Через минуту я сделал еще один выстрел. Осечка! Ещё осечка, выстрел! Раскалённая гильза упала мне на ногу, оставив ожог. Я лежал и через каждую минуту делал по выстрелу. Частили осечки, стреляные патроны и гильзы летели в сторону. Кончились патроны в магазине, а я оглох окончательно и уже не слышал толком последних сделанных выстрелов.

В кармане куртки остались ещё патроны, но пока я их вытаскивал, большая часть высыпалась в песок. Проклятье! Ползая по дну этой печи для обжига и собирая патроны, я проклинал весь этот безумный мир и эту планету в частности, безоблачный голубой купол неба и кроваво-красный песок.

После выстрела затвор откатило, и он решил для разнообразия не возвращаться на привычное место. Заглянув в открытый патроноприёмник, я увидел, что в нём застряла разорванная гильза. Достав нож, я стал выковыривать лопнувшую оболочку: выяснил заодно, что гильза не медная и не стальная, а сделана из полимера неясного происхождения.

Я всё продолжал безумный салют в честь этого мира. Или на свои похороны, как повезёт. Хотя ствол приходилось перезаряжать вручную после каждого выстрела, патроны закончились очень быстро.

Оставалось надеяться, что люди, если они там есть, обратят внимание на эту стрельбу. Я бы не обратил, надо ли мне лезть в чужие дела? Так пусть же там все будут любопытные и безмозглые! В этот момент я страстно желал именно таких соседей по этой раскалённой сковороде.

Если где и расположен ад для христиан, а чуть менее, чем все они должны быть именно там, то тут, несомненно, самое место для него. Наставить тут котлов и микроволновок и больше перестраивать ничего не придется.

Я снял куртку и прикрылся ей с головой от солнца. Почти все открытые части моего тела покрылись солнечными ожогами. При контакте с мелким и раскаленным красноватым песком становилось ещё больнее. Я старался не шевелиться лишний раз и дышать размереннее, экономя силы. Мучительно долго тянулись жаркие минуты.

Послышалось приближающееся гудение. Я очнулся, с трудом накинул куртку на плечи, слегка привстал. Кружилась и болела голова, мир окончательно потерял чёткость, став размытым. Источник шума замер. Рядом остановилось, что-то вроде автомобиля, но летающего. На подобном корыте по Татуину передвигался Люк Скайокер в четвёртом эпизоде саги.

С него соскочило два чело э-э... гуманоида.

Первым ко мне подошел мужчина, державший в руках наперевес автомат. Он видно был из любопытных, но не из глупых. Твилек, если я не ошибаюсь. Кожа его была синей, вместо волос свисало два толстых отростка, растущих из его головы. Один свободно свисал вдоль спины до пояса, второй был обмотан вокруг шеи, а конец его также опускался назад. На голове его был хитрой формы головной убор с широкими полями. Я всё никак не мог различить черты его лица, в глазах плыло.

Он что-то сказал мне на витиеватом языке, состоявшем на первый взгляд из одних гласных: 'а', 'о' и 'у'.

- Я тебя не понимаю, я не знаю твоего языка, (русск.) - с усилием выдавил я из себя.

Он повторил фразу на языке, похожем на английский, но я его вновь не понял. Затем, не выпуская автомата из рук, он указал на пистолет.

Я медленно, без резких движений, взял его в руки, указывая дульным срезом в землю, затем вытащил магазин, показал его ему и отбросил в сторону. Затем открыл затвор и протянул пистолет рукоятью вперед.

Пока он что-то эмоционально выражал на своем языке, вертя мой пистолет в руках, я сложил пальцы 'пистолетиком' и указал ими в небо, изобразив, что стреляю. Он кивнул в знак понимания.

Как же меня достал этот языковой барьер! Причем роль Пятницы исполняю я, а не он. Во всяком случае, этот твилек не собирается пока ещё раз взрывать мою голову.

Я показал жестом, что хочу пить.

Он кивнул мне и отошёл к 'автомобилю'. Через некоторое время он подошёл вместе с водителем. Им оказалась девушка его же вида и тоже с синей кожей; родственница? На поясе у неё висел пистолет и меч. Длинный такой меч, не световой. Это неправильные звездные войны! Она подала мне прозрачную бутылку с водой.

