скамье полотенце, уселся, вытянув ноги и привалившись спиной к бортику ванны. Повернув голову, он бросил на продолжавшую молчать женщину косой взгляд и заметил: — Я принес новое платье. Я не портной, так что я понятия не имею, насколько оно тебе подойдет, но с виду — достаточно маленькое и достаточно унылое. Все как ты любишь.

— Спасибо. Это очень любезно с твоей стороны, Герберт, — Нази кивнула. Молодой человек смотрел на нее, слегка хмурясь, и женщина подумала, что он кажется не то встревоженным, не то, как это ни удивительно, смущенным.

— Как ты, Дарэм? — спросил младший фон Кролок, и Нази коротко втянула носом воздух, чувствуя, как от этого вопроса внутри у нее что-то сжимается не то от ужаса, не то от безнадежности.

— Как я? — медленно переспросила она. — Я только что человека убила, и даже не помню, как именно я это сделала. Мне в очередной раз стало чертовски паршиво, настолько, что я мечтала сдохнуть, лишь бы это, наконец, закончилось. А потом какая-то мешанина — замок, лес, снова замок, и вот уже я смотрю на чей-то труп. Я таких, как он, еще год назад собой прикрывала под Лиценом, пока боевая сцепка Ордена загоняла четырех упырей, выкосивших за пару часов половину мастерового квартала. Как я? Прекрасно, благодарю за заботу, — женщина рывком поднялась на ноги, нисколько не стесняясь своей наготы, и выбралась из ванной на холодный каменный пол, на который с ее длинных волос тут же ручьями потекла вода. Она с силой зажмурилась, сдерживая желание что-нибудь сломать, и сдавленно проговорила: — Он выглядел так, словно его стае собак на растерзание отдали. Ты-то хотя бы сам выбрал все это дерьмо, а значит, сам на все и согласился. Как ты там говорил? Люди для тебя не более чем еда или развлечение, а вот я не могу не думать о том, что еще недавно он дышал, имел планы на будущее. Он не совершил никакого преступления. Я его даже не знала.

— Тебя послушать, выходит, будь вы знакомы, убивать было бы куда проще. В этом все люди… Думаешь, будто ты одна на свете настолько исключительная личность? Я тебя разочарую, возможно, но нет, никому из нас легко никогда не было. — Женщина открыла глаза и впервые, пожалуй, обратила внимание на то, насколько у стоявшего теперь прямо напротив нее вечно юного Герберта фон Кролока серьезный и «взрослый» взгляд. — Я первого своего человека тоже не знал, однако лицо его помню до сих пор. Ты в своем Ордене чего только не видела, а мне было всего-то девятнадцать, и на мою долю не выпало войн. Я никого не убивал до той ночи, Дарэм, ни безвинных, ни виновных. Или, скажем, отец. Его самой первой жертвой стала единственная женщина, которую он любил, и я абсолютно уверен, что он предпочел бы незнакомца. Однако, мы оба, как видишь, справились, и ты тоже справишься, это видно уже сейчас. Я сказал бы, что со временем ты привыкнешь, но нет, и именно в этом кроется вся суть… — молодой человек невесело улыбнулся, и эта всепонимающая улыбка на его лице смотрелась странно, словно Герберт украл ее у какого-то совершенно другого человека. — Мы те, кто мы есть, Дарэм, обойтись без жертв не в наших силах, вопрос только в количестве и в отношении. Ты же своими глазами видела гостей на балу. Знаешь, в чем разница между ними и нами? Они давно уже сдались. Зачем делать над собой лишние усилия, убивая как можно реже, если можно убивать десятками и сотнями ради собственного удовольствия? Они проиграли себя прежних, таких, какими когда-то были, а мы — нет. Принять тот факт, что время от времени тебе все равно нужна будет кровь, так или иначе придется… но мой тебе совет: никогда не привыкай. Впрочем, уверен, ты без всяких советов привыкать не станешь, и это еще одна причина, по которой отец тебя выбрал. Он не обратил бы тебя, если бы в тебя не верил, Нази. И я не говорил бы всего этого по той же самой причине. — Герберт наклонился так, что их глаза теперь находились на одном уровне и добавил: — Сегодня ночью ты спасла Куколя. Вы столкнулись в холле, и ты почти бросилась на него, но все же, в самый последний момент смогла заставить себя уйти, даже несмотря на то, что была ослеплена жаждой. Ты сопротивлялась до последнего, тебе не в чем себя винить, поверь. Все, что от тебя зависело, ты сделала, мало кто смог бы больше. Просто есть вещи, над которыми мы не властны.