— Экх… — в наступившей тишине отчасти даже смущенно высказался горбун.
— ПапА, вы, право, нас с Куколем фраппируете, — поддакнул Герберт. — С тех пор, как вы изволили обзавестись душевной симпатией, вы стали поразительно часто сквернословить. Я лично уже в третий раз слышу из ваших уст бранные слова, хотя раньше вы себя подобными выражениями не унижали. Нази очень дурно на вас влияет.
— Если фрау Дарэм и влияет на кого-то дурно, то, в первую очередь, на саму себя, — ответил Кролок, не желая признаваться в том, что его наследник отчасти прав. — И я не имею ни малейшего представления о том, что предпринять. Быть может, у вас найдутся какие-либо предложения?
— У эа эт! — тут же сложил с себя всякую ответственность Куколь, который, даже спустя двадцать с лишним лет службы в замке о немертвых имел представление сугубо умозрительное.
— Кроме варианта «похоронить с почестями»? — Герберт нервно хрустнул костяшками пальцев, хмуро глядя на старшего вампира. — Отец, я, в конце концов, всего лишь скромный вампир, а не вампиролог-самоучка трехсотлетней выдержки, как некоторые! Так что, если у тебя нет версий, то у меня нет их и подавно.
С появлением Нази поводов для беспокойства у молодого человека появилось удручающе много, однако незаметно для себя он успел окончательно свыкнуться с ее присутствием. Сама женщина сколько угодно могла отрицать тот факт, что она удивительно быстро, едва ли не с первых дней, влилась в замковую атмосферу, но истины это не меняло — порой у Герберта складывалось странное ощущение, будто Дарэм была здесь всегда и в какой-то момент всего лишь отлучилась по срочному делу. Однако, куда больше младшего фон Кролока волновало душевное состояние его отца. Слишком хорошо Герберт успел рассмотреть взгляд графа в первые минуты после того, как он вынес тело Нази из фехтовального зала. Дурным ли было влияние женщины на его приемного родителя или же, напротив, его стоило считать за благо, но влияние это было весьма ощутимым.
— Может быть, стоит просто подождать? Если уж она сама впала в сон посреди ночи, есть вероятность, что она сама из него и выберется как-нибудь? Она же некромант, знает, как там, по ту сторону все устроено… — не слишком уверенно предположил он и, скривившись, проговорил: — Ну и запах! Куколь, ты не мог бы от меня отодвинуться? Желательно, в другое крыло замка.
— У, ыте. Ак фау ееа, ак а и эал! — слуга развел руками и робко добавил: — А по оэу хоао ает… а ы ак.
— Подумать только, какой исполнительный! — молодой человек фыркнул. — Вторую половину твоего высказывания я не понял, но она мне все равно не нравится. Фрау ему велела. А я тебе велю смыть с себя эту дрянь! Я будто на фабрику зубного порошка переселился!
Фрау Дарэм действительно нашла прекрасный способ отбить у себя «аппетит» по отношению к Куколю, выдав ему флакон мятного масла, острый и резкий запах которого, пускай и не полностью, но все же «перебивал» запах живой крови. Однако, по мнению Герберта, который давно научился переносить присутствие рядом с собой смертных людей безо всяких дополнительных ухищрений и привык почти постоянно пользоваться своим обостренным нюхом, разило от слуги теперь просто невыносимо. Хорошо, хотя бы — не чесноком.
— Почему бы вам обоим не удалиться? — прервал уже начавшуюся было перепалку граф, заставив спорщиков замолчать. — Если желаете, можете обсудить взаимные претензии в любом другом месте, или же, что я почитаю наиболее разумным, найдите себе более осмысленные занятия.
Куколь в ответ тут же покивал, распознав в завуалированном совете хозяина недвусмысленное приказание, а Герберт еще некоторое время беспокойно ерзал на своем месте, бросая на графа тревожные взгляды, которых тот предпочел «не замечать».
— Если ты хочешь что-то сказать, то, будь любезен, скажи, наконец, — после третьего по счету душераздирающего вздоха, донесшегося со стороны сына, не отрывая взгляда от некоей точки на противоположной стене спальни, сказал фон Кролок.