- Спасибо, (русск.) - почти одними губами сказал я.

Два литра воды! Я бы убил сейчас за них кого угодно. Медленно, маленькими глотками я начал пить. Я буду жить, да! Если, конечно, эти твилеки не работорговцы, с моей удачей-то станется.

Девушка подсела ближе ко мне, затем приложила руку к моей голове. Затем быстро заговорила со спутником. Они что-то эмоционально обсуждали, но довольно скоро договорились.

Мужчина помог мне забраться на заднее сидение 'автомобиля', мы тронулись. Перед глазами плыло всё сильнее. Я позволил себе потерять сознание.

2. Перемены

Astra inclinant, non necessitant. Звезды склоняют, а не принуждают.

Audi, vide, sile. Слушай, смотри, молчи.

Музыкальное сопровождение:

No Судный День - I.N.R.I. (Igne Natura Renovatur Integra)

No A Forest of Stars - Raven's Eye View

Неужели я проснулся? Но отчего вокруг так темно: всё ещё бродят тени, лишённые своих хозяев, и чувствуются настороженные взгляды? Я слегка разогнал тьму мысленным усилием, но мой сон плохо подчинялся мне, своевольно ставя меня в неудобное положение.

Туман рассеялся - миг, и я стою посреди масштабного зала, огромного, как цех Атоммаша. Меня окружает полукругом дюжина высоких кресел необычной, как будто бы анатомической формы, и в то же время они одновременно угловаты, чрезмерно массивны. Хотя, возможно, это не кресла огромны, а я невелик на их фоне. Сидящих в них мне разглядеть не удаётся. Но могу ощутить заинтересованные взгляды, направленные на меня. Прямые и нет. Словно бы смотрящие не на меня, но в моём направлении. Сквозь и рядом. Нечто тяжёлое давит на мысли, становится тяжело связывать предыдущую секунду с последующей. Мышление вязнет, стопорится.

Наступает необычное спокойствие, единение с чем-то большим. Я, какой уже я? Это странное чувство, когда ассоциируешь себя с чем-то больше... это верно?.. решительно нет!

Меня обжигает нечто злобное, но я, чувствуя, насколько этот гнев справедлив, устремляю его на невидимых мне лиц, что пытались смешать меня с грязью, перемешать с однородной биомассой всего мира. Я кричу: 'Я не все! Не вся жизнь! Только лишь малая песчинка, сосуд, бесполезно залитый потребностями и желаниями. Не они мои, а я их. Я не прикладывал руки к их созданию и не собираюсь, перемешавшись с всеобщими стремлениями и желаниями, отождествлять себя со всем миром! Я не в их власти! У вас нет надо мной власти!'

И я падаю. Проваливаюсь вниз в невообразимом падении, в хаосе окружающих лиц и искажённых картин, настолько странных и быстро сменяющихся, что я не в состоянии их рассмотреть. И это начинает сводить меня с ума.

Внезапно нахлынул мой вечный враг - страх смерти. Картины гибели, распада и разрушения. Тщеты и бесплодия пустого нарциссизма. Нет! Что же, если тщетна одна жизнь, то почему не тщетно её повторение в потомках? Что толку видеть своё продолжение в этой мешанине лиц и тел. Эй, едва ли у вас - кем бы вы ни были - на месте логика! Неужели из-за этого я должен войти в этот кругооборот вечно поедающего себя змея?

Я опять чувствую жар, разливающийся по телу. Обречённость усиливается до предела: вижу, как уничтожаются народы, как без, казалось, видимых причин вымирают целые разумные виды, ничего после себя не оставив, уничтожаются библиотеки и люди с бесценными знаниями, как истлевают картины и забываются боги, как сгорают цивилизации под ударом астероидов и чудовищного по мощности оружия. И из-за глупости.

Да, погибнет всё. И я, и вы. Всё рухнет в пыль. И с гибелью моей и последнего родившегося в сей миг человека исчезнет тот мир, в котором я существовал. Нет смысла в продолжении - это будет уже другой мир. Не важно, что ты для него делал. Я видел! Всё конечно: и ваш Орден, тех, кто скрывается от моего взгляда, хотя и недостаточно хорошо, и весь этот мир тоже ничто. Сказанное ясно, как день. Мне. Но становится легче.