- Я решил, что и для первого, и, особенно, для второго мне не помешают деньги.

- И где мы возьмём очень точные характеристики корабля? - спросил капитан.

- Что в них входит? - поинтересовалась Нейла.

- Масса, габариты, центр тяжести, моменты инерции в различных сечениях, место расположения гиперпривода, скорость и место входа в гипер, траектория маршрута в гипере. Материалы, из которых изготовлен корабль. Характер груза. Половина есть в открытых источниках, а остальное можно подсмотреть при его отправке с Корусанта. Если нет возможности предсказать пункты входа-выхода промежуточных прыжков, разумеется.

- Решено, мы отправляемся на Корусант. Но не отсвечиваем там, - сделал заключение Травер.

Возражений не последовало.

- Нет ничего более вдохновляющего, чем возить контрабанду в Республике. Особенно в её демократических субъектах, - наставительно сказал Травер. - Я ощущаю себя почти мессией, приносящим истину тёмным и неразумным.

- Почему именно в Республике? - заинтересовался я. Не то чтобы вообще существуют вещи справедливые или нет, но космос предполагает наличие некоторых правил. И в космическом смысле я считал это занятие вполне справедливым.

- Там, где я родился - на Рилоте, не дело черни определять, как должна быть устроена городская управа и чьим благородным задам восседать в Совете Пятерых. Так её и об остальном не спрашивают. Тут же, в Республике, каждый 'личность со своим мнением'. Демократия типа, - гнусаво захихикал Травер. - У нас же каждый город целиком принадлежит аристократии, начиная от грязного помойного корыта и заканчивая самыми благоуханными садами и складами, полными товаров. Тоже принадлежащими догадайся кому. Кроме храмов, разумеется - они вотчина самодовольных жрецов.

- И?

- Те, кто владеют всем, устанавливают правила. Это не очевидно ли? - всплеснул руками капитан.

- Вполне, - кивнул я. - Тот, кто владеет капиталом, имеет возможность для эксплуатации тех, у кого его нет, то есть для присвоения продуктов чужого труда. Так идёт классовая борьба, обусловленная наличием собственности. И если некоторые думают, что её нет, это не значит, что тебя не поставил на колени правящий класс, - озвучил я прописные 'истины' марксизма. От общей ветхости теории и дискредитировавшего себя историзма они ещё не перестали быть таковыми. Хотя мне и претило всяческое обобщение людей в некие группы, как таковое, но дедушка Ленин был кем угодно, но не идиотом.

- Логично. Вот у меня есть звездолет. А у тебя его нет. И чья доля больше? - довольно подмигнул капитан. - А кто-то и вовсе будет оплачивать наши услуги. У него же, бедняги, своего корабля и вовсе нет. И, скорее всего, никогда не будет. Собственность, она такая. Диктует своё.

- А тут бывают места, где её нет? - спросил я капитана.

- Общественное владение имуществом, - прищурился злорадно твилек. - Ага, встречается. Видел своими глазами. Не у людей.

- Пока есть субъективное превознесение именно своих потомков среди прочих детей, пока наши гены хотят продолжить именно себя, выиграть конкуренцию в этой итеративной гонке, мы будем собирать имущество и оставлять его именно им. И считать это справедливым. Накопление имущества ради себя - обман нашего разума инстинктами продолжения рода. Мёртвым всё это не нужно. А мы все без пяти минут мертвецы. Ты думаешь, что это нужно тебе, а это просто неосознанное следование пункту программы по созданию привилегированных условий своим потомкам. Почти как и всё, чем мы занимаемся, - усмехнулся я.

- Как будто в этом есть что-то плохое, - буркнул капитан.

- Как будто в этом есть что-то хорошее, - не согласился я. - Но, не выкорчевав инстинкты, неравенство не победить. То есть вообще невозможно. Ибо они закрепляются естественным отбором.

- Вернемся к нашей замечательной Республике, - сказал слегка недовольно капитан. -

В ней живут феерические долбоёбы. Здесь одновременно дают людям понять, что они сами могут выбирать себе правителей, но не дают им возможности самим определять, кому и какие налоги платить. Подумать только - голосовать можно, но не кредитом. А ведь только это и имеет смысл.

