- К сожалению, я не знаю вашего языка, - пока я говорил, я старался как можно ярче представлять то, о чем вел речь. - Заснув в одном месте, бесконечно далеком отсюда, я совершил путешествие по шахматным клеткам и проснулся в одном из саркофагов, причем разделив соседство с захороненным в нем воином.

Он слушал внимательно, лицо его абсолютно ничего не выражало: казалось, он разворачивает меня и читает подобно свитку.

- "Шахтмат"? - переспросил он требовательно.

Яснее представив то, как передвигался с клетки на клетку, я заговорил:

- Я путешествовал по шахматным клеткам среди звезд, по чёрным и белым полям, белым и чёрным, подобным тем, что у меня за спиной. - Медленно развернувшись я указал на бесконечные поля клеток, изображенных на стене, за спиной сита, восседавшего в кресле. - Вот таких.

Лицо его впервые изменило выражение с того самого момента, как я его увидел.

Он начал быстро мне что-то говорить на своем, затем резко остановился, сказав буквально пару слов, он решительно зашагал ко мне. Я вздрогнул от неожиданности. Не имея никакого представления о его намерениях, мне его движения казались угрожающими, однако я осознавал, что сейчас от меня мало чего зависит. Опять.

Приблизившись настолько близко, что я мог рассмотреть прожилки в его радужке, он отбросил в сторону шлем, который растворился, рассеялся в воздухе подобно клочьям черного тумана. Возвышаясь надо мной более, чем на голову, он опустил на мою голову левую ладонь в перчатке, правой же он развернул мой подбородок к себе и сказал пару слов. Я понял его без слов: 'смотри в глаза' - вот то, что он от меня хотел. Я не стал с ним пререкаться и заглянул в черные провалы - окружённые ярко желтой радужкой зрачки сита.

Голова взорвалась болью, будто бы в виски мне начали забивать гвозди. Мысли спутались, в глазах стоял ослепительный свет, с безумной скоростью в голове мелькали образы, смысл которых я не успевал уловить. Я не могу сказать, насколько долго это продолжалось, но в тот момент, когда он отпустил меня, я обессилено рухнул на пол, меч с грохотом откатился в сторону. Каждый звук отдавался болью.

Схватившись за голову я застонал - боль не отпускала, во рту было сухо, носом пошла кровь. С учётом рассеченного лба, уже пол лица заливала кровь.

- Теперь ты понимаешь меня? - спросил он.

- Да, - прохрипел я в ответ. Слово пришло само, словно я всегда знал его.

- К сожалению, так нельзя научить ничему в действительности новому, - продолжил он. - Ты не узнал ни одного непознанного тобой раньше смысла или образа. Просто теперь ты знаешь то, как звучат известные тебе смыслы на ситском языке. Не более, но и не менее.

- Я понял. - Понял я и то, что с произношением он тоже ничего не сделал. Слова легко приходили на ум, но с трудом становились звуками.

- Попытайся я внедрить в твой разум нечто тебе неведомое, чуждое, неосознанное тобой - ты бы сошел с ума. Твоя личность, если о ней можно говорить, как о чем-то существенном, была бы разрушена, - заметил он с сожалением. - Более того, это, скорее всего, просто убило бы тебя, хотя ты и так был близок к смерти.

Я молчал, ожидая, что он продолжит. Дотянувшись до меча, я вновь взял его в руки. Рука дрожала, дрожали, словно лихорадочные, и тысячи теней, отбрасываемых предметами в неверном алом свете.

- Но так бы любой слабак приобретал бы энциклопедические знания. Смысл ученичества был бы потерян. Знания должны принадлежать только достойным. За всё должно быть заплачено, - продолжал он наставлять меня, видимо ему нравилось этим заниматься, или сказывался недостаток общения. - За свои ты заплатил всего лишь болью, невеликая цена.

- И что дальше?

- Ты спрашиваешь меня? Тот, кто использует меч, как рычаг и источник света? - его, похоже, возмутил мой вопрос.

Он знал! И более того он издевался надо мной.

- Я хочу выбраться отсюда, - сформулировал я свое желание.