— Не знаю, — юноша соскочил с кровати и присел перед креслом графа на корточки, опершись о его колени бледными ладонями и заглядывая в лицо. — Знаю только, что ты, как обычно, будешь вне себя, но мне чертовски хочется тебя чем-нибудь утешить, представляешь?
— Признаться, даже вообразить себе подобного не могу, — усмехнувшись той воистину детской непосредственности, которая временами все еще была свойственна его статридцатиоднолетнему наследнику, фон Кролок опустил взгляд на юношу и добавил: — Но, если тебе угодно, утешь меня лживым заверением в том, что ты впредь хотя бы потрудишься доставлять трупы своих обескровленных любовников в замок, вместо того, чтобы вынуждать меня под утро срываться неизвестно куда.
— Отец! — голубые глаза юноши возмущенно сверкнули, и он совершенно «по-кролоковски» поджал губы, обиженно выпятив подбородок. Однако, когда ладонь графа скользнула по его волосам, виконт притих, растеряв весь свой запал, ибо моменты столь открытого проявления привязанности в их «семье» были весьма редки, и оттого, пожалуй, особенно ценны.
— Не тревожься, — мягко проговорил граф, пропуская сквозь пальцы золотистые пряди на затылке сына, — тем более, за меня. Так или иначе, я разберусь с этой проблемой, обещаю. А теперь ступай. Мне и вправду нужно подумать.
Молодой человек некоторое время молчал, очевидно, пытаясь потянуть время, как, впрочем, бывало всякий раз, когда старший фон Кролок позволял себе выказать по отношению к собственному наследнику подобную эмоциональную слабость, а затем сказал:
— Только учти, если ты и теперь не будешь держать меня в курсе всех событий, я приму меры!
— Одна мысль о том, каковы они будут, приводит меня в ужас, — хмыкнул граф, и Герберт, скорчив довольно забавную гримасу, которую, должно быть, сам почитал миной весьма устрашающей, шагнул, даже не потрудившись подняться на ноги и оставив под рукой графа одну только пустоту. Высшая степень мастерства. Если виконт в чем-то и сумел превзойти своего приемного отца, а заодно и всех известных ему вампиров, так это в умении ходить сквозь пространство.
Оставшись в одиночестве — тело фрау Дарэм в сложившихся обстоятельствах за компанию считать было бы глупо — Кролок, сложившись в кресле едва ли не вдвое, уперся локтями в собственные колени и пристроил подбородок поверх сцепленных ладоней, задумчиво рассматривая Нази так, словно ее труп способен был натолкнуть его на верные идеи.
Возможно, Герберт был прав, предлагая выждать время, однако граф слишком отвык полагаться на мифическое провидение, отказываясь признать, что в данном случае он утратил контроль над происходящим. И, вместо того, чтобы максимально тщательно продумывать оставшиеся у него варианты, Кролок глупейшим образом тратил свое время, в очередной раз задаваясь вопросом, не совершил ли он роковой ошибки, с губительной самоуверенностью посчитав оправданным решение оставить фрау Дарэм подле себя, и тем самым самостоятельно заложив пороховой заряд под собственное существование.
— Чертова женщина, — вновь пробормотал граф, позволив себе на мгновение прикрыть глаза.
Больше фон Кролока в замке, да и, пожалуй, за его пределами о вампирах не знал никто. За исключением, может быть, самой Дарэм, задать вопрос которой сейчас не представлялось возможным… Уцепившись за мелькнувшую в сознании идею, граф задумчиво прищурился.
Что есть ментальность — функция человеческого мозга, или часть его духа? Сосредоточившись, фон Кролок мысленно потянулся к связи между ним и Нази — всегда крепкая, похожая на толстую витую струну, она все еще была на месте, однако на этот раз казалась истончившейся, зыбкой, уходящей куда-то слишком далеко, чтобы граф мог ощутить расстояние. Там, где, в теории, пребывала сейчас Дарэм, такого понятия, как расстояние, не существовало вовсе.
Переместившись на край постели, фон Кролок для верности взял безвольную руку женщины в свою, дабы создать для своего разума своеобразную точку фокуса, и наугад позвал. Его «голос» тут же рассеялся, канув в пустоту, которая осталась все так же безучастна и молчалива, однако граф, которому терять было особенно нечего, а торопиться — некуда, позвал снова, на этот раз потянув за нить связи, так, что та едва ощутимо завибрировала.