- Интересная мысль. Голосовать кредитом... - сказал я. Капитан в очередной раз меня удивил. Хотя я не считал это глупым, поскольку искусный обман требует талантов больших, нежели принуждение к исполнению законов силой. - Ты так оправдываешь уклонение от налогов...

- И контрабанду. Если у человека есть 'священное' право выбирать, то нет ли у него и права выбирать, кому и за что отдавать свои деньги?

- Но нет ли таких прав у жителей тех мест, где ни о какой демократии не слышали?

- Каких-каких прав? Ты вообще о чём, - выгнул бровь Травер. Его и без того уродливое лицо исказилось ещё сильнее.

- Действительно, - рассмеялся я. - Их же не существует.

- Но эти удивительные республиканцы говорят, что есть. Откуда следует, что...

- Если они есть, то почему бы их и не расширить? - ухмыльнулся я.

- Бинго! - хлопнул рукой о штанину Травер. - Но система по выколачиванию денег из населения дозволяет своим налогоплательщикам ровно столько возможностей, чтобы они ничего не могли изменить в свою пользу. И кто приходит им на помощь? Правильно - я!

Он, казалось, был захвачен неким чувством вовлечённости во что-то важное - сейчас, как никогда ранее он был искренен. Через призму Силы было понятно - капитан относился к своему занятию не просто как к форме бизнеса, а как к религиозному служению. Скучных и практичных наёмников это, должно быть, отпугивало, но мне нравилось находиться рядом с неординарными личностями. Да и сам он, судя по всему, находил коллекционирование таких членов экипажа вдохновляющим занятием. Наши судьбы удачно пересеклись. Если и существует такая вещь, как удача.

Я восхищался и логикой Травера. Слегка шизофреничной, но, как это в таких случаях и бывает, неопровержимой. Безумцы способны совершать совершенно неожиданные обобщения и выводы, имея зачастую невероятно стройную логику в своих размышлениях, построенных при этом на первичном абсурде. С каждым новым шагом по лестнице абстракции всё дальше удаляясь от тверди реальных явлений.

Но я, как никто, знаю, что всякое первичное предположение, касающееся места человека в мире и обществе, всегда абсурдно. Нет ни смысла, ни цели. Никаких обязательств. А финал всегда один. Но, совершая абсурдные вещи, я хотя бы даю себе отчет в этом. И капитан, воспринимая реальность такой, какая есть, тем не менее, находил свободную торговлю в Республике забавным феноменом, позволяющим насмехаться над двоемыслием большинства её граждан. Даже если они и не замечают его сами.

Действительно, если человека признать достаточно разумным, чтобы влиять на устройство и руководство государства и, более того, признать возможности большинства людей в этом вопросе равными, не говорит ли это ещё кое о чём важном? О том, что человек тогда достаточно разумен, чтобы определять, куда тратить его налоги, участвовать лично ему или нет в войнах и других глупых авантюрах. Ведь демократия предполагает, будто бы каждый достаточно компетентен, чтобы делать разумный выбор самостоятельно. Но, отказывая человеку в распоряжении самим собой в полной мере, следует признать и то, что принимать участие в управлении целой страны он не в состоянии. И наоборот.

Я и сам отметаю любые вещи, даже кажущиеся верными сами по себе, если встречается хотя бы одно их опровержение. Один чёрный лебедь обессмысливает тысячи увиденных до того или после белых. Нельзя после такого убедить меня, к примеру, использовать моральные критерии для оценки событий. Оценки чего угодно. Сам факт того, что они подвержены изменениям и субъективны, уже обессмысливает их. Навсегда. Невозможно проводить анализ и получить один непротиворечивый результат, положив в основание своевольную переменную. Место остается только разуму и рациональным выводам.

Пусть это по-детски радикально или по-юношески максималистично, но всякого рода компромиссы это, как минимум, скучно. Проводить и так бессмысленную жизнь ещё и без огонька - какой-то унылый идиотизм. В самом медицинском смысле слова.