- Разумно, это место для мертвых, но не для живых. - процитировал он меня. Затем добавил: - Я провожу тебя до выхода.

Я обрадовался столь щедрому предложению призрака. Хотя его предложение могло иметь и подвох; я не имел никакого представления, что ждёт меня на выходе из гробницы. Он же в свою очередь всё также неторопливо развернулся и степенно пошел по коридору. Я заковылял следом, громыхая бронесапогами по каменному полу гробницы.

- Ты сейчас думаешь о том, зачем я тебе помогаю. Не отвечай, в этом нет необходимости, - всё также без выражения, не оборачиваясь, сказал он. - В этом нет секрета или великой тайны. Я хотел поговорить с тобой, но сейчас с тобой говорить не о чем. Когда ты решишь, что тебе есть, что спросить и есть, что сказать, ты всегда сможешь вернуться. Но сначала ты должен уйти.

Мы дошли до конца коридора, в котором располагались, судя по всему, самые древние захоронения. Он остановился и сделал небрежный жест рукой. Внушительная каменная плита, преграждавшая выход из склепа, медленно с неожиданно тихим шорохом отъехала в сторону. Он также отошёл в сторону, освобождая путь наружу. Через открывшийся проём пробивался свет с поверхности - теперь мрак усыпальницы разгонял не только горящий клинок. Только сейчас я заметил, что фигура призрака пропускала свет.

Я, подойдя поближе, отключил меч и протянул ему рукоять обеими руками. Он молча взял его также двумя руками и повесил его себе на пояс. Затем он посмотрел мне на сапоги. Тут-то я и заметил, что сапог на нём не было, а нескольких зубов недоставало. Я сглотнул.

- Сапоги мне ещё нужны, - тихо и как-то неубедительно сказал я.

- Значит рычаг и факел тебе уже не нужны, - весело заметил он. Сит впервые расхохотался.

- Мне нужна одежда... - '...и твой мотоцикл' - чуть не добавил я. У меня уже не было сил препираться, а голова всё ещё безумно раскалывалась. Как от удара молотком. - Ботинки в том числе.

Он закончил хохотать, замечу: в конкурсе на самый злодейский смех ему грозило явно не последнее место. Я уже было собрался пожалеть о своей наглости, когда он вновь удивил меня.

- Там, почти перед самым выходом, сможешь одолжить у одного неудачника, - слово 'одолжить' он странно выделил.

- Идёт. - Я снял и отдал ему обувь.

- Да пребудет с тобой воля. Всегда. - напутствовал он меня.

Я остолбенело смотрел в спину удаляющейся во тьму фигуре. Границы фигуры размывались, растворяясь во мраке усыпальницы до тех пор, пока он и вовсе не исчез из виду.

Я пошёл, касаясь босыми пятками шершавого и прохладного камня. Ветер заносил воздух с поверхности. Там, в отличие от древней гробницы, было жарко. Очень жарко.

Идя в полумраке по коротенькому коридору, ведущему на поверхность, я запнулся об неудачника, о котором говорил 'Йорик'. Теперь из-за него у меня была еще и зудящая ссадина на колене, будь прокляты его гнилые кости!

Сюда проникало достаточно света, чтобы изучить его останки. От него остался один скелет, однако остатки кожи всё ещё обтягивали его уродливый яйцеподобный череп. Взгляд мой задержался на уставившихся в никуда тёмных, удивительно круглых, провалах глазниц. Ниже глазниц носа или впадины под него не было вовсе. Он пролежал тут намного меньше, чем мой знакомый призрак, и не истлел окончательно. В затылке зияла неровная дыра, около него валялся внушительный вороненый пистолет. Его судьба была очевидна - он свёл с помощью пушки счеты с жизнью. Был он тут замурован и умирал от жажды, или его довели до безумия здешние потусторонние обитатели - было неясно.

При жизни он носил куртку, штаны и хитро зашнурованные тяжёлые ботинки. Рядом было разбросанно немало предметов, о назначении некоторых можно было только догадываться. Сохранность одежды поражала. Впрочем, как утверждают экологи, изделия из пластмасс разлагаются столетиями. Хоть какая-то польза от этого факта.